– Верно. – Глаза Дакота все еще лихорадочно сверкали. – В следующий раз не забудь добавить удар сюда. – Он указал на свои брюки у паховой области. – Чтобы кое-кому было вдвойне «приятно».
Со стороны улицы послышалось шуршание.
– Вы чего это тут прохлаждаетесь? – Руара удивленно оглядела всклокоченную меня и растрепанного Дакота. – Ссоритесь?
– Уже нет. – Я огладила платье.
– О, хорошо. – Женщина с подозрением уставилась на юношу, видимо, раздумывая устроить ли ему нагоняй или отпустить с миром. – Матильду не видели?
– Нет.
– Ох лентяйка! Опять сбежала повилять перед кем-то хвостиком. – Руара тряхнула корзину, которую держала в руках. Разноцветные куски душистого мыла беспокойно подпрыгнули и вновь рухнули на плетеное дно. – Выпорю, ей-богу!
Бурча под нос ругательства, Руара поспешила к входу в лавку.
Я подошла к угрюмо молчащему Дакоту и накрыла ладонью место удара.
– Никогда. – Заглянув под пепельно-русую челку, я серьезно нахмурилась. – Я никогда не подвергну тебя этой унизительной боли. Не играй роль злодея. Ты слишком хорош для этого.
Дакот лишь безмолвно смотрел в ответ.
– Эксель! – донесся до нас голос Руары.
Вместе с нами в лавку ворвалась мрачная атмосфера.
– Ух, паршивцы, отрицательная энергетика, фу, фу, фу! – Руара замахала на нас веником. – Что за лица? Хотите, чтобы все клиенты разбежались? У нас их что – куры не клюют?
– Извини. – Я, виновато понурившись, встала у стойки и, не зная чем занять руки, ухватилась за миниатюрную корзинку с сухими цветами.
– Ты, – Руара ткнула пальцем в Дакота, – бери мешочки с сахарным песком и расставляй у дальней стены. Шустрее, шустрее! – Дождавшись, пока юноша скроется за полками, хозяйка лавки нагнулась к стойке, подметая ее краями накинутого на плечи платка, и взглянула на меня исподлобья. – Что стряслось? – Говорила вполголоса, опасаясь, что Дакот может услыхать. – У него же на лице ни кровиночки. Чувствую, сердится. И это наш добродушный мальчишка! Его ж не рассердить, как ни старайся. А тут – Святые Первосоздатели! – злющий, как чертенок. Ты, деточка, постаралась? Мастерство.
– Не горжусь этим, – буркнула я, растирая между пальцами сухой лепесток. Кусочки сыпались на стойку желтовато-серым ливнем.
– Ваше, конечно, дело. Но ссоры до добра не доводят. – Руара покачала головой и, видимо, решив, что уроков воспитания на сегодня достаточно, вернулась к излюбленному руководительскому тону. – Работа не ждет. А звенящие серебряные и золотые хрипы с неба не сыплются. Ах да, Эксель, – женщина нырнула под стойку, и через две секунды на деревянную поверхность шлепнулся полупрозрачный мешочек с набором трав. – Твоя смесь для чая многим пришлась по вкусу. Успокаивает – люди подтверждают. Желают добавки, поэтому выше нос и скрути-ка еще пару десятков таких мешочков!
– Неожиданно. – Перышки радости защекотали внутренности живота. – И представить не могла, что именно этот набор трав станет популярным.
– А я могла. – Руара с притворной суровостью погрозила мне пальцем. – Не отлынивать. Шустрее, шустрее.
– Схожу за травами.
Успех на миг перекрыл гложущее чувство вины, и в самом что ни на есть приподнятом настроении я зашагала по коридору, расположенному за дверью позади стойки. Хозяева экономили светоч-камни, поэтому в коридоре господствовал абсолютный мрак. Ориентируясь по собственной памяти, я нащупала слева дверную ручку и, держась за нее ради равновесия, толкнула дверь плечом.
Необходимость задержки дыхания отпала сама собой. Небольшое помещение, которое я легко могла пересечь за пять шагов, а до стен дотянуться, просто разведя руки в стороны, встретило меня прохладной свежестью. Дакот успел проветрить помещение, но так и не сумел избежать губительных паров моих эликсиров. Я бросила быстрый взгляд на маленький столик у стены, а затем на пол. Ни одного осколка. Прибрал за собой.
Зубы потянулись куснуть внутреннюю сторону щеки. Выходит, самая плохая здесь я.
Возвращение в коридор сопровождалось бурными мысленными поисками оправдания себя любимой. Тщетно. Один из основополагающих уроков отца звучал как «никогда не смей жалеть себя». Однозначно, Эксель Сильва нынче главный разбойник.
Легонько стукнувшись лбом о дверь основного подсобного помещения, где хозяева держали все свои запасы, я шагнула прямо в дневное сияние. Благодаря большому застекленному окну в потолке трата светоч-камней на эту пристройку была упоительно минимальной.
– Надо же. – Мои брови поползли вверх от представшей передо мной сцены.
Около ближайшей деревянной балки, удерживающей потолок, стояла огромная бочка. Хотя любой бы на моем месте, скорее, обратил внимание на полногрудую деву, оседлавшую бочку, будто золотой трон.
Роскошные локоны Матильды ныне были заплетены в скромную, но не менее роскошную косу, ниспадающую по плечу и теряющуюся в складках юбки платья, которая, к слову, обнаружилась намного выше установленных границ приличия – где-то у талии. Острые оголенные коленки белели в лучах солнца и находились в весьма печальном отдалении друг от друга. Между разведенных ног местной искусительницы расположилась чья-то курчавая голова. Спустившись чуть ниже и проигнорировав не очень уж интересную спину, задрапированную атласным жилетом, взгляд натыкался на приспущенные брюки, щедро одарившие неожиданного зрителя в лице меня образом молочно-белых ягодиц – гладеньких блестящих, словно наливные яблочки.
Я старательно хлопнула дверью и неспешно двинулась к букетикам трав, висевших на веревке у боковой стены. Судя по всему, мой визит был преждевременным – процесс, так сказать, только начался.
– Ты не вовремя, неженка, – пропела Матильда, недовольно морща носик.
– Вижу.
– О Святые Первосоздатели, ох, нет, – запричитал обладатель наливных ягодиц, стараясь спешно натянуть брюки.
Любопытствуя, я всмотрелась в его лицо, то и дело в страхе поворачивающееся в мою сторону, и вмиг узнала Рональда – сына учителя из соседнего селения. Ему восемнадцать исполнилось буквально на днях. И, конечно же, Матильда тут же заловила мальчонку в свои сладкие сети.
– Не отвлекайся, – мурлыкнула Матильда, сжимая колени и накрепко удерживая голову юноши у себя между ног.
– Но здесь Эксель, – проблеял бедняга, роняя брюки и дергаясь, как бабочка в паутине, в попытке освободиться от захвата.
– Не обращай внимания на эту холодную господскую дурнушку. – Матильда сильнее сдавила Рональду голову и засмеялась звонким колокольчиком.
– Но… но… но…
– Не придуши мальчонку, Матильда. – Я сняла с веревки пару букетиков.
– Мальчонку? Он уже совершеннолетний мужчина. Да, душечка? – Девушка наклонилась и вцепилась ногтями в курчавую голову невезучего героя-любовника. Тот издал неясный возглас. – А ты, Эксель, говоришь, как старая дева. Мальчонка, мальчонка, мальчонка! Тебе ж самой только девятнадцать, а ведешь себя, как церковная старуха!
Обижаться на Матильду – пустая трата времени. Рассказывать ей о том, что ты на нее обижен – двойная потеря времени. Это вечно веселое создание – королева своего собственного мирка, а остальные – всего лишь слуги.
– В любом случае не задуши его своей страстью. – Я понюхала букетик, удостоверяясь, что выбрала верный набор. – Смерть между девичьих бедер – довольно изысканный способ покинуть бренный мир, но, к сожалению, не столь героический для мужчины.
Матильда фыркнула и раздвинула колени, отпуская Рональда. Юноша оперся руками о пол и, еле дыша, отполз от жестокой пассии.
– Жалкое зрелище. – Матильда положила ногу на ногу и оправила платье.
Дождавшись, пока сконфуженный Рональд натянет ни в какую не желающие удерживаться на бедрах брюки и выскочит, наконец, за дверь, я бесстрастно сообщила:
– Руара тебя повсюду ищет. Злится.
– Кого волнует? – Матильда лениво осмотрела свои ногти и, заметив под ними грязь, принялась с остервенеем выковыривать ее.
– Тебе следует ответственнее относиться к своим обязанностям.
