прекратила с ним общаться. Он предложил, а я хотела семью, хотела детей, и мне было с ним очень тепло, поэтому согласилась. Он сгорел за сутки, мы даже не поняли, что это было. Началось все как обычная простуда, и если бы мы вызвали мага, а не простого врача… кто же знал. Затем уже выяснилось, что он по просьбе полиции проверял конфискованные артефакты и схватил проклятие.
– И ты решила вернуться в Эринетту?
– Я вернулась в клан, потому что беременность протекала нелегко. Отец вроде как успокоился, но, когда Морне исполнилось полгода, снова заговорил о том, что нашел мне мужа, который сможет за мной присматривать, и что через неделю знакомство. Мне удалось сбежать, накопления были, посол дал мне рекомендацию, и я поступила на работу в управление. Было очень тяжело. – Она вздохнула и потянулась к кувшину. – Ты сам видишь, какая Морна активная. Но она сейчас хоть что-то соображает, а тогда постоянно требовала внимания. Я постепенно приучила ее к тому, что маму во время работы трогать нельзя, но все равно приходилось подспудно наблюдать за ней, кормить, переодевать… Плюс постоянно присутствовало чувство вины, что ребенку надо гулять, а гуляли мы только утром по дороге на работу и вечером, когда шли обратно.
– Почему ты не наняла няню? – недоуменно спросил Гроул.
– Я боялась, что отец выкрадет Морну и тем самым заставит меня вернуться в клан. – Она вздохнула. – Завтра после церемонии надо будет садиться на поезд и ехать за ней. Но теперь он меня не сможет заставить остаться. Понимаешь, он хороший, правда. Да, в клане жесткая иерархия и все знают свое место, но отец не жесток и не самодур. Однако в отношении меня он словно с ума сходит.
– Он, наверное, очень тебя любит, – пробормотал Гейб. – И боится, что без его защиты и опеки тебя кто-то обидит, ты в чём-то ошибёшься.
– Может быть… Меня все любили – и он, и мама. И братья с сестрами. Я всегда росла в любви, – улыбнулась Вилли и тут же посерьезнела. – Теперь ты, Гейб. Как мне кажется, я слишком многого о тебе не знаю. Расскажи мне. Почему на самом деле ты не хотел детей?
Он тяжело вздохнул.
– Ты ведь знаешь, что мы перенимаем черты характера своих родителей? – начал он. – Ты – дочь вожака, и ты смелая, сильная, лидер по натуре. А я… – Он помолчал и решился, тяжело роняя слова: – Я боялся, что буду так же жесток к детям, как человек, к которому я оказался привязан.
– Я думала, ты вырос в сиротском доме, – проговорила она медленно.
– Нет. – Он покачал головой. – Я попал туда только в тринадцать, когда слетела привязка. А до этого я все тринадцать лет зависел от человека, который не испытывал ко мне никаких добрых чувств. Ты же знаешь, что взаимная привязка происходит только между оборотнями? А если ребенок-оборотень, а взрослый, к которому он привязался, другой расы, то никакой потребности заботиться и оберегать в нем не возникает? Этого человека звали Гас Грин, и он был владельцем цирка на колесах. Он нашел меня на окраине оркского поселения в степи, где давал представление, и, к моему несчастью, я впервые открыл глаза именно у него на руках. Я не знаю, каким образом я появился там. Я ездил потом к тому поселению, выяснял, в этих краях никогда не бывало оборотней и никаких слухов о щенке оборотней не ходило. Я не знаю, кем были мои родители и кто мои родственники, Вилли, хотя объездил, когда подрос, все кланы Эринетты, посылал запрос в Весницу. Я надеялся, что пусть мои родители мертвы – а иначе я бы не привязался к тому, кто меня нашел, – то хотя бы родных найду. Но, похоже, у меня никого нет. Так моим «отцом» стал циркач.
– И ты, – в ужасе осознала Вилли, – фактически оказался…
– В рабстве, можно сказать. – Гроул снова отпил из кружки. – Я не мог прожить без него и часа. С голода не умер только потому, что у него в цирке была кормящая собака, и она приняла меня. Он путешествовал с женой, другими артистами и кучей своих детей. Я пытался играть с ними, но они меня не принимали, смеялись и кричали, чтобы я шел к животным, где мне самое место. А когда Грин понял, что ему стоит что-то мне сказать и я не могу не выполнить, что я ловлю каждое слово… он стал с двух лет ставить со мной цирковые номера. Назвал это «Бесстрашный волчонок Гроул». Я прыгал щенком через горящие обручи, умирал от страха, плакал, но прыгал, потому что он приказывал. Я выходил на арену с тигром и убегал от него. Прыгал меж ног слонихи. Летал с акробатами и каждый раз надеялся, что упаду и умру. Сколько раз я резался, обжигался, получал сотрясение – даже вспомнить не могу. Но на представления с «бесстрашным волчонком» зрители ходили с охотой, я стал золотой жилой для Грина.
Вилли смотрела с ужасом, в глазах стояли слезы. Воображение рисовало, как тяжело было расти маленькому оборотню, всем существом привязанному к приёмному отцу, без ласки, внимания. Ведь тот, кто запечатлевал щенка, становился для него центром мира, солнцем, источником тепла, дыханием жизни. Немудрено, что Гейб ожесточился. Нельзя отдать то, чего не имеешь, а Гроулу никто не показал, что такое любовь, родительская самоотверженность и нежность. У оборотницы всё сжималось внутри, когда она представляла, что на месте Гейба могла оказаться Морна или Ринор.
– Там был только один добрый человек, клоун Виф, который научил меня вырезать из дерева, работать столярными инструментами. Но он был очень старенький и умер, когда мне было десять. Сама понимаешь, как только у меня началось половое созревание и привязка разорвалась, я сбежал в тот же день. Долго бродяжничал, пытался прибиться к разным кланам, но меня отовсюду гнали. Как беспланового. В Весницу я даже не стал соваться – там к бесклановым отношение еще суровее, чем в Эринетте. Затем меня в столице поймали стражники и отправили в сиротский дом. Оттуда я сразу поступил в полицейские кадеты, и вот я здесь. А фамилией взял себе ту же, «Гроул», потому что я не знаю, кто я и откуда. Да, и я, уже выйдя на полицейскую службу, нашел Грина и сделал так, что он никогда больше не будет измываться над слабыми.
– Ты его покалечил? – с одобрением поинтересовалась Вилли.
– Нет, собрал доказательства мошенничества, жестокого обращения с животными и эксплуатации детей
