Я почувствовала, как мою ногу что-то кольнуло, и рывком отстранилась. В руке Кэри Хейла был шприц. Я завизжала:
— Что это? Что ты сделал?!
— Это поможет тебе не чувствовать боли, Энджел.
Мое тело онемело. Кэри Хейл положил шприц на тумбочку, а затем приобнял меня, и положил на постель, на подушки. Я не могла понять, двигаются ли мои ноги или руки. Я просто не могла дать им команду, словно забыв, как это. Я была обездвижена.
— Теперь тебе не будет больно.
— Я больше не боюсь тебя, — сказала я. К моему ужасу, то лекарство, что он вколол мне не заблокировало слезоточивые железы. Мое тело стало ватным, я повернула голову на бок, чтобы не видеть лица Кэри Хейла. Извиняющегося лица. Он казалось, был огорчен происходящим.
— Тебе не зачем жить, Энджел, — произнес он, и я глянула на него. Почему он сейчас чувствует себя виноватым? У психопатов отсутствует чувство вины.
— Ты прав, мне больше не зачем жить, — я согласилась, мое тело не принадлежало мне. — Я всегда старалась быть примерной дочерью, чтобы родители гордились мною. Уроки, факультативы, высший бал на экзаменах, стипендия в университет. Теперь они… мне больше не нужно стараться быть такой.
Я видела, что глаза Кэри Хейла блестят. Чего он добивается этим? Хочет, чтобы я пожалела его? В некоторой степени я чувствую жалость, ведь он болен, и в то же время я чувствую презрение к нему — этому парню хватило наглости чтобы притворяться хорошим парнем в течении двух месяцев. Я ненавижу его.
— Что ты мне вколол? — это лекарство сделало меня в большей степени равнодушной.
— Яд, — ответил он, поднимая глаза к потолку, словно там могли обнаружиться звезды, и судорожно вздыхая. Он что, боится, что заплачет?
— Я умираю?
— Нет.
Хорошие новости. Плохие новости — это ненадолго.
Я зажмурилась, пытаясь припомнить все счастливые моменты в своей жизни… но их оказалось не так уж много, чтобы вспоминать. Я так никогда и не увидела водопада. Я ни разу не прокатилась на чертовом колесе. Я никогда не ела осьминога, которого готовила тетя Энн…
…Я не сказала своим родителям, что люблю их… я даже не смогла поговорить с Алексом в последний раз… я сказала Дженни, что я буду свидетельницей на ее свадьбе, и закидаю ее рисом, с головы до ног…
— Даже не думай, что я стану просить тебя не делать мне больно, — заявила я. Мысль о дорогих мне людях отрезвила меня. — Как бы ты не мучил меня, не услышишь от меня подобного, ясно?
Я была столь агрессивна в своем положении, а Кэри просто сидел рядом со мной, подогнув под себя одну ногу, а вторую спустив на пол.
— Я не стану пытать тебя. Ты нужна мне, Энджел, — Кэри Хейл наклонился ко мне, убирая волосы с глаз. Они пропитались слезами. Ненавижу себя за то, что плачу сейчас. Я хочу показать ему, что ему не удастся заставить меня мучиться, я пообещала, что не стану ныть, и вот теперь…
Я шумно вздохнула — что переросло в какой-то рев.
— И долго ты будешь… говорить так со мной? Зачем это тебе?
— Что бы ты знала, что…
— Да мне плевать, ясно? Мне все равно что ты скажешь, чтобы не чувствовать себя тем ничтожеством, которым ты являешься. Или ты всерьез думаешь, что я скажу тебе «спасибо» за то, что ты похитил меня, и теперь говоришь, как тебе жаль, как ты не хочешь причинять мне боль? — я шмыгнула носом. — Веди себя соответственно!
Я почувствовала себя лучше, особенно после того, как лицо Кэри Хейла исказилось гримасой боли. Я не могла это не прокомментировать, ведь худшее что он сделает со мной это просто убьет.
— Чего ты кривишься, словно это ты лежишь отравленный ядом перед каким-то психом.
— Ты меня любишь, Энджел? — он резко посмотрел на меня, от чего колкий комментарий застрял в горле, и я сбилась:
— Чт-т-о?
— Я просил, ты любишь меня?
Я скосила глаза в сторону, мучительно припоминая каждый наш поцелуй. Их было мало, но я помню каждый. Они отпечатались в моей памяти, и в моем сердце.
Я мрачно перевела на него взгляд:
— Если я не отвечу тебе, ты убьешь меня?
Он наклонился ко мне, и я с усилием шарахнулась в сторону, а точнее попыталась отодвинуться, чего мне не удалось. Его ничуть не смутило это; он прильнул губами к моим волосам, положив руки по обеим сторонам от меня. Я смотрела на его запястье, и думала о том, как хочу сломать ему руку. Чтобы он почувствовал страх и боль.
Я перевела взгляд на него, и приказала:
— Отвали.
— Нет. — Мы встретились глазами. Он был достаточно близко чтобы я могла заметить, что его глаза не черные, как мне всегда казалось. Они с каким-то странным, темно-фиолетовым оттенком. Наверное, мне кажется, но все же…
Он продолжал: — Ты хочешь ненавидеть меня, но ты любишь меня. Это стало твоей ошибкой. Ты слишком открыто показывала свою любовь.
Я недоверчиво произнесла:
— Хочешь сказать, все поэтому? Потому что я влюбилась в тебя? Ты был рядом со мной очень долго. Помогал мне. Был моим другом… ты защитил меня от преследований… ты заставил меня влюбиться в тебя. Если кого и нужно винить во всем этом, так вини себя!
— Ты не должна была поддаваться мне, Энджел, — с сожалением прошептал Кэри Хейл, целуя меня в щеку рядом с губами. Затем, его губы встретились с моими губами, и я почувствовала знакомый привкус апельсинов. Он любит апельсины, я не помню почему, но любит. Однажды, он съел целый килограмм апельсинов, который тетя купила для одного из своих экспериментов в кулинарии. Я тогда решила: нам повезло, и Кэри спас нас от какого-нибудь кулинарного эксперимента на наших желудках.
Я приподняла руки, легко касаясь его волос. Или, я думала, что я могу двигать руками? Я лишь помню волосы Кэри Хейла на ощупь: они мягкие, и длинные, так что я могу сжать кулак. Я притягиваю Кэри Хейла ближе к себе, и он опускается, сгибая руки в локтях.
Мое дыхание учащается, и я не знаю, от того ли это, что поцелуй Кэри Хейла стал глубже, и чувственнее, или, может потому что мой разум орал: что ты делаешь? Он убийца!!! Может, у меня Стокгольмский синдром, или, может, я просто хочу поцеловать его сейчас, потому что знаю — другого шанса не представится… а может, все потому что я знаю — скоро я умру, и может быть это — шанс остаться в живых, но я отвечаю на поцелуй.
Ответа этому нет, я просто притягиваю Кэри Хейла к себе, и забираюсь ему руками под рубашку, а его рука расстегивает замок на платье, и оно оказывается внизу.
Он делает это для того, чтобы не запачкать кровью?
Мое сердце сжимается от паники, и я не успеваю ничего сказать, потому что чувствую на своей груди, что-то холодное, и содрогаюсь.
— Не делай этого, Кэри.
