— Прошу, Владивой… Прошу, — она уронила меч и обхватила лицо князя ладонями. — Я не уйду с тобой.
Он сдвинул брови, сжав ее запястья крепкими горячими пальцами. Какими тонкими они были в его руках — сдавит сильнее и сломает, как прутики. Его красивое мужественное лицо все ближе становилось, а глаза стыли отупелой болью. Только едва ловили отсветы разгорающегося пожара.
— Значит, здесь со мной останешься.
Она замотала головой. Треск выбиваемой двери забился в уши горстью гвоздей.
— Гроза! — орал снаружи Рарог, срывая голос. — Лиса!
Невыносимо пекло бок от жадно пожирающего сено огня. Казалось, еще немного, и станет тлеть одежда. Гроза уже почти не видела Владивоя: так от дыма заволокло слезами глаза. Только все рвалась из его стальных рук, пиная его по коленям. Но он стоял недвижимо, будто окаменел. Она отшатнулась в сторону, когда яркий всполох огня взметнулся к самой крыше совсем рядом.
— Твоей буду, — почти крикнула. — Только пойдем. Прошу. Выйдем отсюда, Владивой.
Он покачал головой, так и не двинувшись с места.
— Я не верю тебе. Лиса.
Что-то загрохотало страшно. Князя смело с ног рухнувшей на него громадой двери. Глотнув воздуха, пламя взвилось пуще, объяв, кажется, все стены разом. Гроза едва успела вывернуться чтобы и ее не зацепило, хоть досками тяжелыми, хоть огнем, который расплескался по усыпанному сеном полу, добрался уж и до вещей.
— Идем! — рявкнул Рарог где-то рядом, да в дыму не видать.
Гроза потянулась в ту сторону, откуда послышался голос, и тут ее на руки подхватили. Она обняла крепкую шею, изо всех сил, что еще остались, прижимаясь к груди любимого. И только оказалась снаружи горящей клети, как закашлялась страшно, едва вдохнув чистый воздух. Рарог осторожно опустил ее на мягкую траву, придержал под спину, давая отдышаться и сморгнуть жгучие слезы. Гроза все цеплялась за него, еще плохо видя перед собой и боясь потерять.
А после огляделась. Сенник горел во всю силу. Уже занялась жадным пламенем крыша. Что-то трещало внутри, завывало и хрустело опасно: вот-вот рушиться начнет.
— А Владивой где? — Гроза заозиралась, надеясь, что он тоже выбрался.
— Внутри, — озадаченно уронил Рарог, хмурясь. — Его дверью…
Гроза вскочила на ноги, вглядываясь в полыхающую глубину дверного проема. Может, выйдет сейчас? Не так уж сильно его ударило.
— Измир… Что же делать. Нельзя, чтобы сгорел…
— Он тебя сжечь хотел, Лиса! — Рарог тряхнул ее, схватив за плечи. Вразумить пытаясь.
Да разве же можно оставить живого человека сейчас в огне? Она двинулась было к сенкику, еще надеясь, что Владивоя можно вытащить. Уже слышались голоса взбудораженные вдалеке. Люди бежали сюда, привлеченные дымом. Может, там были и кмети. Да только где же они? Слишком долго!
Рарог оттолкнул Грозу от себя и сорвался с места. Кажется, всего в несколько шагов добежал до сенника и скрылся внутри. Словно пасть огненная за ним захлопнулась. Гроза вскрикнула, как поняла, что он сделал. Что своими руками она словно бы толкнула его в огонь. Огляделась в поисках хоть какой-то воды, к которой можно было бы обратиться за помощью, да рядом даже лужи никакой не было: такая сушь стояла какой день.
Все больше ощущая нарастающий жар, Гроза медленно пошла к горящему сеннику. Сердце отсчитывало мгновения гулкими ударами. Было горячо дышать и тяжело идти. Глаза снова начали слезиться. А с тропинки вывалились к клети весечане и гриди: их сразу было видно среди других.
— Где князь? — гаркнул один, выступая вперед и шаря почти безумным взглядом вокруг.
Ответить Гроза не успела — невыносимая дурнота снова заволокла нутро. Она прижала ладонь к животу под ребрами и начала оседать обратно в траву. Кто-то подскочил — поддержать. Она отмахнулась было, чувствуя, что как будто умирает в этот самый миг.
Пламя словно бы распахнулось — и между жадных всполохов проскочила вдруг огромная фигура, слепленная из двух. Рарог, таща бесчувственного Владивоя на плече, вывалился наружу, кашляя и полуслепо вертя головой.
Много не прошел — рухнул, роняя тяжелую, но, кажется, спасенную ношу. Рукав его рубахи обгорел, но кожа не выглядела обожженной. Только волосы слегка подпалило. А вот Владивой выглядел гораздо хуже. Вся его правая рука была покрыта копотью, что только делала страшнее на вид огромный ожог. Рубаха прогорела и на спине: видно, загорелась дверь, которой его придавило. Гроза высвободилась из чьих-то заботливых объятий и едва не на четвереньках подползла к мужчинам, страшась рассматривать князя лучше. Страшась понять, что он уже мертв.
— Дышит, — бросил Рарог, косясь на него. — Это первый и последний раз, когда я его спасаю, Лиса.
Она закивала и, подобравшись к нему вплотную, прижалась щекой к тяжко вздымающейся груди. Вокруг толпились люди.
— К Милонеге несите, — загорланил кто-то.
И гриди подняв Владивоя на руки, осторожно, но как можно быстрее понесли его к травнице. Она выходит. Она сможет залечить, если уж Грозу когда-то вылечила.
— Куда теперь, Измир? — прошептала Гроза только ему, не слыша уже людского гомона.
Он отвел взгляд от знаков на своем предплечье, которые разглядывал озадаченно. Погладил Грозу по встрепанным, пропахшим копотью волосам.
— Все туда же, Лисица, — коснулся макушки губами. — Теперь точно туда.
Глава 27
Уже лишь на другой день Гроза и Рарог собрались в Кременье. Муж Милонеги с готовностью отдал на время свою лодку: по близлежащему ручью добираться было быстрее и удобнее. Владивой приходил в себя ночью: так рассказала травница утром, когда принесшие столько хлопот гости зашли попрощаться.
— Грозу звал, — добавила, поглядывая на нее с легким укором. — Видеть хотел немедленно. А после уснул снова. Да мой отвар и коня свалит.
Гроза отвела взгляд: неловко было смотреть в ответ, явственно чувствуя неодобрение. Не только от Милонеги, но и от всех весечан, которые стали невольными видоками случившегося. Все знали, кто она такая. Не просто зазноба, за которой гонятся в пылу страсти, желая себе заполучить, отобрав у соперника. А жена — перед богами, перед людом. Но только жена непокорная, решившая все, что есть, променять лишь на то, чтобы рядом с любимым быть. И что бы ни было, только с ним ее душа была спокойна.
Потому не избежать дурной славы, что будет теперь тянуться за ней следом: еще пуще прежнего, когда говорили только о ней, что дочь вилы. Но Рарог держал ее за руку, твердо глядя на решившую укорить Грозу травницу. И та все ж сдалась по его взором, потупилась, перебирая в пальцах край перекинутого через плечо рушника.
— Ты теперь пуще береги Грозу, Измир, — улыбнулась так, что вновь захотелось спросить невыносимо остро, что связывало их раньше. — Она теперь хрупкий сосуд, в котором хранится плод твоей крови. И воля Лады. А она не дается просто так.
Гроза уже и рот приоткрыла — до того неудержимо рвался вопрос с губ. Но все же сдержалась. Что бы ни было раньше, а Рарог с ней теперь: всем существом своим — это она чувствовала ясно так, как луч Ока, падающий в окно темной избы. И думала зайти к Владивою, который еще не просыпался. Просто глянуть, как он. Но не стала. Не нужно это ей — только отголоски совести и какой-то смутной вины перед ним. А ему и вовсе опасно.
— С князем все хорошо будет? — она тронула Милонегу за рукав.
Та передернула округлыми плечами, но лицо ее, кажется, не омрачилось сильнее.
— Он обгорел, конечно. С одной стороны сильно — но заживет, если сам того захочет. Я травы ведаю и лечить ими могу, но если воли его не будет выздоравливать, то все может сложнее оказаться.
— Предай весть в Кременье, как он оправится, — мягко попросил Рарог.
Больше ради Грозы, конечно, чем из собственного беспокойства за здоровье Владивоя, с которым так долго то скрыто, то во всеуслышание враждовал.
— Передам, — кивнула травница.
Махнула рукой: идите уже. И они пошли к берегу: там стояла на отмели небольшая лодка, в которой не оказалось даже их с Рарогом вещей. Все погибло в огне. Можно было, верно, отыскать что-то. Да завалы никто пока разбирать не спешил, и зола не так скоро остынет. А ждать уже некуда. Достаточно того, что кмети не стали пытаться Грозу пленить — отпустили, верно, посчитав, что так правителю будет лучше. Без нее.
