"Вижу, прошел, — прозвучал ответ. И так ясно его Гроза слышала, будто с ней говорили. — Через многое. Многое потерял. Но большее обрел. Ту кровь, что тебе положена. Непростая — да только такая и нужна".
— И что же теперь?
Зазвенел кудес тихо — как будто где-то в самой чаще, далеко отсюда. Гроза едва разобрала его сквозь толщу воды, что сомкнулась вокруг нее. Словно кровь сама из нее излилась. Сердце вздрогнуло вместе с ударом колотушки о тугую кожу. Острыми нитями проник в ноздри запах трав. Повело тело в круге — все быстрее и быстрее. Будто на праздник какой. И колотился воздух в груди, наполняя ее и наполняя — вот-вот не останется уже места внутри ничему, кроме легкости этой, звенящей и страшной.
"Теперь тебе род свой продолжать, — усмехнулся Велес. — Еще сильнее станет. Былую славу обретет. Князя родите. Не вы. За вами — ваши потомки".
И снова говор Вегласа стал яснее, будто он теперь с богом говорил. Словно тот и ему нашел, какие наставления дать. И показалось, пелена воды вдруг начала опадать. Яснее стали видеть замутненные глаза. Легче — вздыматься грудь, как перестала давить на нее тяжесть всей речной толщи. Гроза едва не повисла на крепкой руке Рарога.
— Хорошо все? — тот склонился к ней встревоженно.
— Хорошо, — пролепетала она. — Все хорошо.
Веглас шел к ним, и впрямь держа в опущенной руке большой кудес, чья песня как будто еще металась между деревьями, трогая ветви елей. Стряхивая с них блики осыпавшего лучи Ока.
— Тебе знаки надо особые нанести, — задумчиво проговорил старейшина, глядя на Грозу и словно бы мимо нее. — Потом.
И глаза его стали будто более мутными, потускнел их густой ореховый, как у сына, цвет. Рарог вздохнул тихо, тоже, видно, это заметив.
— Все, что скажешь, сделаю.
— Вы соединены сильнее, чем я думал, — покачал головой Веглас, вновь отходя от них к костру, что вдруг заметно опал, словно бы перестал питаться силой волхвов, которые помалу затихали, заканчивая обращение к Велесу.
— Я сразу тебе сказал, — Рарог чуть притянул Грозу к себе.
Старейшина отвернулся и еще раз обошел вместе с собратьями все святилище посолонь три раза. Развеялся запах трав и ягод, что истлели над огнем. И чур бога стал прежним, перестав давить на всех своей волей.
— Возвращаемся, — сказал неведомо кто.
И Рарог повел Грозу прочь. Через ворота, по чуть сумрачной тропке, над которой вилась блестящая мошкара. А она подрагивала мелко от каждого порыва ветра. И словно был чувствовала спиной внимательный взор, что не оставит теперь никогда. Всегда наблюдать будет и хотелось бы верить — хранить тоже.
Молча дошли до первых изб Кременья. А там дальше по улице, не видя никого вокруг, хоть день в разгаре. Не чувствуя ничего, кроме тепла сомкнутых рук друг друга. Остановились, войдя на двор, у сеней, и Рарог придержал Грозу в тени, уже сокрыв от любопытных взглядов, что так и прилипали со всех сторон. Она покачала головой смутным своим мыслям, улыбаясь и нарочно не поднимая на него взгляд. Только краем глаза замечая, как стоит он, повернувшись к ней плечом и глядит неподвижно, словно чего-то ожидая.
— Боишься? — проговорил низко, и голос его прокатился мягкой волной по замершему в светлом волнении нутру.
— Очень, — почти шепнула она. — Что будет теперь?
— Мы остаемся, Лисица, — Рарог вдруг повернулся и склонился к ее плечу. Чуть вверх — скользнул дыханием по шее, едва прикрытой платком.
Никогда не перестанет вздрагивать сладостно сердце от его близости. Никогда. Всего пара слов, всего одно лишь короткое звучание его — отдается в самой глубине души будто бы кругами по воде и качает-качает на мягких волнах. Век бы так стоять, чувствуя, как струится от него запах сдобренных травами костров. И земли лесной, покрытой тонким дерном. Древесный чуть и острый — его особенный. Видеть бы всегда — от зари до темноты — как блестят радостью и облегчением его чуть покрасневшие от дыма глаза, в которые глядеть — словно по ореховой роще гулять.
— Стало быть, закончилось все. Ты теперь волхвом Велеса станешь, — Гроза провела ладонью по открытому его предплечью, на котором все так же темнели когда-то такие незнакомые, а теперь вдруг ставшие пугающе понятными знаки.
— Стану, — серьезно уронил Рарог, перехватывая ее руку и увлекая за собой в избу. — Да наперво вот мужем и отцом хочу.
Глава 28
Медленно падал редкий снег, словно еще не решил, стоит ли так рано осыпаться на землю, уже замершую в ожидании первых настоящих холодов. Гроза спряталась обратно в повозку, задернув на небольшом оконце занавеску. Сюда не проникал ни слабый, но пронизывающий ветер, ни снег. Плотный полог скрадывал дымчатый свет пасмурного дня. Было сумрачно и почти совсем тепло. Рарог не пожелал садиться на струг, чтобы добраться до Волоцка. Опасался, что вот-вот, и река схватится льдом, и тогда только случится большая задержка. А они торопились — добраться до города и вернуться до самого сильного снега. Когда заметет все дороги и только самые смелые решатся первыми прокладывать путь от веси к веси, от селения к селению.
Мужчины, что вызвались сопроводить Рарога и Грозу до Волоцка, тихо переговаривались, держась верхом по обе стороны от повозки. На облучке сидел Таномир, не пожелав оставаться в Кременье: сейчас, в сонную пору, когда закончился сбор урожая и жизнь помалу переходила в зимнее русло, можно и в путь отправиться. Даст Макошь, будет он недолгим. Да многое от князя зависеть будет. Не стал он искать Грозу, хоть и знал наверняка, куда она отправилась. Не стал приезжать и угрожать, требовать вернуться с ним в детинец. И оттого почему- то становилось только тревожнее.
Ни дня спокойно не проходило. Ни одной ночи Гроза не могла заснуть без мысли о том, что случилось когда-то, даже после того, как пришло от Милонеги известие о том, что князь поправился уже настолько, чтобы отправиться до Белого Дола. Там осталось у него немало важных дел, с которыми приходилось справляться старшим дружины. И дошли после оттуда другие вести: что княжич Любор умер от ран еще до того, как князь отбыл вслед за сбежавшей Грозой. И что кмети его были милостиво отпущены в Долесск с прахом наследника.
Гроза не знала, что было с Беляной, горевала ли она. Но слышала, что княжна вернулась в Волоцк вместе с отцом — уже почти через луну после того, как случилось то памятное сражение под стенами Белого Дола. И сейчас она волновалась перед встречей с подругой, может, не меньше, чем с собственным мужем. Ведь муж все же — как ни поверни.
Вот уж и мост через ров — бревенчатый — застучали колеса гулко после припорошенного снегом большака. Гроза откинулась на спинку скамьи, приложив руку к животу — казалось, что иногда она уже чувствует внутри слабое шевеление. Да, может, просто хотела того поскорей — вот и выдумывала себе всякое. Посад окутал непривычно бурной жизнью — после размеренной — в Кременье. Сдавил со всех сторон голосами посадских, грохотом колес по мостовой, шагов, какого-то звона, словно бы в дальней кузне, поскрипыванием, гулом. Полог едва мог удержать этот уже ставший чужим шум. Гроза все ж выглянула, отогнув кошму. Так и есть все: ровно так же, как было и кологод назад, и два, и как будет всегда. Лежал шапками снег на крышах высоких изб и башен стены. Скатывался, подтаивая, и падал на людские головы, покрытые уже по случаю холодов платками да шапками.
В детинец стража пустила без большого подозрения: как увидели Грозу — и расступились все. Как будто ждали давно. Может и ждали, коли подумать. Не могло ведь все так окончиться: чтобы в молчании и безвестности. Чтобы остался князь и с меньшицей, и без нее как будто. Убежал отрок доложить правителю о том, какие гости нынче пожаловали. А Рарог пока помог Грозе из повозки выйти.
— Все решится сегодня, Лисица, — сказал тихо, склонившись к ее плечу. — Скоро домой поедем, я уверен.
Она пожала в ответ его пальцы — с благодарностью. Вряд ли станет с ним князь говорить, ей все достанется. Но только то, что любимый рядом, уже придавало сил и уверенности.
