Возможно, трахая ее снова и снова, вымещая на ней свою боль — было как раз тем, что ему следовало сделать?! Ну конечно. Уже сама мысль об этом, казалось, успокаивает его. Да, вампирша была ему дарована исключительно для его наслаждения и мести.
Он шагнул к балкону, оценивая состояние плеча, и отодвинул штору в сторону.
У него перехватило дыхание…
Вампирша с трудом балансировала на балконном ограждении. Ее волосы и ночная сорочка развевались на ветру. Лаклейн тяжело сглотнул.
— Спускайся оттуда, — «Отчего при виде этой картины у него внутри всё скрутило от сильнейшей тревоги?»
Ухитрившись каким-то образом сохранить равновесие, Эмма повернулась к нему лицом. Весь ее облик олицетворял страдание, а светящиеся глаза были полны боли. Его вновь охватило чувство, что она — его пара, однако он, как и прежде, попытался заглушить это укореняющееся в его помутившемся сознании ощущение.
— Почему ты это делаешь со мной? — прошептала она.
Потому что я хочу получить то, что принадлежит мне. Потому что нуждаюсь в тебе и в то же время ненавижу.
— Спускайся сейчас же, — приказал он.
Она медленно покачала головой.
— Такая смерть тебе не страшна. Только от солнца, или если тебе отрубят голову, но никак не от падения, — он говорил небрежным голосом, хотя на самом деле не был уверен в своей правоте. На каком этаже они находились? А если она еще и ослабела… — К тому же я без труда спущусь за тобой вниз и приведу обратно.
Эмма взглянула через плечо вниз на улицу.
— Нет, в моем состоянии я могу и умереть.
Отчего-то Лаклейн поверил ей, и его тревога усилилась.
— В твоем состоянии? Это из-за солнца? Отвечай мне, черт тебя дери!
Не отреагировав, она отвернулась и сняла одну ногу с балконного ограждения.
— Остановись! — он напрягся, готовый кинуться к ней, не понимая, как она до сих пор может сохранять равновесие.
Нет смысла давить. Она не покорится. Сломлена.
— Этого больше не повториться. Я не притронусь к тебе, если только ты сама этого не захочешь, — порывы усилившегося ветра заставили шелк облепить ее тело. — Когда ты проснулась…я хотел давать, а не брать.
Эмма поставила назад ногу и повернулась к нему.
— А когда я отказалась от твоего дара? — закричала она. — Это что было?
Она могла умереть… В этот момент страх за нее заставил Лаклейна, впервые с момента своего побега осознать, что это значило. Он ждал тысячу двести лет. Ждал…ее. Непонятно почему, но мироздание предназначило ему эту вампиршу. А он довел ее до такого? Уничтожь то, что тебе даровано. Да, то, что она оказалась вампиршей, просто снедало его, но он не желал ей смерти. Равно, как и не хотел видеть ее сломленной.
Лаклейн приходил в ярость при одном только воспоминании о том аде, через который он прошел, и говорить об этом было не менее тяжело. Но в любом случае он должен попробовать. Должен избавиться от этого чувства, от этого страха.
— Пойми, я был…заточен на протяжении ста пятидесяти лет. Не знал ни удобств, ни женщин. Я вырвался всего за неделю до того, как нашел тебя, и еще не совсем… пришел в себя.
— Почему ты вел себя так, будто знаешь меня?
— Я плохо понимал, что происходит. Был сбит с толку. Я знаю, что мы не встречались раньше.
— Кто ты такой?
Всего несколько минут назад он был готов заявить на нее свои права — и даже не сказал ей своего имени!
— Я Лаклейн, глава клана ликанов.
Он услышал, как сердце девушки заколотилось от страха с удвоенной силой.
— Т-ты оборотень? Ты должен отпустить меня!
Ее развевающиеся на ветру волосы и невероятно бледная кожа придавали ей неземной вид. Эмма не принадлежала к роду ликанов, и он не имел ни малейшего понятия, как он сможет быть с ней.
— Отпущу. Но только после следующего полнолуния. Клянусь.
— Я хочу уйти сейчас.
— Ты нужна мне…чтобы добраться до моего дома, — сказал он, смешивая правду и ложь. — И я больше я не причиню тебе боли. — Вероятно, еще одна ложь.
Девушка горько рассмеялась.
— Ты только что собирался взять меня силой, и я чуть не умерла этим утром. От солнца, — она прошептала последнее слово. — Ты знаешь, каково это? Чувствовать такую боль?
О да, он имел чертовски ясное представление, на что это похоже.
Лицо Эммы неожиданно исказилось от ужаса, словно она вспомнила ночной кошмар.
— Последний раз я чувствовала солнце на своей коже, — она покачнулась, — когда мне было три года.
От волнения у него пересохло во рту. Осторожно шагнув вперед, Лаклейн сказал, — я не ведал, как заботиться о тебе. Но ты мне расскажешь, и этого больше не случится.
— Я не хочу твоих знаков внимания. Ты…ты пугаешь меня.
Разумеется, он пугал ее. После своих приступов ярости его самого била дрожь.
— Хорошо. А сейчас спускайся. Я знаю, что ты не хочешь умирать.
Повернув голову, Эмма посмотрела через плечо на растущую луну, и Лаклейн залюбовался ее безупречным профилем. Порыв ветра перебросил ее волосы через плечо. За всю свою жизнь он не видел более необычайной, чем эта вампирша с ее бледной кожей, стоящей на фоне яркой луны в своей кроваво-красной сорочке.
Эмма не ответила, только тяжело вздохнула, покачнувшись на балконном ограждении.
— Посмотри на меня, — она не стала; не подчинившись его словам, девушка взглянула вниз. — Посмотри на меня! — она вздрогнула, и казалось, пришла в себя. Подняв на него свои полные тоски глаза, она нахмурила брови.
— Я просто хочу домой, — прошептала она слабым голосом.
— Ты будешь. Я клянусь, ты попадешь домой, — в свой новый дом. — Только помоги мне добраться до моего.
— Если я помогу тебе, ты клянешься, что отпустишь меня?
Никогда.
— Да.
— Ты больше не сделаешь мне больно?
— Нет.
— А ты уверен, что можешь давать такие обещания? Ты, кажется, не очень-то себя контролируешь?
— С каждым часом мне всё лучше удается это, — интересно, это благодаря ей? — И знай, я не хочу причинять тебе боль. — Хотя бы это, из всего им сказанного, сейчас было правдой. Ему так казалось.
— И ты не будешь снова делать со мной эти…в-вещи?
— Не буду, пока ты сама этого не захочешь, — Лаклейн протянул ей руку. — Мы пришли к соглашению?
Эмма не взяла его за руку, но через несколько мучительных мгновений, одним странным движением, все же, спустилась с балконного ограждения. При этом шагнув на пол так, будто совершила обычную прогулку.
Лаклейн тут же схватил ее за плечи и начал трясти.
— Не смей больше никогда так делать! — его охватил необъяснимый порыв обнять вампиршу и прижать к груди. Но вместо этого он отпустил ее.