Больше того, Люциан не хотел находиться вдали от нее дольше, чем это было необходимо. Он не мог находиться вдали от нее. Он обнаружил, что ему нужно быть с ней. Ему, ни в ком никогда не нуждавшемуся. Ему было необходимо дотронуться до нее, узнать, что с ней все в порядке. Теперь, когда она находилась под его заботой, он намеревался привязать ее к себе так, чтобы никто — ни человек, ни другой карпатец — не смог бы забрать ее от него. Джексон не сбежать от него. Он дал ей свою кровь и взял толику ее, необходимую, чтобы соединять их сознания по своей воли.
Он возвратился к ней, вновь полный сил. И сила его была огромна. Ему придется быть с ней нежным. Если, конечно, какая-то нежность осталась в нем, если нежность когда-либо была в нем, то он намеревался воспользоваться ею ради Джексон. Если кто-нибудь и заслуживает этого, то она.
Он присел на край кровати, разрешая ей проснуться и привлекая в свои объятия.
— Я — твой Спутник жизни, птенчик. Но ты понятия не имеешь о том, что это значит, и ты не карпатка, поэтому я предполагаю некоторое сопротивление с твоей стороны, — Люциан потерся подбородком об ее макушку. — Я обещаю быть мягким и терпеливым, насколько это возможно, но долго ждать не смогу. Эмоциям, которые я ощущаю, не приручить живущее во мне дикое животное.
Ресницы Джексон, затрепетав, поднялись. Она чувствовала себя смущенной, неуверенной, словно находилась во сне. Успокаивающий голос, который она слышала, был прекрасным и таким родным. Он держал демонов на расстоянии и позволял ей чувствовать некое подобие безопасности.
— Кто ты? Откуда я тебя знаю?
— В душе ты знаешь, кто я. Твое сердце и душа узнали меня, — его палец ласково прошелся по линии ее скулы, всего лишь потому, что он любил чувствовать ее кожу под своими пальцами. — Я должен связать нас воедино, Джексон, у меня нет иного выбора. Ожидание опасно. Я сожалею, что не могу дать тебе больше времени.
— Не понимаю, — она взглянула прямо в его черные глаза, и от увиденного там ей захотелось почувствовать страх. Он смотрел на нее собственнически, так, как ни один мужчина до него не осмеливался посмотреть. Джексон не поощряла таких чувств в мужчинах. Но, тем не менее, по какой-то странной причине, этот опасный незнакомец заставил ее почувствовать себя оберегаемой. Желанной.
— Я знаю, что сейчас ты этого не понимаешь, но со временем поймешь, — Люциан своими сильными пальцами взял ее за подбородок так, что его темные глазами поймали ее взгляд.
Это напоминало падение в черную, бездонную пропасть. Бесконечное. Вечное.
Люциан ласково прошептал ее имя и склонил свою голову к ее горлу. Вдохнул ее запах. Теперь, куда бы она ни отправилась, он всегда найдет ее. Его руки так властно сжались вокруг нее, что ему пришлось напомнить самому себе, что она невероятно уязвима. Она казалась невероятно маленькой и легкой в его объятиях, но в тоже время теплой и соблазнительной. Она всколыхнула в нем вещи, которые лучше было бы оставить в покое. Он был поражен этими внезапными настойчивыми желаниями. Она была молодой и уязвимой, и в данный момент он должен был испытывать желание защитить ее.
Его рот дотронулся до ее кожи в нежной, мягкой ласке. И сразу же страстное желание пронзило его, сильное и настойчивое. Он слышал, как ее сердце бьется в одном ритме с его. Слышал, как кровь бежит по ее венам, манящее тепло которой влекло к себе, вызывая огромный физический голод по ее телу. Закрыв глаза, он смаковал свою способность чувствовать, не обращая внимания на ужасный дискомфорт и мольбы своего тела об облегчении. Его язык нашел ее пульс, прошелся по нему раз, второй. Его зубы нежно царапнули ее вену, а затем глубоко погрузились в нее.
Одновременно с этим она в его руках беспокойно пошевелилась и застонала, от этого интимного звука его тело напряглось еще сильнее. У нее был сладостно-пряный, неописуемый вкус, с которым он никогда до этого не сталкивался. Она была наркотиком, словно специально созданным, чтобы удовлетворить все его потребности. Ему всегда будет ее мало. Но дисциплина взяла вверх над его страстной жаждой экстаза, который обещало ее тело. Движением языка он закрыл крошечные следы сделанного им укуса, не оставляя после себя не единого следа, который мог бы обнаружить врач.
Осторожно, держа ее под своим контролем, Люциан расстегнул свою рубашку и переложил ее так, чтобы можно было обхватить ее затылок своей ладонью. Его тело пылало желанием, и под воздействием его чар пробудилась ее природная чувственность. Один из его ногтей удлинился и превратился в острый, как лезвие, коготь, которым он разрезал кожу над своим сердцем. После чего прижал к своей груди ее рот, чтобы продолжить ритуал, связывающий ее с ним.
При первом же прикосновении ее губ, по его телу промчался огонь, а желание стало таким сильным, таким напряженным, что Люциан, отличавшийся жестким самоконтролем, чуть не поддался искушению взять то, что принадлежит ему по праву. Он обнаружил, что дрожит, а его тело покрылось испариной. Склонившись чуть ближе к ее уху, он прошептал слова, — в ночь, в ее сознание, — после которых никто не сможет разлучить их, после которых она не сможет находиться вдали от него, дольше, чем несколько скудных часов.
— Я объявляю тебя своей Спутницей жизни. Я принадлежу тебе. Я предлагаю тебе свою жизнь. Я дарю тебе свою защиту и верность, свое сердце, душу и тело. Я обязуюсь хранить то же самое, что принадлежит тебе. Твоя жизнь, счастье и благополучие будут стоять над моими на все времена. Ты — моя Спутница жизни, связанная со мной навечно и всегда под моей защитой.
Испытанное им облегчение было огромным, даже несмотря на тот факт, что его тело еще не соединялось с ее. Его и ее сердца стали единым целым, связанные вместе, как две половинки одного целого. Их души слились так, что ее женственный свет ярко сиял в нем, изгоняя невыносимую темноту, которая угрожала ему веками. В этот момент он понял, почему тому, кто прожил почти всю свою жизнь в темноте, в тусклом, ужасном аду существования, встреча со Спутницей жизни является пределом мечтаний.
Джексон Монтгомери фактически была его сердцем и душой. Без нее не было никакого смысла продолжать свое существование. Он никогда больше не сможет вернуться в пустоту и темноту, в которой прожил так долго. Ритуальные слова соединили их так, что теперь никто из них не сможет сбежать от другого.
Люциан не обманывал себя. Он нуждался в ней больше, чем она когда-либо будет нуждаться в нем. Хотя с его точки зрения, она нуждалась в нем больше. Ему пришлось остановиться и подумать, прежде чем продолжать ритуал дальше. Очень нежно он остановил процесс ее питания и закрыл рану на своем теле. Его кровь свяжет их воедино и поможет ее исцелению. Она также начнет изменять ее тело, обращая ее в его расу. Обращение было рискованным процессом, трудным как для тела, так и для души. Однажды пройдя через него, обратного пути не нет. Джексон станет такой же, как и он — будет нуждаться в крови, чтобы выжить, будет искать укрытия от солнца в радушных руках земли. И если она не обладает особыми психическими способностями — только такие человеческие женщины могут быть обращены в карпаток — то этот эксперимент подтолкнет ее к краю безумия, и Джексон придется убить. Люциан откинулся назад, освобождая ее от своих темных чар.
