— Он не пережил встречу с ведьмой, — скорбно произнес ди Маркель.
— Однако! — принц издевательски хмыкнул, окончательно вжившись в роль священнослужителя, не столь верующего в Творца, сколь желающего выслужиться перед церковью, а значит, привести туда какую-нибудь высокопоставленную жертву. — Как же бедный стражник сумел рассказать о том, что это была молодая темноволосая женщина? Или, — Мартен понизил голос до пугающего шепота, — вы пользуетесь магией, которой стыдятся даже ведьмы? Вы имеете дело с мертвецами?!
Герцог от такого напора даже отступил на шаг назад. Его властный взгляд, направленный на стражу, как-то едва заметно потускнел, и Мартен даже удивился — неужели здесь религия и вправду имеет настолько серьезное влияние на людей?
Или дело в том, как он разговаривает с ди Маркелем? Мартену ведь преподавали ораторское мастерство, и он был обучен даже методологиям допроса, но считал, что такое всемирное зло, как этот отдельно взятый герцог, не должно было столь легко сдаваться после третьего или четвертого вопроса. Вот только ожидания пока что не сочетались с реальностью, и герцог был таким… Обыкновенным и простым, что аж удивительно. И это не вызывало у Мартена ни грамма доверия, напротив, ему постоянно казалось, что следует ожидать какого-то подвоха.
Интересно, в чем же заковырка?
Конечно, существовал один не очень приятный вариант: что он со всем своим королевским опытом и вправду оказывает на людей удивительное влияние, а его особенная магия заставляет поверить герцога в правдивость слов. Но в таком случае придется как минимум признать то, что по Мартену плачет-таки трон.
А по мнению принца, трон плакал как раз потому, что царский зад Его Высочества должен был однажды на нем очутиться. Не зря же Мартен грозился этой оббитой бархатом деревяшке, что сожжет ее на ближайшем костре, как только ему подвернется такая возможность!
Потому пришлось избрать второй вариант развития событий. Герцог натворил что-то настолько противозаконное, по крайней мере, в рамках Халлайи, что ему за это грозит не только голова с плеч, а еще и долгие и неприятные пытки и несколько свиданий с местной инквизицией, или как тут у них карающие отряды называются. И именно потому одна только тень священнослужителя, даже если это ничем не примечательный пастырь, направляющийся в монастырь, чтобы занять там мало-мальски важную должность, приводит его в такой искренний ужас.
Что ж… Надо этим воспользоваться.
— Мой стражник, — сглотнув, принялся отвечать герцог, — прожил всего несколько часов после столкновения с ведьмой. Но сейчас он уже умер…
— И вы не послали в храм? — строго спросил Мартен, понятия не имеющий, существует ли вообще такая традиция. — Ведь несчастного могла спасти молитва!
Герцог едва пятнами не пошел от с трудом скрываемой злобы.
— Мы не успели, — промолвил он. — Когда мы обнаружили его, было уже поздно. Бедняга умер, успев только доложить мне о том, кого увидел.
Мартен усмехнулся.
— Где ж его тело?
Надо было отметить, ди Маркель сориентировался очень быстро. Принц опасался, что сейчас герцог попытается кого-нибудь убить и предъявить ему тело в качестве доказательства, но мужчина решил быть более осмотрительным.
И менее кровожадным.
— Сразу после смерти он превратился в прах, — произнес ди Маркель. — Увы, но мы не смогли ничего сохранить. Ведьмино заклинание оказалось слишком сильным.
Мартен с прищуром воззрился на него, пытаясь найти какой-нибудь еще повод для придирок, и наконец-то выдохнул:
— Я все равно должен прочесть молитву… хотя бы на том месте, где в последний раз живым и свободным от ведьминских чар был несчастный стражник.
Ди Маркель облегченно выдохнул.
— Разумеется, — кивнул он. — Вас проводят…
Он посмотрел на одного из представителей своей стражи и вдруг помрачнел. Мартен и сам оглянулся, но успел заметить только последние несколько жестов. Очевидно, мужчина пытался что-то донести начальству, но что именно, принц зафиксировать не успел.
— И, поскольку мы уже осквернены присутствием ведьмы, — продолжил ди Маркель воодушевленно, — я бы попросил вас задержаться в замке, оказать мне такую честь… Разумеется, я не имею права настаивать, но все равно придется посылать в храм. Если вы не желаете оказать мне помощь, впрочем, мои стражники проводят вас до монастыря и оттуда вернутся с…
Очевидно, герцог понятия не имел, как на самом деле называются те, кто должен заниматься очисткой территории от ведьминской скверны, потому что пристыженно притих. Мартен же едва сдержался, чтобы не высказать все, что он об этом думает.
И что теперь? Их под конвоем сопроводят в монастырь, там посмотрят-посмотрят, да поймут, что это никакой не священнослужитель, а самозванец. Колдующий самозванец. И Мартен с трудом представлял себе, как будет выкручиваться, когда все эти гордые служители Творца бросятся на них с оружием наголо.
Нет, такого допускать было нельзя.
— Мой долг — остаться, — принял решение он. — Проводите нас к месту, где погиб стражник и орудовала ведьма. Только перед этим надо оставить ло… ослов где-нибудь в хлеву. Бедные животные не должны страдать оттого, что я выполняю свои обязательства перед Творцом.
Герцог, кажется, не заметил оговорки Мартена относительно ослов, потому что лишь властным жестом велел слугам заняться животными. Конь в очередной раз попытался заржать, но принц как раз очень вовремя представил себе, что он — немой, и любая попытка произвести какие-либо звуки заканчивается ничем, и несчастному пришлось только щелкнуть весьма массивными зубами. Не факт, что это выглядело более-менее естественно для осла, но только больше, чем звучало бы конское ржание.
Конюх, выглянувший к ослам, судя по всему, ни с кем, кроме коня, в жизни дела не имел, и Мартен, успокоившись, только с облегчением выдохнул. Что-то подсказывало ему, что в руках этого человека лошади будут чувствовать себя просто отлично, и накормят их тем же, что и остальных, а поместят не в какой-то хлев к коровам, а в стойло.
Конь, кстати, так приободрился, что в голову Мартена закралась даже грешная мысль, что он вполне может быть местным, сворованным разбойниками во время какого-то мелкого налета на герцогскую стражу. Поскольку Корден дико боялся крови и не был способен на убийство, принц заподозрил, что стража не пострадала, просто предпочла остаться без норовистого коня.
И не зря. Это животное — кара небесная!
— Желаете отдохнуть с дороги? Отведать со мною яств? — предложил герцог. — Или, возможно, вы давали какой-нибудь обет, тогда не сочтите недостойным…
Служители Творца в Рангорне предпочитали жить на хлебе и воде, по крайней мере, низшие звенья, и то же самое заставляли делать и народ, но Мартен знал, что религия потерпела значительные изменения, когда укоренялась здесь, в Халлайе. Халлайнийцы ни за что не отказали бы себе в привычных яствах, например, в сладком или фруктах, притом, что к мясу они относились довольно сдержанно и многие виды не употребляли вообще, ту же баранину, если принца не подводила память
— Не волнуйтесь, — ответил наконец-то Мартен, — испытания для желудка слабо коррелируются с испытанием духа…
Он заметил, как насторожился герцог, и понял, что для местного священнослужителя упоминание корреляции — немного странно, но что поделать, если уже ляпнул? Принц тяжело вздохнул и не стал отрицать, что таки сказал то, что сказал.
— Не обращайте внимания. Когда-то я мечтал познавать мирскую науку, но после понял, что служение Творцу — мое истинное призвание, — солгал он.
Мирскую науку в Мартена частенько впихивали силком, а что ж до служения Творцу, то он вообще не имел к нему никакого отношения, ни прямого, ни даже косвенного.
— Но все же, — уверенно произнес принц, — я думаю, в первую очередь мне стоит посмотреть на место, оскверненное ведьмой, а потом уже переходить к отдыху. Да, мы утомились с дороги, но разве не призвание мое приносить свет Творца в те места, которых коснулась скверна? Отдых невозможен, когда дух терзают сомнения, а мне невыносимо находиться там, где вместо молитв звучали ведьминские песни…
