Приехать в офис до пробок, раскидать, ни на что не отвлекаясь, все скопившиеся дела по трудовым спорам, подкорректировать расписание на следующую неделю и уйти тоже пораньше. Купить цветов, встретить с работы Веронику. Ссора слишком затянулась, и кто-то должен был в конце концов сделать первый шаг. Да и в целом мы подошли к тому моменту, когда надо или идти дальше, или расставаться. Расставаться не хотелось.
Утром все выглядело вероятным, возможным и безоблачным, как июньское небо. Но разве в Питере можно верить безоблачному небу? Даже те, кто вечно ленятся заглянуть в прогноз, знают, что оно означает либо ледяной ветер, либо… короче, все равно погода скоро изменится, потому что лето в Питере обычно бывает только тогда, когда Игорь Званцев на работе.
До пробок я успел, зато пришлось объезжать аварию, потеряв добрых полчаса. Раскидать дела не удалось, потому что навалили новых, зловредных и заковыристых, к тому же срочных. Да еще и втык получил от начальства. А небо к обеду затянуло, и полил дождь – серый, беспросветный, заунывный. Носить с собой зонт по умолчанию я так и не приучился, как будто не родился в городе-на-болоте.
Кто-то благоразумный шепнул, что раз уж пошло наперекосяк, может, не стоит продолжать? Все равно ничего хорошего не выйдет. Лучше добежать до машины, накрывшись полиэтиленовым пакетом, приехать домой, заказать пиццу, посмотреть футбол. А там видно будет. Не последний день живем.
Нет, сказала встроенная упертость, мы этот непрёж переломим.
Накрывшись пакетом, я добежал до ближайшего цветочного ларька, купил три розы и поехал на Фонтанку. Работала Вероника в отделе кадров Бумажной фабрики Гознака. С трудом поставив машину так, чтобы увидеть, как только она выйдет, и настроился ждать. Звонить специально не стал.
Когда после окончания рабочего дня набежало сорок минут, я сдался и набрал номер, но не Вероники, а ее подруги Юли. Спросил, была ли та вообще на работе, а то, может, заболела?
- Ой, а Ника отгулы взяла и уехала, - как-то испуганно пробормотала Юля.
- Куда?
- Не знаю. Кажется, в Крым.
- Одна? – зачем-то уточнил я.
- Ой… не знаю.
- Ясно…
А вот надо было слушать того благоразумного из головы. Он намекал.
Белые ночи – они ночью. А когда в Питере дождь – всегда словно вечер. Фары бликовали в лужах, дворники не справлялись с мелкой сечкой на стекле. Навигатор полыхал красным, и я ехал потихонечку по набережной, прикидывая, как лучше обогнуть пробки. И, видимо, слишком задержал взгляд на карте, потому что не заметил мальчишку в куртке с капюшоном, который махнул на «зебру», даже не посмотрев по сторонам.
Тормоз в пол, мат в три наката – в первую очередь в свой адрес. Парень порскнул от капота, как таракан из-под тапка, показав средний палец. И в тот же самый момент сзади прилетел удар такой силы, что моя не самая легкая Ауди-трёшка прыгнула вправо на узкий тротуар и снесла хлипкую ограду.
Подушка безопасности сработала с задержкой - развернулась уже в полете, оглушив и ослепив. Видимо, на несколько секунд я отключился, и возможность открыть дверь, пока машина не погрузилась по окна, была упущена. Электрику сразу коротнуло: стеклоподъемники не работали. Выбить стекло нечем, развернуться так, чтобы ударить по боковому ногами, не давала подушка.
Оставалось одно – ждать, пока вода не зальет салон полностью, по самую крышу. Тогда ее давление снаружи и изнутри сравняется, и можно будет открыть дверь. Главное – чтобы хватило воздуху выбраться и подняться на поверхность. На тот момент машина уже опустится на дно, но Фонтанка неглубокая, у берегов метра два с половиной, вряд ли больше.
В школе я занимался плаванием, дыхание задерживать умел, но проблема была не в этом. Подушка сдувается медленно, слишком медленно. В бардачке есть перочинный нож, но до него не дотянуться. И ничего острого в карманах. Ключ в замке заклинило. А хуже всего, – если уж не прет, то капитально! – что заклинило ремень.
Вот это уже был полный капец. Откинуть спинку сиденья на максимум, змеей вывернуться из-под подушки, собрать под крышей последние крохи воздуха, открыть дверь и вынырнуть – все это можно было сделать только с отстегнутым ремнем.
И все-таки я продолжал давить на кнопку замка и дергать ремень, пока вода не сомкнулась над головой. И еще, наверно, минуты полторы, а затем умирающий без кислорода мозг скомандовал легким сделать вдох. Горло и грудь обожгло, словно кипятком. Под опущенными веками вспыхнуло огненное колесо – и все исчезло…
Исчезло, а потом появилось снова.
Воды вокруг не было, и я свободно дышал. Приоткрыл глаза и тут же зажмурился: так больно ударило по ним светом.
На ощупь удалось выяснить, что лежу на траве носом в землю. Выходит, меня в последний момент спасли? Вытащили из Фонтанки, положили на газон. Наверно, вызвали скорую.
Вот только почему одежда на мне сухая, и сам я тоже сухой? Да и какая-то она… не та одежда. На мне были надеты брюки и рубашка с коротким рукавом, а теперь узкие штаны вроде треников и что-то напоминающее стеганую куртку. Да и в целом ощущение было странным. Как будто я – это не я.
Прикрыв глаза ладонью, я сел и начал медленно, по миллиметру, раздвигать пальцы, пропуская свет под веки. Сперва не видел ничего, кроме миллиона ярких вспышек, которые сливались в одно ослепительное сияние. Спустя некоторое время оно начало тускнеть, и сквозь него проступили какие-то нечеткие контуры. По крайней мере, стало понятно, где небо, а где земля.
Питер исчез. Ни Фонтанки, ни набережной – ничего. Я сидел под деревом неподалеку от узкой грунтовки, уходящей одним концом в лес, другим – к каким-то каменным стенам. На небе не было ни солнца, ни луны, ни звезд, оно просто светилось, как огромный плазменный экран, переливаясь всеми оттенками спектра.
Волосы упали на лицо, и я убрал со лба несколько довольно длинных прядей. Что за хрень? Всякие там челки и хвосты на шее мне страшно не нравились, поэтому всегда стригся коротко. Провел рукой по лицу – еще лучше! Усы и недоразвитая борода на стадии недельной небритости.
Такую-то мать, где я? И что со мной произошло?
Может, это рай или ад? Ну или какой-нибудь другой тот свет?
Я помнил довольно отчетливо все события дня. Особенно последнее – как чуть не сшиб пацана на переходе, резко затормозил, и ехавший сзади мудень на полной скорости смахнул меня в воду. Как пытался выбраться из тонущей машины, но ремень заклинило. Однако все, что было раньше, всю тридцатилетнюю жизнь Игоря Званцева словно подернуло туманом. Так бывает: прочитаешь книгу или посмотришь фильм, сюжет из памяти почти испаряется, но остается послевкусие. Ключевые точки без деталей и связанные с ними эмоции.
Поднявшись на ноги, я, насколько мог, осмотрел себя и окончательно убедился, что это… действительно не я. Ладно одежда, больше похожая на костюм для исторического косплея, чужая прическа и заросли на лице. Но и сложение, насколько можно было судить без зеркала, тоже отличалось от моего. А самое веселое – думая, я то и дело перепрыгивал с русского языка на какой-то другой. Незнакомый, но понятный. Моя… мама? Или бабушка? Или еще какая-то родственница? В общем, кто-то преподавал иностранные языки, и я почти свободно знал два, не считая родного. Как же они назывались-то? Один английский, а второй? Думать я мог на обоих, легко переходя с одного на другой. А вот сейчас мысли текли совсем иначе. Причем реалии прежней жизни таяли в памяти, как сухой лед на воздухе.
Версий у меня было всего три. Не так уж и мало. Первая: я захлебнулся и оказался в загробном мире, где все совсем не так, как мы пытаемся себе представить. Вторая: в момент смерти меня перекинуло в другой мир, в тело какого-то бедолаги, погибшего одновременно со мной. Девушка, с которой я встречался, - Нина? Ника? – любила книги с подобными сюжетами. Ну а третья – что меня все-таки спасли, но я в коме. Лежу в больнице под аппаратами, а сознание путешествует по выдуманным вселенным.