Я в этот момент выпадаю в осадок, а Дворф скручивает пергамент, а затем прокашливается и говорит мне уже более сочувствующим тоном:
— В таком случае мой лорд не подаст на вас в суд, а там уж, сами понимаете, — гном даже руки раскрывает, указывая на масштаб предполагаемых в будущем у меня проблем.
Я стону, поджимая губы. От стыда и злости мое лицо краснеет. Еще никогда меня не обвиняли в воровстве! Да это не слыхано просто! И тут, не успеваю я накинуться с ответными претензиями, как вдруг происходит то, что заставляет меня провалиться сквозь землю. Дверь нагло открывается шире, являя нашему взору нового члена этого спектакля.
— О, наконец-то ты, девка, гони давай мои пять золотых, ик, — заваливается внутрь пьяное тело.
Я отскакиваю, когда неприятное помойное амбре ударяет мне в нос. Ввалившийся и еле стоящий на ногах мужик пытается выпрямиться и выражается некультурными словами на всю округу. В таверне воцаряется полная тишина. Все находятся в шоке: и я, и Тиль, и Зинка, и уж тем более Дворф, помощник наследного принца. Только мужик, в котором я с трудом узнаю дядьку, которого видела издалека, пока наблюдала, как он отжимает золото у Тиля, хмельным голосом снова икает. Я беспомощно смотрю на Зинку, которая в этот момент в шоке глядит в мои глаза в ответ.
— А вы, неуважаемый, собственно говоря, кто? — нарушает тишину гном, надменным взглядом окидывая человека, похожего сейчас больше на бомжа.
— Я?! — тут же напрягается это тело, а после заваливается набок, отчего Тиль отскакивает поближе ко мне. — Да я… Да я! Да я хозяин, понял, ик?
Дворф морщится, а затем ехидничает:
— Что ж, значица, и долг в сто золотых с вас спрашивать мне?
Смысл его слов, видимо, отчетливо доходит до ушей лорда Девина, хотя тот сейчас на знать ну совсем не похож. Надобно и этот вопрос у Тиля затем уточнить.
— Слышь ты, недомерок, иди отседова подобру-поздорову, ик, — шатается, а все туда же, машет кулачищами, намекая Дворфу, что отделает его на раз-два. — Гони мне сто золотых!
— Но это мы господину должны, а не он нам, — подает вдруг голос до этого молчавший Тиль и тут же попадает под обстрел взгляда дядьки.
— Неуважаемый, — громко произносит Дворф, возвращая к себе все наше внимание. — Вы когда сюда шли, кхм, простите, ползли, внимания на герб кареты совсем не обратили?
И вопрос задан таким тоном, что даже почти ничего не соображающий Девин, шатаясь, отталкивает гнома и вываливается наружу. Мы тянем шеи следом, желая рассмотреть, что там, но из-за его спины ничего не разглядеть. Но увиденное явно впечатлило дядьку, что он аж почти протрезвел.
— Простите, ик! — бухается на колени, а затем тянет грязные лапищи к пиджаку гнома. — Я ж не знал! Не рубите голову, ик! Хотите, забирайте таверну, только пощадите!
Он так голосит, что у меня аж уши закладывает, прочищаю мизинцем и продолжаю наблюдать за представлением. Даже Тиль выходит из-за моей спиной и посмеивается в кулачок.
— Таверна принадлежит Елинарии Безетерами, все честь по чести в соответствующей земельной и кадастровой инспекции оформлено, а вы, собственно говоря, кто? Уж больно чужим имуществом горазды распоряжаться, — ничего не слушая, делает стойку Дворф. — И напомните-ка, что за долг в пять золотых? С час назад был в главном банке, никакой задолженности за Елинарией не числилось.
Удивленно присвистываю, поражаясь хватке этого Дворфа. Ой не зря этот Шшариан его при себе держит. И сколь бы ни был мне неприятен этот змеелорд, должна отметить его смекалку: такими кадрами, действительно, не разбрасываются.
— Я? — тут же теряется дядька и бегает глазками из стороны в стороны, вот только не забывает кидать гневные и обещающие кары в нас троих, стоящих за помощником его высочества. — Дык я это, пьяница местный, ик, выпить в таверне решил, ик, белочка у меня, ик, вот я и попутал. Пойду я?
И смотрит умоляюще на гнома. Тот, судя по виду, не верит ни единому слову дядьки, но кивает, кидая ему напоследок в удаляющуюся спину:
— Но имейте в виду, на данный момент Елинария — наша должница, так что… — не договаривает, позволяя дядьке продумать остальное за него.
Я уж было чувствую облегчение и триумф, но только до тех пор, пока Дворф не поворачивается снова к нам.
— В общем, так, — холодный тон, равнодушный взгляд, протянутая визитка: — Принесете все до заката следующего дня по этому адресу, стражники предупреждены, скажете, что ко мне, а там все честь по чести оформим. До свидания!
И произнеся эту речь, поворачивается и уходит в сторону кареты. Садится молча на привычное место и, понукая этих ящероподобных ездовых существ, начинает удаляться от нас.
— А это что за звери, Тиль? — киваю на ящеров, пока они не убежали.
— Заны, госпожа, — открыв рот, провожает он взглядом нашего бывшего нежеланного гостя Дворфа.
Я же, кивнув, задумчиво, буравлю взглядом визитку. Во дела! И что делать?
— А блестяшка-то дорогая, — вдруг виноватым голосом говорит Зинка.
Я же подбираюсь вся и с подозрением смотрю на эту клептоманку. Так-так-так… И во что она, спрашивается, нас втянула?!
Глава 6
Вспыхиваю, догадываясь, что без этой неугомонной белки и здесь не обошлось. Чувствую, как краснеет от злости и негодования лицо, и хватаю Зинку за шкирку.
— Эй, беспредел, ты чего творишь? — начинает она голосить, аж уши закладывает от ее громких попискиваний. — Слышь, я жаловаться буду!
Будь ее воля, она сейчас своим кулачком явно не воздух сотрясала бы, а скорее уж по моей голове стучала. Но я хмурюсь, поджимаю губы и быстрым шагом продолжаю направляться в кладовую. А уж когда мы оказываемся там, оглядываюсь по сторонам и не вижу за нами хвоста в виде Тиля. Вот его сейчас нам здесь совершенно не нужно. Так что, только после того как убеждаюсь, что поблизости нет мальчишки, с чистой совестью и ощущением злорадства скидываю эту бедовую мымру на мешок муки. Зинка плюхается на него, поднимая легкий белый клубок пыли, и смешно чихает, а моя злость тем временем все набирает обороты. Я демонстративно складываю руки на груди и вздергиваю вопросительно левую бровь. А после сразу же, не давая ей опомниться после жесткого приземления, пока она не придумала заготовленных оправданий, приступаю к не менее твердому допросу.
— Скажи-ка мне, дорогуша, помощница моя ненаглядная, незаменимая… Кольцо у тебя? — поднимаю подбородок и обвожу ее взглядом с явно нездоровой головушки до кончика хвоста, который так и норовит найти на свое основание неприятных приключений.
Зинка в этот момент опускает глаза долу, из них сразу же уходит возмущение. Ага! Чувствует-то вину свою, негодница, небось! Но вопреки моим ожиданиям она не стала сразу же каяться, а просто отряхнула свой пушистый красненький хвостик, шоркнула задней лапой и как-то понуро свесила голову, будто пытаясь вжать ту в свои мохнатые плечи.
— Вот только не надо мне тут строить из себя стесняшку! — знаю, что грубо давлю на нее своей агрессией, но уж очень мне не нравится вся эта ситуация.
Мы ведь в полной *опе. Еще и долг навесили, ироды. Так что, прокручивая в голове все ужасы нашего бедственного положения, я уперла руки в бока и подошла ближе к Зинке, гневно нависая над гадиной. Это уже не шутки, это… Это полный ужас! Я ведь могу все потерять… Только обретенную жизнь в новом мире! И пусть та еще не шибко-то и состоятельная, но это моя! Наша жизнь! И нечего всяким безалаберным свешивать свои бессовестные лапы с моих не богатырских плеч!
— Слабеньких, как же… — вдруг слышу ее бормотание, но рот у нее не двигается, так что я списываю это на свое воображение, уж больно сильно расшалившееся в последнее время.
— Ну! — поторапливаю негодницу, теряя всяческое терпение. — Признавайся, давай, у тебя? Или у тебя?
Этим “или” даю понять ей, что уж кто-кто, а я точно не имею сомнений на этот счет.
— Да, ты права… — все же звучит ее виноватый голосок, вызвав во мне, с одной стороны, облегчение, что пытать ее на признание не придется, а с другой… Боже, нам всем конец...
