зная, как я к ней отношусь, зная, что она его бывшая… Предлагает мне согласиться? Согласиться на помощь!
Я посмотрела на Рамона, но по его лицу было сложно понять, что он сам думает на этот счет. Принял ли уже решение, или действительно советуется со мной? Да бред! Не нужны ему мои советы.
– Мы одна семья, – говорит Сиенна, ободренная моим молчанием. – Мы можем объединиться в поисках. Я смогу убедить Микаэля спрятать клыки, и мы в два счета отыщем вашу дочь.
– Сару, – уточняет Рамон.
– Сару, – улыбается она. – Красивое имя.
Они так смотрят друг на друга, будто это их дочь, а не моя.
– Зачем тебе это? – спрашиваю я. – Зачем тебе нам помогать?
– Я же сказала, что мы одна семья.
– Нет. Не семья. Твой муж принял меня в стаю, но не в семью. Я всегда чувствовала себя отдельно, словно нежеланная гостья. Вы, ты в особенности, всегда подчеркивали, что терпите меня из-за обещаний трагически погибшему Рамону. Но вот он живой, и больше не надо никому помогать.
– То, что он живой, все меняет, – шипит Сиенна.
– Для кого, для тебя? – хмыкаю я. – Зачем ты здесь, Сиенна? Что ты будешь делать, если Микаэль не согласится с твоими доводами?
– Присоединюсь к вам. Помогу вам собственными силами.
Ну конечно. Мне ко всему прочему еще Сиенну рядом терпеть.
– Возвращайся к мужу и будь счастлива со своей семьей. Она у тебя прекрасная. Хватит вздыхать по прошлой любви, живи настоящим.
Возможно, это слишком жестко: высказывать ей это при Рамоне, но я не завидую Микаэлю, который все время на вторых ролях. Который за это ненавидит брата, еще и помогать ему должен. Потому что «семья», ага. Слишком велика цена у этой помощи.
Сиенну, конечно, это не устраивает: на ее красивом лице проявляются звериные черты, вспыхивают глаза, заостряются скулы, она сжимает губы так сильно, что они становятся тоньше и белеют.
– Значит, счастья с семьей мне желаешь? А ты счастлива?
– Очень, – скалюсь я. – Найду дочь, и счастливее меня на планете никого не будет.
– Это значит «нет»? – интересуется Сиенна у Рамона. Конечно, он мужчина, он верховный, за ним последнее слово, а я умудрилась об этом забыть. Месяцы в Золотых холмах по меркам вервольфов дурно повлияли на мои мозги и послушание. Да и кто по доброй воле откажется от лишней помощи?
– Ты слышала мою истинную, – неожиданно отвечает Рамон. – Мы сами справимся.
Его «мы» звучит еще неожиданней, чем «истинная» его устами. Он же это не про меня и него? У нас достаточно других помощников.
Лицо Сиенны вытягивается, будто для нее это еще больший шок. Хотя, может, так и есть.
– Ты отказываешься от помощи семьи? Ставишь под угрозу жизнь своей дочери? Вдруг вы ее вообще не найдете!
– Всем сердцем верю, что найдем. Спасибо за предложение. – Рамон само спокойствие, а еще таким голосом отказываются от навязчивого спама, но не от поддержки, которая может оказаться действительно полезной.
Поэтому, когда рассерженная, обиженная Сиенна уходит, не прощаясь, я опускаюсь на каменную скамью и складываю руки на коленях, чтобы ни те, ни другие не подрагивали. Потому что стоит эмоциям немного улечься, как ощущение триумфа сдувается, как пробитое колесо.
Что я наделала? Кто думает о гордости, когда новорожденная дочь непонятно где и непонятно с кем? Я, кажется, вообще ничем не думала! Но бежать за Сиенной совсем не хочется. Все во мне противится этому. Но это я, у меня гормоны, а чем думал Рамон?
– Почему ты отказался? – поднимаю я на него глаза, когда он тоже возвращается на скамью, окутывая меня своей энергетикой. Ощущается это как крошечные электрические разряды: не болезненные, скорее, чувствительные. – Это твоя семья, и помощь никогда не бывает лишней.
– А почему отказалась ты? Еще полчаса ты убеждала меня, что хочешь уйти с Раулем.
– Это ты решил, что я хочу уйти с Раулем, а я… Я просто сильно испугалась, когда он меня схватил, – признаюсь я, отводя взгляд. – Я струсила, доволен?
– Чем я должен быть доволен, nena? – Рамон положил пальцы на мой подбородок, разворачивая к себе. – Тем, что ты этот идиот тебя напугал? Или тем, что ты не сказала мне правду? Не вижу тут ни одного повода для довольства.
– Это было глупо, испугаться. Нелогично.
– Страх не бывает логичным. Это самая нелогичная вещь в мире.
– Я думала, что любовь нелогичная.
– Наоборот, – усмехается истинный. – Любовь – это самая логичная вещь. Самая правильная.
Взгляд Рамона смягчается, не просто смягчается, он так близко, и смотрит на меня с таким чувством, будто вот-вот поцелует. Электричество между нами словно искрит, я чувствую его покалывание всей кожей. И отворачиваюсь первой. Мне сейчас не до поцелуев, хотя сердце в груди колотится, будто чумное, и притяжение истинных, кажется, врубилось на полную мощность.
– Так почему? – возвращаюсь к нашей изначальной теме. Не надо мне разговоров о любви.
– Почему я отказался? – я смотрю на розовые кусты, а не на Рамона, но пытаюсь уловить в его голосе чувства. Тщетно, потому что он снова звучит ровно. – Потому что отказалась ты.
– Это не довод! – возмущаюсь я.
– Для меня – довод. Ты моя истинная, Венера, мать моей дочери. Если ты считаешь, что мы справимся сами, с той помощью, которая у нас уже есть, то так и будет.
Это те слова, которые бы мне хотелось услышать, и, вместе с тем, сердце снова сжимают оковы страха.
– А если я ошиблась?
Он сжимает мою ладонь, переплетает наши пальцы раньше, чем я успеваю отодвинуться и не допустить этого.
– Тогда придумаем что-то еще, – обещает Рамон.
Рамон настоял на том, чтобы переехать в другой отель, и Хантер его поддержал. На мой вопрос: «Почему?», коротко ответил:
– Если мы с Микаэлем не заодно, предпочту избежать сюрпризов.
Мне было неловко признаваться, что я в порыве ярости разнесла номер, но никто из нашей команды ни словом, ни взглядом не упрекнул меня, а что на этот счет подумали администратор или владелец, я не узнала: мы с Алишей и Хантером первыми отправились на новое место.
Новый отель был действительно новым, современным, в стиле минимализма. Достаточно безликим, как большинство отелей, но вид из моего номера с лихвой это искупал. Отель расположился на берегу моря, почти у кромки воды, и через панорамные окна я могла рассматривать уютную бухту, причал с белоснежными яхтами и пляж с шезлонгами и голубыми зонтиками над ними.
Красиво. Было бы, не будь я в таком подавленном состоянии. В своих
