В выходной мы снова гуляли с Оливией. Обнаружив у меня отсутствие матримониальных намерений, девушка улыбалась и шутила, а когда мы оказались вне досягаемости чужих ушей, шепотом спросила:
— Леон, вы что-нибудь придумали с побегом?
— Только то, что нужно дождаться однодневного дилижанса. Может статься, мы уедем вчетвером. Я попрошу господина Сантра отпустить нас на прогулку по окрестностям до вечера. Говорят, недалеко есть долина, где бьют ключи.
— Вчетвером? — округлила она глаза.
Я хитро улыбнулась, и девушка рассмеялась:
— Надеюсь, мы с ней подружимся.
Да, я тоже надеюсь, что Оливия подружится с женской частью нашей пары и поймет, почему все было не тем, чем казалось.
— Но все же, — продолжала Оливия, — если есть хоть какая-то возможность уехать раньше, прошу вас, помогите. Дядюшка становится совершенно невыносимым в попытках меня пристроить. Вчера на приеме у госпожи Аделаиды заставил выслушивать нескончаемое бахвальство пузатого майора. К счастью, к концу вечера тот напился, — она хихикнула, — и дядюшка вычеркнул его из списка претендентов на мою руку.
Я проводила Оливию до особняка, где мы встретились с Сантром. Мне очень не понравился взгляд, которым он окинул нас с племянницей. Боги, пусть это будет не то, о чем я думаю!
Через три дня я снова стучалась в седьмой номер, где меня с порога подхватили и закружили, и отмеренные нам четыре часа счастья казались очень, очень короткими.
Я старалась запутать следы "подружки Леона", но одно я не могла поменять — выход из флигеля и возвращение назад. Попытавшись вылезти из окна спальни, что выходило во двор, я поняла, что пойди я в одну сторону, мне придется продефилировать под окнами особняка. В другую — ничем не лучше выхода из дверей. Задний двор заканчивался глухой стеной. Я боялась, что рано или поздно кто-нибудь будет настолько любопытен, что проследит за флигелем и задастся вопросом, почему подружка Леона сначала выходит, потом заходит, но как устроить свидания иначе, я не могла придумать.
Жизнь показала, что разрешение трудностей не стоит откладывать на потом.
Господин Сантр как-то сказал, что обычных преступников в Давенроке, почитай, и не осталось. Контрабандисты их всех повывели. Да и со старателями лучше не связываться, не говоря уже о зверобоях. Поэтому, когда я достала ключ от флигеля, и тени рядом со мной неприятно сгустились, я поняла — это именно то, о чем предупреждал господин Сантр: к нему попытаются добраться через помощника.
Я стрельнула в тень молнией, но из-за падающего тела появилась вторая, перехватила меня за запястье и заломила руку так, что мое кольцо могло бы ударить только в меня саму. Вторая рука легла мне на рот.
— Долго мы тебя, стерву, ждали. Уж думали, что замерзнем. Ан нет, пришла. Слушай меня внимательно. У начальничка твоего лежит документик очень нам интересный. Называется документик — тайные сотрудники. Через три дня в полночь подойдет сюда человечек, отдашь документик ему. А нет — наутро начальничек узнает, что помощник у него не кобель, а… — Он слегка докрутил руку так, чтоб я охнула. — Моргни, если поняла.
Я прикрыла глаза. Бандит отшвырнул меня к двери, поднял своего дружка, и оба ушли. Я вползла во флигель, выпила кружку воды по добрела до ванны.
Это не конец, это не конец, это что угодно, но только не конец.
Пока о том, что я женщина, знают только эти двое. Я не сомневалась, что такие сведения они придержали для себя, никому из своей шайки не рассказали. Это очень ценные сведения, ими нельзя делиться, не то с носом оставят.
Вот и пришел тот день, когда Леон должен решать, признаваться ли ему в том, что "заделал ребенка дочери мэра" (у того дочерей не водилось, только сын), или сдаваться шантажистам. Разумеется, это будет не последняя "просьба". Дилижанс только через пять дней. Думай, Леонора, думай.
Наутро я попросила Сантра о приватном разговоре.
— Господин Сантр, я хочу сделать признание.
— Да, Леон, я вас слушаю.
— Я заделал ребенка дочери мэра и его жене одновременно.
— Что-о?! О. Понял, — мгновенно собрался Сантр. Все-таки как человек он гадкий, но хороший профессионал. — И чем вас шантажируют, вы говорить не собираетесь. Вы понимаете, что они непременно все выложат после ареста?
Я вздохнула.
— Господин Сантр, дело в том, что я сам еще не знаю, что они выберут. И, возможно, они сами не знают.
— Что вы имеете в виду?
— Между ними произошла размолвка. Один считает, что…
Я мучительно покраснела. Для этого мне пришлось вызвать из памяти некоторые картинки о недавнем посещении седьмой комнаты, но мизансцена того требовала.
— М? Говорите, Леон. За тридцать пять лет карьеры я видел столько людской грязи, что вы себе и в страшных снах не представите.
Я тяжело вздохнула.
— Один считает, что я… кхем… предпочитаю мужчин, которым… м… доставляю удовольствие противоестественным образом. — Брови Сантра полезли на лоб. — Другому помстилось, что я и вовсе женщина.
Сантр на мгновение замер, а после принялся хохотать. Он стучал ладонями по подлокотникам кресла, взвизгивал и всхрюкивал от напавшего на него веселья.
— Женщина! Ой, не могу! Женщина! — Сантр утирал слезы. — Женщина видит нестыковки в учетных книгах! Женщина! Женщина по бумагам нашла, где подделывают специи! Женщина шпиона вычислила!
Его смех меня обескуражил. Я-то собиралась вставать в позы оскорбленной невинности и отказываться от осмотра под предлогом, что это-де невероятное унижение, но все оказалось намного проще. Первый, и надеюсь, последний раз в жизни я воздала хвалу мужскому самомнению. Привычка думать одним неизменным способом играет злые шутки даже с умными людьми.
С трудом успокоившись, Сантр похлопал меня по плечу:
— Рассказывайте, юноша, какие сведения им нужны, и как их требуется передать. Остальное не ваша забота.
Глава 10
Шантажистов арестовали. Они и впрямь оказались небольшого ума, и Сантр с дознавателем быстро их запутали и заставили сдать всех известных подельников. Рассказы о том, что "в таможне работает баба", встречали у начальства лишь вспышки веселья. По словам Сантра, вечером после ареста они с мэром вволю посмеялись над этим анекдотом. Господин Леон позволил себе скромно улыбнуться и пожать плечами.
А затем, используя упрочившееся служебное положение и разнообразные предлоги перебрал все сведения о горожанах, особенно, горожанах мужского пола, до которых мог добраться. Ни один Филипп не подходил под нужный возраст.
Чем может повредить мне Филипп, если я ему откроюсь? Я не могла ничего придумать. Чаша мужского предательства минула меня, обойдя стороной, но я слышала достаточно историй, чтоб не торопиться. Раскрываться человеку, который будто бы появляется ниоткуда, и исчезает в никуда, я не могла. Что занятно, у него были те же трудности. Мы ходили по замкнутому кругу и не могли из него выбраться. Почему все мои способности сводить сведения воедино пасуют, когда вмешиваются чувства!
После долгих размышлений пришло решение, как мне скрывать свою женскую сущность когда я выхожу из флигеля. Нужно было всего-то помучиться перед зеркалом, попеременно надевая один и другой наряд, укрываясь плащом.
Плащ отстает от земли на три ладони. Сапоги достаточно высокие. Леон старомоден, он носит сужающиеся книзу брюки и заправляет их в голенища, как это делали еще десять лет назад. Сантр сам придерживается подобного костюма, и вид Леона его вполне устроил. Когда идет Леон, из-под плаща видны сапоги. Когда идет женщина в маске, из-под плаща виден край платья. Достаточно поднять юбки и закрепить, чтоб не подол оказался выше края плаща — и со стороны будет впечатление, что идет мужчина. Маску и букли я спрячу на себе, и в темном тупике Леон превратится в Незнакомку в маске. Как я раньше не догадалась?
Одно плохо. Если из-за какой-нибудь коллизии мне придется снять плащ, будучи Леоном… ох, лучше об этом не думать. Но теперь, после случая с шантажистами, я решила, что этот риск меньше, чем привлечь наблюдателей поумнее.
