Удивленно смотрю на парня. Точно. Сильный ветер уносил все звуки в сторону кладбища.
Выходит, я его обидела ни за что.
– Чэн, я…
– Все в порядке, кириса. Я буду больше практиковаться. За годы в летнем дворце подзабыл некоторые навыки, – потянувшись, беззаботно отвечает он.
Подзабыл?
Вспоминаю, как лихо он рубил умертвий.
Да я бы так не сказала…
– Думаю, через полчаса ходьбы нужно сделать привал. Вы еще не завтракали, и, кажется, гроза надвигается.
Он ускоряет шаг. Как могу поспеваю за ним.
– Чем будем завтракать? – спрашиваю ради порядка.
Ясно как день, что лепешками и мясом.
– У нас нынче зелень, сыр, балык, хлеб и даже масло.
– Откуда все это?!
– Я подумал, что вы должны попробовать хоть что-то со вчерашнего праздничного стола.
Поджимаю губы. И улыбаюсь едва заметно.
Он заботливый.
Пусть и хочет казаться надменным и язвительным.
А вообще – он украл еду у крестьян!
Спустя некоторое время я на всякий случай напоминаю:
– Чэн, мы должны дойти до дворца матери.
– Я вас услышал, кириса. Еще в первый раз. Мы дойдем до Города Среди Холмов. Но будьте готовы столкнуться с реальностью.
– С тем, что мать не примет меня? – устало предполагаю я.
– Нет, с реальностью положения дел в нашей стране. И во всех ее уголках, – отзывается Чэн странным голосом.
Сведя брови, пытаюсь понять, что он имеет в виду.
Но мне нужно было столкнуться с этим лицом к лицу, чтобы осознать всю картину происходящего в Поднебесных Землях.
Глава 9. Время проявить недовольство
Неделя пути. Неделя непрерывной ходьбы, коротких остановок на перекус и сна на земле. Чем глубже в лес мы уходим, тем холоднее вокруг, несмотря на палящее солнце днем. У меня уже вошло в привычку засыпать вплотную к костру, но однажды ночью Чэн едва успел спасти мое спящее тело от встречи с горячими углями – и расстояние пришлось увеличить. Хождение по лесу тоже дается мне непросто; особенно туго пришлось сегодня, когда до границы с городом остался буквально день.
– Мои ноги отказываются идти быстрее, – неохотно признаю я.
– Тогда нам придется и сегодня спать в лесу.
Прислонившись к стволу дерева, я киваю:
– Выходит, придется пожертвовать своей мечтой поспать на перине.
– На следующей неделе будет легче, – «успокаивает» меня Чэн, – вы привыкнете.
– Я все еще надеюсь провести следующую неделю частично в удобной коляске и частично – в летнем дворце.
Почему он так решительно настроен идти до столицы? Я в дне пути от дворца своей родной мамы!
– Даже если мать согласится вас выслушать, вряд ли вы так быстро отправитесь домой: необходимо будет начать расследование.
– «Согласится выслушать»? С чего бы ей не соглашаться меня выслушать?!
Да, я устала. И да, недоверие Чэна к моей родительнице меня раздражает. На этом фоне скрывать свое отношение к нему мне становится все сложнее.
– Простите, кириса, – легко соглашается страж, – я больше не позволю себе высказывать сомнение.
– Уж, пожалуйста! – перебиваю его, не желая слушать длинный и витиеватый ответ, больше похожий на издевку.
Наслушалась уже за неделю.
Хватит.
– Как скажете, – коротко и без эмоций отзывается Чэн и начинает готовить место для отдыха и ночлега.
Вкусная еда закончилась еще во второй день пути. Вкус воды надоел еще в первый день. Я даже втайне пожалела, что заснула в день празднования деревенских. Там наверняка было что попить, кроме воды и крепкого алкоголя. Что касается ходьбы… Возможно, это тревога перед встречей с мамой, но мое тело все больше напрягается, и чем ближе мы к Городу Среди Холмов, тем сложнее мне идти вперед.
Я помнила ее взгляд в тот день. Помнила, что она не пожелала даже пожалеть меня – ведь няня умерла почти на моих глазах! А мне было всего восемь лет! Но, нет, мать не посчитала меня достойной своего сочувствия. Должно быть, она решила, что я сама виновата в той смерти, и, конечно, была права: няню Жунг отхлестали розгами из-за меня…
Если вспоминать дальнейшие поездки во дворец матери, а это происходило буквально пару раз, то они давались мне проще. Потому что я приезжала в компании сестер, и мне выпадала едва ли пара взглядов.
А теперь я еду к ней, чтобы серьезно поговорить о заговоре в летнем дворце.
Не переоцениваю ли я себя?.. Бросаю взгляд на Чэна, поджигающего хворост, и беру себя в руки. Это он настраивает меня на провал. Он повторяет мне, что мы не должны идти в дом моей матери. Он сеет во мне эту неуверенность.
Закутываюсь в одеяло, присаживаясь у дерева, и откидываюсь спиной на широкий ствол. Каким бы ни был мой настрой, я обязана воспользоваться этим шансом: мать я хотя бы видела, а отца вообще не помню. Я даже не узнаю его, если увижу. А сейчас есть возможность разобраться во всем без героического похода в столицу – во дворец правителя!
Этот путь мне ближе…
Ночью сплю плохо. Постоянно мерзну и не могу справиться с сердечным ритмом, решившим добить меня перед важным мероприятием. Когда поднимаюсь утром, Чэн, несмотря на все свое самообладание, не успевает скрыть эмоций. Кажется, мое лицо вновь пугает окружающих – даже без «боевого» раскраса…
Встряхиваю головой и иду к холодному ручью умываться.
Пять часов ходьбы выводят нас на городскую окраину. Домики здесь совсем плохи, а люд – обозлен. На нас недобро косятся, посматривая на меч, торчащий из-под плаща Чэна.
– Не замедляйте шаг, они планируют напасть на нас, – негромко предупреждает мой страж.
– Напасть? Но зачем?
– Вы не заметили, кириса? Им нечего есть. Земля здесь не такая плодородная, к тому же сказывается близость месторождения железной руды.
– Как это может влиять на положение крестьян?
– Добыча руды напрямую влияет на жизнь представителей всех сословий на близлежащих территориях. Но, даже если не брать этого в расчет, земля здесь плодоносит только раз в год. И весны в таких местах – самое голодное время.
– Почему?!
Весной же все начинает цвести и пахнуть!
– Потому что за зиму люди успевают съедать все свои запасы. Об этом вы в своих книгах не читали?
– Нет, об этом не читала, – сухо отвечаю я.
Эти годы я посвятила изучению письма и счета. Сами книги начала читать лишь в прошлом году – и в основном это были стихи гениальных поэтов.
Тем не менее я очень горжусь, что научилась читать без помощи учителя! К сестрам приходили учителя, у меня же была лишь безграмотная служанка. И няня Лули – до нее… Но с ней мы по большей части изучали алфавит.
Мы с Чэном молча пересекаем поселение на окраине, а когда доходим до моста над речушкой, мой страж останавливается и, не оборачиваясь, произносит:
– Даже не думайте.
Разворачиваюсь и с изумлением смотрю на группу немытых крестьян с ржавыми вилами.
– Нам терять нечего, господин. А ты явно при деньгах, – произносит один из них.
И я с еще большим изумлением замечаю, что у него почти нет зубов, хотя ему явно не больше тридцати.
– Вам есть что терять: ваша жизнь все еще при вас, – спокойно возражает Чэн, разворачиваясь к «грабителям».
– Она нам не нужна. Только не такая, – качнув головой и сплюнув на землю, произносит главарь этого сборища голодных и грязных людей.
– Почему они не моются? – удивленно спрашиваю я у Чэна, но тот почему-то прикрывает глаза и поджимает губы.
Я что-то не то сказала?
– Что она там ляпнула?! – Похоже, крестьян мои слова изумляют не меньше, чем меня – их вид.
– Богатеньким не понять, как живут люди за чертой, – сплевывает и второй, делая к нам предупреждающий шаг.
Какой-такой чертой?
– С чего они взяли, что мы богаты, Чэн? Ведь на мне дешевая одежда…
– Кириса, – еле сдерживаясь, выдавливает мой телохранитель.
Я так и не понимаю, что не так с моей логикой, но на крестьян мои слова производят какой-то необъяснимый эффект: их лица искажаются от злости. А затем все пятеро бегут на нас со своими ржавыми вилами!
