– Амелия, мы должны принять решение. Важное решение, – мягко настаивала доктор Ризерстоун. – Срок 6 недель. Не большой, но уже и не маленький.
– Какое решение? – я решительно не понимала, что имеет в виду доктор и не могла отвести взгляд от монитора.
– Будем ли оставлять ребенка?
Едва не задохнувшись, я гневно уставилась на доктора и получила в ответ сияющую улыбку.
– Я тебя поняла, – она протянула мне салфетку и убрала датчик УЗИ аппарата. Доктор Ризерстоун женщина в возрасте. Красивая, ухоженная, с добрыми проницательными глазами цвета сизого тумана и теплыми, очень аккуратными руками. Лишь благодаря ее профессионализму и компетентному подходу, я не боялась плановых осмотров у гинеколога. Какова же была ее радость узнать, что я беременна. Не представляла, что подобная новость вызовет у нее счастливую улыбку.
– Я очень рада, Амелия, что тебе выпала честь познать радость материнства. Мои дети уже выросли, и могу с уверенностью сказать, пора, которая тебя ожидает – самая счастливая в твоей жизни. По результатам УЗИ все хорошо, малыш развивается нормально, но нужно сделать анализы. Мы будем поддерживать жизнь твоей крохи, и ты должна соблюдать некоторые правила и следить за вашим состоянием.
Слушая доктора, вытирала живот от геля. Несмотря на то, что он итак уже был сухим, я все терла и терла, пока грязную салфетку из моих рук не отобрали. Доктор Ризерстоун улыбалась.
– Милая, ты должна рассказать отцу ребенка. Тебе сейчас как никогда нужны отдых, хорошее питание и поддержка. И даже, если тебе они не нужны, то нужны ребенку. Вот список анализов, которые необходимо сдать, а это витамины. Купи прямо сегодня и начинай принимать. Я запишу тебе все, что необходимо. Ты все равно не в состоянии сейчас запомнить всего.
– Да. Буду признательна, – растерянно обронила я.
Раздался телефонный звонок. Как некстати. Пока доктор записывала для меня рецепты, я подняла трубку.
– Да, – рассеянно.
– Амелия, это Алисия. Ты в порядке?
– Да, все хорошо.
– Прости, что давлю, но время не ждет. Ты приняла решение? Поможешь Тринити выжить?
Выжить. Могу ли я загубить жизнь этой крошечки? Я снова посмотрела на монитор, на котором застыло последнее изображение моей горошинки.
– Конечно! – воскликнула я, думая о том, что обязательно оставлю ребенка. Но, когда осознала, что мне задали совершенно другой вопрос, отнекиваться было поздно. Женщина рассыпалась в благодарностях и говорила, говорила, говорила. Понимаю, что это некультурно, но прямо посреди ее эмоционального монолога, я нажала кнопку отбоя и, хлопая ресницами, посмотрела на доктора Ризерстоун.
– Родственница?
– Бабушка горошинки, – я не верила, что происходящее правда. Доктор Солнечный Лучик протянула кучу бумажек, рецептов, схем, каких-то книг и тоже говорила, говорила, говорила, но все проплывало мимо меня. Ровно, как и весь день.
Я не помню, как вернулась на работу, как вела переговоры, отправляла договора, готовила документы. Но совершенно точно всем этим занималась. Автоматически. Даже не осознавая происходящего, думая лишь об одном. «Туки-туки-туки-туки» – стучало в голове. И я глупо улыбалась, накрывая живот ладонью. Пытаясь погладить мою маленькую горошинку. Снова ушла раньше девяти домой и долго лежала в теплой ванне, разглядывая картинки в буклетах, которые дала доктор Ризерстоун. Там описывался процесс зарождения жизни, подробно объяснялось, какое чудо сейчас происходит внутри меня. Сама того не замечая, я пересказывала увиденное моему маленькому персональному счастью. Не сразу заметила, что в дверях застыла Одри. С испугу я решила спрятать буклеты, но как-то подзабыла, что нахожусь в ванне, поэтому попросту их утопила. Бумажки предательски всплыли. Подруга подошла и, подняв одну, с интересом уставилась на меня.
– Я должна о чем-то знать? – на ее лице испуг, смешанный с интересом. Журналист в действии. С мокрого буклета с изображением беременной женщины стекала теплая вода. – Я точно должна об этом знать! Амелия Уэйнрайт, вы что, беременны?
– Беременна? – возмутилась я. – Пф, какая глупость! Да вот, была на приеме у доктора Ризерстоун…
Если Одри не поверит – начнет вынюхивать и обязательно узнает, что я была у своего гинеколога. Поэтому врать следует правдоподобно. Она присела на край ванны, принявшись внимательно слушать.
– Хорошо, – я тягостно вздохнула, якобы желая признаться в сокровенном неблаговидном секрете. – Задумалась об инсеминации, – даже глаза в сторону отвела, делая вид, что мне стыдно. Впрочем, действительно стыдно. Но не из-за вымышленной инсеминации, а потому что вынуждена врать. Не знаю, почему, но я не могу сказать Одри. Не могу… что-то мешает. Не хватает решимости. Возможно, потому что сама еще до конца не осознала.
Подруга разве что в воду не свалилась. Едва поймав равновесие, она даже рот открыла и не сразу смогла переспросить.
– Инсеми… Это… Не поняла. Это когда тебе внутрь сперму чужую пихают?
– Ну, вроде того, – созналась я. – Вот дала мне буклеты. Думаю, не завести ли мне ребенка.
– От мужика, который подрочил за деньги в баночку? – подруга была возмущена. – Когда у тебя есть Генри Эллингтон? Образец мужественности и сексуальности? Который в любой момент готов сделать тебя счастливой матерью и подарить детям идеальную наследственность? Не говоря уже о внешности, имени и финансовом благополучии?
– Ты же была от него не в восторге, что изменилось? – я возмутилась в ответ и решила перевести неудобную тему.
– Была. Ровно до тех пор, пока не узнала его получше.
– И когда же вам это удалось?
– Тогда, когда ты пыталась с жизнью проститься.
– Я не пыталась!!! – сорвалась на крик. Уставившись друг на друга, мы гневно сопели. Что это – наша первая ссора? И из-за чего? Из-за лжи. Раньше между нами не было никаких секретов, а после моего расставания с Генри сама себя не узнаю.
– Амелия, что с тобой происходит? Мы отдалились друг от друга… Я думала, что это из-за твоего разрыва с Генри и все наладится. Но прошло уже много времени, а между нами пропасть. И с каких пор мы начали ругаться? – ее растерянность тронула мое сердце.
– Сама не знаю, – я ушла с головой под воду, а когда вынырнула, Одри по-прежнему стояла и глядела на меня.
– Снова решила утопиться? – уже улыбаясь. – Мы должны справиться с этим. Я не хочу потерять подругу. Амелия, когда я думала, что тебя больше нет, мой мир перевернулся. И этот новый мир мне совершенно не понравился. Что происходит с тобой? Что тебя гнетет? Откройся мне.
Она присела на корточки, чтобы оказаться со мной на одном уровне, а я, облокотившись руками о ванну, откинула голову назад и закрыла глаза. Это моя подруга. Моя сестра. Неужели мой необдуманный поступок так ранил ее? Могу ли я поступать с ней подобным образом? В конце концов, сколько я буду это скрывать? Витамины мне тоже прятать? Анализы?
– В тот вечер я застала Генри в объятиях Шарлин. Это разбило мне сердце, – заглянула в глаза подруги.
– А что ты хотела? – спокойно спросила она. – Он столько лет ждал свою жену. Первая реакция. Можно ли винить его за это?
Мои брови затерялись в волосах. Прежде, чем с уст сорвался закономерный вопрос, даже куча закономерных вопросов, она пояснила.
– Читала пресс-релиз. Завтра во всех главных газетах выйдут новости о том, что Шарлин, жена Генри Эллингтона, и она вернулась. О тебе ни слова, не переживай.
– Что? – возмутилась я. И совершенно не из-за того, как эта новость ударит по моему имиджу. Если он решил о ней заявить подобным образом, зачем было играть во все эти игры со свадьбой?
– Ваша помолвка была постановкой, я верно понимаю?
Журналистское чутье граничит с оккультизмом. Говорить не могла, только кивнула, переваривая свалившиеся новости. Пожалуй, для одного вечера откровений с меня будет достаточно. О беременности обязательно расскажу, но позднее.
– Но твоя любовь… я же видела, как сияли твои глаза, когда ты ехала к нему и как ты страдаешь до сих пор. Твоя любовь, она настоящая.
