Гермес был страшно недоволен. Он обоснованно полагал, что когда Персефона проснется, то сразу вспомнит обо всех накопившихся претензиях, и в этот раз убежать не получится. Тем более что шлем-невидимку забрал бывший подземный царь, решивший пока не шокировать подданных своим присутствием.
— Неси-неси, — сказал Аид. — Впрочем, я уже предлагал тебе отправиться к своим хозяевам. Аккурат перед тем, как получил от царицы. Так вот, предложение еще в силе.
Гермес отвел глаза и замолчал, зато почему-то завелась Минта. С ее точки зрения, Гермия следовало вот прямо сейчас утопить в Лете, чтобы не сдал всех троих Аресу и сообщникам. Если с Аидом Гермес не спорил, то с Минтой препирался целый час, выясняя, кто там кого и когда собирается предавать.
Аид слушал их перепалку со странной уверенностью, что раньше их что-то связывало.
— Вы что, были любовниками? — уточнил он наконец.
Минта звонко расхохоталась:
— Какой там! Он-то хотел, но я не дала. Много чести!
— Я просто спросил, — с обидой в голосе сказал Гермий, — а она сразу в траву превратилась! Я ей что, траволюб?
— А Зевса такие мелочи не останавливают! — приосанилась нимфа.
— Зевса в принципе ничего не останавливает, — задумчиво произнес Аид. — А ты, Минта, значит…
— Оборотень! — буркнул Гермес. — Она растение — оборотень!
Нимфа заулыбалась — она явно гордилась своими талантами.
— Прирожденный лазутчик, — заключил экс-Владыка. — Никто никогда не задумывается, что это там выросло у дороги…
— Или появилось в постели у Ареса! — подхватила Минта, облизывая пухлые губки.
Гермеса на этом жесте слегка передернуло, а Аид задумался, что, наверно, Персефона сама и отправила Минту в Аресову постель — нашла, так сказать, применение ее талантам. И это объясняет, почему царица ее до сих пор не прибила, как остальных соблазненных Аресом нимф.
Да и не убьешь ее, такую — ну разве что саблей рубить, но уж точно не в дерево превращать.
— А какие у тебя еще способности? — поинтересовался Аид.
Нимфа кокетливо хихикнула:
— Могу покорить на ложе любого мужчину…
Гермес закатил глаза.
— Я имею в виду те способности, которые ты унаследовала от матери, Деметры, — уточнил Аид. — А она чудеса на ложе в жизни не вытворяла. И вообще, у нее явно проблемы с материнским инстинктом.
— У нее все нормально с… как ты сказал? С материнским инстинктом, — возмутилась нимфочка, придерживая руками волосы, чтобы не наловить в них репьев: бескрайнее асфоделевое поле заросло гигантскими, выше человеческого роста, лопухами.
— Не знаю, не знаю, — зловещим голосом сказал бывший царь. — Если бы Арес похитил у меня дочь, то очень быстро бы пожалел. Даже если бы у меня не было никаких других сил, кроме природных. На земле я изменил бы климат, чтобы растения не могли плодоносить, а люди замерзали в своих холодных жилищах и постоянно материли олимпийских богов. А когда Зевсу начало бы икаться, я бы спустился в Подземный мир и устроил тут экваториальные дождевые леса. С соответствующей флорой и фауной. Попробовали бы мне не отдать мою дочь! Песец быстро бы наступил.
— Кто-кто? — ужаснулась Минта.
— Песец, — с удовольствием повторил экс-Владыка. — Это такой пушной зверь. Символизирует неотвратимость возмездия.
— Почему? — неожиданно заинтересовался Гермес.
Кого другого этот вопрос еще мог поставить в тупик, но не Аида, бороздившего далекие северные земли на собачьей упряжке и жевавшего квашеную моржатину в круглом доме, сделанном изо льда, а потом плясавшего на снегу под звон шаманского бубна.
— Летом этот зверь желтый, а зимой белый. И вот представьте: мороз! Вокруг снег! Лежишь себе в засаде, никого не трогаешь, и вдруг краем глаза замечаешь движение. Шевелиться нельзя, а оно приближается: издалека как будто ком снега… и в нем глаза, нос и пасть!
Гермес и Минта прониклись и больше вопросов не задавали.
Вскоре лопуховое поле сменилось хвощами и тростником. Под ногами хлюпала вода, редкие асфодели совсем поникли — им не нравилось расти на болоте. Зато непонятно откуда налетевшим комарам и мошкам болото нравилось, даже очень. Богов они пока не трогали, даже Аида, хотя его кровь и была правильного красного цвета — но нимфу нашли очень даже съедобной.
Минта взвизгнула, пытаясь отмахнуться от звенящего роя, оступилась и шлепнулась в лужу. На нее радостно прыгнули три разноцветные лягушки — большая темно-зеленая, маленькая посветлее, и одна, совсем крошечная, странного желтого цвета.
Аид за шкирку выдернул нимфу из лужи:
— Пойдем быстрее, болото уже заканчивается.
Да, болото, в смысле буйство тростника и хвощей, заканчивалось, начинались какие-то темные, утыканные колючими кактусами холмы. Почва была неровной, к тому же там тоже стояла, нагло игнорируя уклон почвы, тухлая вода, и пройти можно было, только прыгая по торчащим на каждом шагу кучам.
Кучи шевелились.
— Мне кажется, они ползут на нас, — с ужасом в голосе произнесла Минта.
Идти дальше ей явно не улыбалось, и Гермию тоже. И даже три давешние лягушки, которые с разноголосым кваканьем скакали за нимфой как за своим личным филиалом болота, тоже как-то притормозили.
Аид стянул с головы шлем-невидимку, и Минта с Гермесом тут же перевели на него взгляд.
— Мы бессмертные боги и нимфы и не боимся каких-то там муравьев, — твердо сказал экс-царь. Потом перевел взгляд ниже и добавил, — даже если у большинства из нас на ногах не сапоги, а сандалии.
— А они кусаются?..
— А если я случайно споткнусь и уроню царицу?..
Аид перевел взгляд на спящую Персефону на руках у Гермеса и попытался представить, как интересно ей будет проснуться среди копошащихся муравьев. Или, может, при виде нее они разбегутся?
Экс-Владыка попытался представить — лежишь себе, спишь, и тут — бац! — упал. Потом открываешь глаза… и видишь, как от тебя муравьи разбегаются! Врагу не пожелаешь!
Аид никогда не одобрял бессмысленную жестокость.
Тем временем Минта решила поддержать Гермеса и принялась скулить:
— Моя бедная сестра, она сегодня так много пережила!
— Ну, ладно, — вздохнул Аид. — Если вы не хотите, мы можем пойти через Харона. Часа за два доберемся, как раз придумаем, как объяснить, зачем мы похитили Персефону.
Нежелание объясняться с Хароном перевешивало еще целых десять минут — пока они не дошли до куч и не обнаружили, что это вовсе не муравейники. О нет, кучи целиком состояли из муравьев, мертвых вперемешку с живыми, и даже Аиду стало как-то не по себе, когда он представил, что идет по этой массе. Пусть даже и в сапогах.
Наверно, можно было брести по воде — ну, если бы она не напоминала кисель из дохлых муравьев.
— С Хароном договоримся, — решил Аид. — Кто-кто, а он точно не переметнется на сторону Ареса. А ты понесешь лягушек, — он перевел взгляд на Минту. — Мы же не можем бросить их в этом жутком месте.
— П-почему? — дернулась нимфа.
— Они явно считают, что ты их хозяйка, — сообщил экс-царь.
И они побрели к главному выходу из Подземного царства, стараясь держаться между болотом и муравьиным полем.
Минта опять щебетала какую-то чушь, стреляла глазами и облизывала пухлые губки, а Гермес угрюмо молчал, изредка вставляя одну-две фразы в ее болтовню.
Аид тоже шел молча, раздумывая, как мог измениться Харон, как вывести Гермеса из затяжной депрессии (полсотни лет под личиной Гекаты явно не прошли даром), и что, в конце концов, делать с подземной царицей.
Персефона была проблемой.
С ее силой было что-то не так — Аид понял это сразу, как только увидел ее — а после того, как он перехватил удар, предназначавшийся Гермесу, острое ощущение ненормальности только усилилось.
Аид проверил взглядом Минту и Психопомпа и на секунду прикрыл глаза, вспоминая, как густела кровь в жилах, норовя превратиться в древесный сок, как больно было выдирать из раненого бока упрямо растущую сквозь кожу и мышцы ромашку, и как его сила — сила смерти — не могла одержать над ее силой верх.
