Кочевница взвизгнула и, ударившись о ствол, жалобно всхлипнула и застонала. Но стоило девушке увидеть искаженное от гнева лицо северянина, обезображенное гримасой еще сильнее, она позорно замолкла и испуганно вытаращила глаза.
— Какого черта?! — прорычал Рикс яростно, — Что происходит?!
От его громкого окрика Анифа шумно вздохнула и закашлялась. Пронзительно острый взгляд ярко-синих глаз северянина переметнулся от Лиши к ней, и мужчина снова зарычал — совсем по-звериному. По-прежнему ошеломленная, танцовщица хлопнула ресницами и, отчего-то стушевавшись, поспешно отвела взгляд в сторону.
Мужчина быстро подошел к Анифе и, опустившись перед ней на корточки, схватил за руку.
— Что произошло?! — опять рыкнул он, обдав рабыню горячим дыханием, — Говори, девушка! Быстро!
— Я… я… не знаю… — невнятно пробормотала Анифа, морщась от чересчур крепкого и сильного сжатия пальцев воина, — Я спала… Почувствовала удар… Я не понимаю…
— Ты ранена? Тебе больно?! Отвечай!
От чересчур громкого голоса и угрожающего тона Рикса девушка испугалась еще больше. И она замерла, максимально сильно сжавшись в комочек. Мужчина неожиданно стал ощупывать ее, видимо, ища повреждения или переломы, и Анифа буквально окаменела, страшно смутившись.
— Проклятье, Рикс! Ты что творишь?! — голос Шах-Рана пронесся в роще настоящим громом — бешеным и неистовым.
Анифа вздрогнула. А северянин как ни в чем не бывало поднялся на ноги и выпрямился. И смело встретился с вождем лицом к лицу. Впрочем, ему нечего было бояться. Ведь он защитил драгоценный цветочек побратима. И ничего лишнего себе не позволил.
И снова — ненависть. И снова — страшная обида. Видя, с каким вниманием и беспокойством двое самых сильных мужчин степей относятся к ненавистной сопернице, Лиша чуть не зарычала от злобы. А маленькая танцовщица даже не понимала ценности этой заботы. Она то краснела, то бледнела, что-то невнятно бормотала. И только крепко ухватилась своими тоненькими ручками за плечи Шах-Рана, когда тот обнял ее и крепко прижал к своей груди.
Как никогда сильно в груди кочевницы полыхнула жуткая ревность. Она отказывалась понимать, что такого особенного была в маленькой рабыне, раз вождь с таким невероятным трепетом относился к ней. И сейчас Лишу даже не беспокоило наказание, которое тот для нее придумает.
— Не наказывай ее, — тихонько попросила Анифа, — Не надо.
Она сидела на Шах-Ране абсолютно обнаженная и потому — ужасно смущающаяся. И хотя они были в некотором отдалении от костра и расположившихся вокруг него воинов, редкий кустарник был слабой защитой от случайно брошенных в их сторону взглядов. И девушке было определенно стыдно. И пока от этой стыдливости ей было трудно избавиться.
И все же — она просила. Ее неприятно покоробила жестокость Лиши, но она не желала ей зла и даже понимала девушку. Вот бы рассказать ей, что не против уступить вождя для нее. Но разве она поймет? И как объяснить ей настоящие причины такого положения дел?
— Почему? — спросил Шах-Ран холодно, сжимая грудь девушки.
— Просто — не надо. Я не злюсь. Она же просто ревнует.
Мужчина зло хмыкнул и неожиданно с силой выкрутил горошины сосков в разные стороны. Анифа сдавленно вскрикнула.
— Тем более, — заявил воин глухо, — Девка должна знать свое место.
— Она и так обижена судьбой, господин. Лиша… Она любит тебя.
Шах-Ран громко рассмеялся. А его руки опустились на стройные бедра и порывисто сжали тонкую и мягкую кожу на них. Смех не обидел и оскорбил Анифу — она понимала его причину. Но ей хотелось быть уверенной, что кочевнице ничего не угрожает.
— Прошу тебя, — снова прошептала она, слегка наклонившись и приблизив свое лицо к лицу мужчины. — Пожалей ее.
— Странно, — хмыкнул вождь, — Обычно женщины просят меня о совсем других вещах. Подарках. Украшениях. Тряпках. Но никак не о том, чтобы помиловать другую женщину.
— Прости, господин, если оскорбила тебя…
— Ну уж нет! Мне даже забавно! — Шах-Ран широко улыбнулся и прищурился, — Да, девочка! Ты действительно позабавила меня. Хорошо. Я не буду наказывать ее. Но…
— Господин?
— Хорошенько поработай своим ротиком. И тогда твоей подружке ничего не угрожает.
Анифа понимающе кивнула. И тихонько прошелестела:
— Слушаюсь, господин…
Только глядя на то, как миниатюрная девушка мягко и грациозно опускается вниз, к его ногам, и оттопыривает попку, чтобы принять более удобное положение, мужчина наполнился острым возбуждением. Его член уже стал твердым, пока та сидела на нем, а он с леностью разглядывал ее обнаженное тело, но сейчас мужское естество и вовсе стало каменным. И так легко и органично ткнулось в распахнутые полные губы! Не в силах проглотить его полностью, рабыня обхватила основание стояка ладошкой и задвигала ею — аккуратно и чересчур осторожно. Зато от теплой влажности и тугости ее рта, мгновенно укутавшие его орган, вождь тихонько зарычал. И крепко вцепился пальцами в густые шелковистые волосы и надавил на тонкий изящный затылок, чтобы поглубже насадить на себя девичий рот.
Уже привычно подавив рвотный рефлекс, Анифа принялась сосать — упруго обхватывая губами и обводя языком вздыбленную плоть. Огромное количество слюны наполнило ротовую полость и потекло наружу, по коже члена и мошонке, но Шах-Ран только довольно щурился, с наслаждением глядя на ритмично двигающуюся черноволосую макушку. И по-кошачьи урчал, погружаясь в подобное невесомости состояние.
Обучение рабыни давало свои результаты — Анифа многому научилась. И более того — с каждым разом она отдавалась чувственной страсти все ярче и искусней, будто продолжала исполнять один из своих многочисленных танцев. Она научилась предугадывать желания своего мужчины — и с легкостью находила и нужный темп и нужный угол, чтобы доставить тому еще больше удовольствия и быстрее подвести к пику наслаждения.
Дариорш располагался на древних руинах некогда прекрасного и процветающего города. О прошлом величии здесь говорили старинные каменные колонны и помосты с остатками искусно детализированных барельефов и чудом сохранившимися статуями богов и богинь. В разбитых фонтанах уже давно не было воды, зато мозаика на их дне поражала воображение своими цветами и сюжетами изображенных картин. Когда-то изящно подстриженные декоративные кустарники разрослись и превратились в настоящие чащи, но редкой красоты соцветия и бутоны пахли остро и одуряюще, с легкостью перебивая запахи пота, навоза и грязной кожи.
Но сильнее всего Анифу потрясли руина храма, расположившегося в самом центре негласной столицы степных народов. И хотя крыша у него не сохранилась, невероятно толстые и высокие колонны, густо увитые плющом, потрясли ее чувствительную к красоте и искусству душу. На самом верху этих колонн расположились огромные изображения прекрасных богов и ужаснейших чудовищ преисподней. И если у первых были идеальные черты и непередаваемой красоты
