— Глазам своим не верю! Дина! Иди сюда, посмотри…
Бернарда мгновенно поднялась к пола, подошла к держащей занавеску подруге и застыла.
За окном, совсем как в декабре перед новым годом, тихо и неслышно, огромными хлопьями с неба на землю валил снег.
Снег? В Августе?! И это притом, что вчера стояла невыносимая жара, а ночью шел дождь?
— Снег! Глазам своим не верю. А посмотри на термометр! — Клер указала на стремительно падающую температуру. — Утром было плюс восемнадцать, а сейчас плюс два. Плюс два! Что одевать на работу?
Бернарда заворожено смотрела на опадающую вертикальную красную линию, и ее не покидало чувство, что надвигается что-то плохое. Не просто плохое — катастрофически ужасное.
— Не знаю, — ответила она, наконец. — Но мне это все не нравится.
В голове вновь всплыло неприятное и пугающее слово «сложно».
* * *
— Что показывают частотные датчики атмосферы?
— Гиперактивность.
— Вышележащие слои?
— Искажения в потоке частиц. Резкие изменения их направления.
— Как реагирует Транар?
Сидящий в кресле Джон Сиблинг, откатился назад и посмотрел на один из многочисленных полупрозрачных экранов, зависших в воздухе.
— Транар показывает сплошную чепуху. Сигнал нечитаем.
Дрейк, окруженный скользящими вокруг него потоками строк, поджал губы и нахмурился; между его бровями проступили две резкие полоски — те самые морщины, которые появлялись на лице начальника лишь в моменты максимального напряжения.
— Дай график модуляции титосферных слоев.
Между двумя экранами возник еще один — большой; по нему тут же принялась скользить, изгибаясь, словно змея, кривая.
— Мне нужно знать, что происходит вокруг защитного контура. Что действует на наш мир извне.
— Но там нет датчиков, Дрейк. Туда вообще не заглянуть.
— А надо! — Зло ответил одетый в серебристую форму человек — вторя недовольному голосу, раздраженно зашуршала ткань рукава, когда тот поднял руку, чтобы потереть подбородок.
— Наблюдай за системами, подключи всех, ведите статистику. Мне понадобится знать обо всех отклонениях слоев, которые вы сможете зафиксировать.
— Если я брошу туда всех, кто будет следить за другими отделами?
— Плевать. Пока я хочу знать о том, что происходит вокруг нашего мира. Собирайте данные.
— Понял. — Сиблинг кивнул. Он давно не видел Дрейка в таком скверном расположении духа. — Что выдавать в масс-медиа?
— Придумай то, что успокоит людей.
— Но аномалии будут продолжаться…
— Они будут продолжаться дольше, если ты не перестанешь болтать.
— Понял. Все сделаю.
Начальник покинул кабинет, хлопнув дверью. Совсем, как человек.
* * *
Снегопад застал людей неожиданно.
Когда на капот машины, которую протирал хлопковой тряпкой Мак Аллертон, упал первый белый сгусток, тот подумал, что это, должно быть, тополиный пух. Прохладно и поздновато для пуха, но в виду недавней жары, возможно, деревья зацвели дважды.
Мак подошел, чтобы смахнуть его, и в этот самый момент разглядел кристаллики льда и воду вокруг.
Снег. Снег?
А через несколько секунд, едва он успел поднять лицо и взглянуть на небо, снежный «пух» повалил, как из ведра — на капот, крышу, траву и дом. Вокруг резко похолодало.
Какого черта?..
Моментально продрогло под тонкой тканью майки тело — Аллертон выругался, закинул тряпку внутрь салона, хлопнул дверцей и отправился в дом за курткой.
В этот самый момент, восемью кварталами правее к юго-западу, светловолосая девушка склонилась на растущими вокруг дома розовыми бутонами. Смахнула с одного снежную шапку, наклонилась к другому; затем, сама того не зная, повторила жест множества других людей, сделавших в этот момент тоже самое: посмотрела на небо.
— Снегопад? Быть такого не может… Барт, прекрати лаять! — Она удивленно проморгалась, смахнула со щеки снежинку и вновь посмотрела на кусты, которые всю ночь нещадно поливал дождь. — Они же замерзнут! Теперь точно все померзнут… Куда смотрят синоптики?
Озябнув всего за минуту, Ани-Ра окликнула сидящую на гравийной дорожке овчарку, и они вместе отправились в дом.
И только маленький пушистый кот по имени Хвостик, живущий в особняке под номером два на Риатон-драйв вовсю наслаждался происходящим — улизнул от хозяйки во двор и теперь с любопытством расхаживал лапами по сырой и покрытой чем-то непонятным и холодным, траве. Наступал подушечками на ледяные кристаллики, принюхивался к ним, разглядывал и иногда стряхивал их же с ушей.
Когда позади раздался знакомый голос, он сначала подумал, что его зовут обратно в дом — есть, но фраза звучала как-то иначе — непонятно и встревожено.
— Рен, посмотри. За окном валит снег. Снег в августе, можешь представить?
Слов Хвостик не разобрал.
* * *
Он двигался по коридору по направлению к комнате-генератору — помещению с вмонтированными в пол и стены дополнительными источниками энергии — и думал. Думал настолько интенсивно, что начала гореть голова — в теле запустились процессы интенсивной работы канальной системы. Дрейк не чувствовал подобного в течение последних лет ста, если не двухсот, и это тоже являлось тревожным признаком — он перегревался.
Но как быть, когда мир, который ты создавал в течение последнего тысячелетия — хотя, можно ли использовать это слово, зная, что время тонко, что это неуловимо гибкая субстанция? — рушился прямо на глазах?
Это не ребенок — это хуже, чем ребенок. Ребенком для Дрейка здесь являлось все — каждая пылинка, песчинка, растение, воздух, почва и материя, что создавала окружающие людей предметы.
И это все трещало по швам.
Он должен выяснить причину, отыскать ее, чего бы это ни стоило, и найти решение проблемы. Вот только для того, чтобы отыскать причину того, что лежит за пределами фиксации датчиков, придется выйти наружу — сильно наружу — за пределы тела, за пределы этого мира, в бескрайние просторы Вселенной.
Замок на входе среагировал на приложенный палец — дверь бесшумно отъехала в сторону.
Здесь, в помещении, где стены выстланы кристаллической структурой, аккумулирующей энергию, он сможет это сделать. Или попытаться это сделать. И да, когда он выйдет отсюда, его не только не сможет коснуться ни одна собака, к нему не сможет приблизиться ни один другой представитель Комиссии — слишком сильным будет фон.
Издержки профессии.
Дрейк мысленно усмехнулся, но на лице это не отразилось.
Когда дверь закрылась и зафиксировалась, он занял единственное в комнате, стоящее в самом ее центре, кресло, положил руки на подлокотники, какое-то время смотрел на флюоресцирующий голубоватый свет — успокаивался, выравнивал дыхание — после чего закрыл глаза.
