в свою комнату.
Там, из-под кровати, женщина достала железный чемоданчик, которого в этом мире быть никак не могло. Распахнув его, травница тяжело вздохнула и отошла чуть в сторону, чтобы я могла полюбоваться содержанием.
— Это и есть те самые инструменты? — тихо спросила я, сглатывая.
— Именно, — кивнула мама. — Конечно, в больницах пользовались уже другими. Но вот в полевых условиях именно такой набор и нужен был.
— Процент выживания, как я понимаю, был мизерный, — горько усмехнулась я, разглядывая инструмент, который меньше всего походил на врачебный.
Острые, заточенные ножи, не то пила, не то маленькая ножёвка, кусачки, пинцет, жгуты.
— Насмотрелась? Поторопимся, — мама закрыла чемоданчик и запихнула его в мешок.
Неожиданно раздался стук в дверь. За ней показалась мордашка Фоньки.
— Бабушка Веся, а…
— Некогда мне сейчас, — рыкнула женщина. — Присмотри за Янкой, пока мы заняты будем.
— Присмотрю, — кивнул мальчишка. — Мамка слышала, что с дядькой Ратибором произошло. Вот, передала.
Фонька протянул пузатый бутыль.
— Спасибо, — поблагодарила мама, забирая бутылку. — Пообедай сам, дак Яну накорми. Нас долго не будет.
— Хорошо, — кивнул Фонька. — А вы дядьку Ратибора лечить? Говорят, умирает. Жалко его, он хороший.
— Тебе все хорошие, кто мамку не обижает и тебе сахарные леденцы даёт, — усмехнулась травница. — Иди уже, Янка в комнате. И смотри мне, не обижай.
— А что это? — я потрясла бутылкой, которую несла в руках.
— Спирт, — коротко ответила женщина. — Не такой чистый, как медицинский, но лучше того варева, что может достать Тихомир.
— Им поить будем? — удивилась я.
— Нет, Ратибора самогоном напоим. Он — мужик непьющий, много не понадобится. А спиртом обработаем инструмент.
— Инструмент выглядит как новый. Словно, его только сделали, — покачала я головой. Перед глазами всё ещё была холодная, блестящая сталь.
— Потому что чищу и точу, — усмехнулась женщина. — Нельзя допустить, чтобы заржавел.
— Мама, я боюсь, — тихо призналась я. Отвар, который я выпила ещё дома, подействовал, но не так сильно, как хотелось бы. — Тебе не страшно?
— Я видела смерть множество раз. Не забывай, кем я была раньше. Да и работа травницы не такая уж и спокойная. Вообще, такими операциями занимаются именно лекари, травницы же просто простуду лечат, да боли в спине. Но, когда на всю округу ты единственный человек, который знает, с какой стороны к ране подойти, выбора не остаётся. А страх… Страх уйдёт.
— Я даже уколы никогда не колола, — призналась я. — Страх причинить боль во мне слишком силён.
— Ты в корне неверно мыслишь, — оборвала меня мама. — Ты же понимаешь, что это во благо, а не просто так, захотелось поиздеваться. У нас не концлагерь, опыты не ставим. Лишь хотим помочь, хотим спасти жизнь хорошему человеку. Фонька прав, Ратибор действительно заслуживает уважения, не говоря уж о жизни. А об Авдотье не думай, к тебе она не подойдёт. Да, будет язык распускать, да, коситься. Но не тронет ни тебя, ни Янку. Это склад характера такой. Болтает, но грань не переходит. А Ратибор, если выживет, быстро язык жёнке прищемит. У него с этим строго.
— Я её и не боюсь, — усмехнулась я. — Мама, ты уверена, что отвар поможет не рухнуть в обморок?
— Не уверена, — вздохнула она. — Но если ты позволишь себе упасть, как благородная леди на балу, то считай, что Ратибор помер. Одна я не справлюсь, а больше никому нельзя показывать инструмент.
— Я постараюсь, правда, — шепнула я, сжимая бутыль леденеющими пальцами.
Только вот чем ближе мы подходили к дома Авдотьи, тем сильнее накатывал страх. А я поняла, что искренне завидую людям, которые в экстренных случаях могут мыслить здраво. Я к таким людям не относилась.
А ещё я поняла одно, если у меня получится выдержать операцию, то я стану травницей. Ещё не знаю, как сложится моя жизнь, но я знаю себя. Если Ратибора получится спасти, я не брошу это дело.
— Я всё принёс, — Тихомир смотрел на нас с надеждой и толикой панике.
— Хорошо, — кивнула травница. — Клади на лавку, а простыни мне дай. Арника, помоги.
Мы застелили стол простынью, предварительно убрав всё с него и протерев тряпкой.
— Тихомир, неси батьку на стол. Положи его.
Когда Тихомир вышел, женщина перелила самогон в пустую банку и поманила меня рукой.
— Знаешь, когда-то этот способ считался едва ли не самым лучшим, чтобы отправить больного в глубокий сон. Со временем научились делать обезболивающее, но именно этот способ быстр и прост, когда вблизи нет обезболивающего.
— Напоить алкоголем? — непонимающе переспросила я. — Неужели можно настолько много выпить?
— Можно, — усмехнулась мама. — Можно и помереть от отравления. Но я сейчас не о чистом алкоголе. Идём со мной, только так, чтобы никто не видел.
Я вышла следом, на улицу. И не поняла сразу, зачем травница срывает цветы.
Пока не увидела, что это за цветы…
— Это обязательно? — прошептала я.
— Иначе, Ратибор умрёт от болевого шока, — объяснила женщина, выдавливая сок в бутыль с алкоголем. — Будем надеяться, что поможет.
— Значит, уверенности нет? — спросила я, внимательно следя за приготовлениями.
— Абсолютно никакой, — вздохнула травница. — Идём, пора приступать.
Я никогда не хотела стать врачом. Эта благородная профессия вызывала во мне ужас. Не само название, естественно. А то, с чем приходится сталкиваться. Сейчас же мне приходилось внимательно наблюдать за операцией, подавляя тошноту и головокружение. Хлопнуться в обморок, оставив травницу разбираться самостоятельно, значит собственноручно убить пациента.
Напоив Ратибора алкоголем, мы дождались, пока он уснёт. Не знала, что без специальных лекарств сон может быть настолько крепок. Я даже усомнилась, а сможет ли он проснуться.
— Не отвлекайся, — рыкнула мама, внимательно разглядывая рану.
— Может дождёмся лекаря? — тихо спросила я, лелея надежду.
— Мы дождёмся, а вот он, — травница ткнула пальцем в Ратибора, — сомневаюсь. Погоди, я думаю.
Травница внимательно разглядывала рану, которую только что очистила от белёсых сгустков и крови.
— Знаешь, возможно ты и права, — пробормотала мама, выпрямляясь. — Кость не задета, пока пострадали только мягкие ткани.
— Значит, если засыпать всё это обеззараживающим средством, то он может не лишиться ноги? — с надеждой спросила я.
— Просто засыпать, дорогая моя, не получится. И замазать тоже. А вот если удалить повреждённые ткани, то есть вероятность спасти ногу.
Я сглотнула комок, вставший в горле. Мамина травка немного успокаивала, но от запаха тошнило неимоверно.
— Подай скальпель, — донёсся до меня глухой голос травницы.
Вытащив инструмент из тарелочки со спиртом, я протянула его маме, а сама позорно отвернулась, не выдержав.
— Зря, — усмехнулась женщина. — Научить чему-то другому я тебя вряд ли смогу. А травница себе на жизнь заработает всегда.
— Я буду собирать травы и продавать их, — тихо пробормотала
