— Даже если она лягушкой останется? – Грустно хмыкнул я.
— Даже если сам ты лягушкой быть захочешь! – Тише добавив: — Это твоя жизнь, сын, и только тебе выбирать, как ты ее проживёшь. Моё дело как родителя твоего рядом быть, да советами ненужными не докучать. Подстраховывать когда надо, а не за пуповину держать около себя. Твоя жизнь, не моя.
— Спасибо, бать. – Хрипло выдохнул я. – Правда, спасибо. За понимание. И за то, что на моей ты стороне. Это дорого стоит. – Он на это лишь кивнул грустно, очевидно о своём вспоминая, как мне в голову мысль пришла: — Бать, сделай одолжение.
Глава 12. Второе испытание
— Чего? – Ошарашенно пробормотала я, не успев отойти ещё от того, что единственная из жён испытание прошла, как Ванечка с порога мне о новом объявил, да довольно так ухмыльнулся: —Ковёр? Мне нужно за ночь ковёр целый сплести? – Задание было до того глупым, что я лишь поразилась, как царю это в голову ударить могло, пока муж мой в хату вошёл да потянулся довольно:
— Умеешь плести? – Спросил он, рукава рубахи закатывая, отчего невольно мой взор тем самым привлекая.
— Если честно, то нет. – Пробормотала я, на подушечку свою оседая, да с мужа взгляда не спуская, пока этот негодник ухмылялся довольно: — Ты сильно умаялся наверное. Если хочешь, то… — Начала было я, памятуя о том, что Ваня толком не спал, как он меня перебил:
— Все нормально. Ты просто рядом побудь. Расскажи мне что-то интересное. – Криво ухмыльнулся он мне, да тут же за дело принимаясь. Я аж дышать перестала, как он ткань натягивать стал:
— Где ты научился всему этому? – Не смогла сдержать я восхищения в голосе, а он уже ловко рисунок пометил.
— Ты про мои кулинарные способности? И про ковры эти?
— Да. – Он улыбнулся как-то мягко, рук от дела не отрывая:
— В детстве… Братья мои, они… — Он запнулся, прежде чем с ухмылкой головою покачать: — Ну как сказать? Вася одарён был, вечно с мечом махал где-то. Тренировался. Сёма, хоть и балагур редкостный, но он умник тот ещё. Пять языков знает, представь. А я… Вроде и мечом махать умею, и говорю неплохо да только не интересно все это. Я чем только не пробовал заниматься.
— Правда? – Выдохнула я, к нему подсев по ближе. Могла бы, прижалась бы близко-близко к нему:
— Да. – Тем временем выдохнул он, ласково на меня глядя.
— А что ещё умеешь?
— Прясть. Не смотри так. – Рассмеялся он, пока под руками его волшебство чистой воды творилось. — Моя мама, она была в этом весьма искусна. – И я ему верила. «Где кольнёт иглою раз – цветок зацветёт, где кольнёт другой раз – хитрые узоры идут, где кольнёт третий – птицы летят…» да так правдиво, что не оторвёшься.
Мы помолчали немного, в уютном тишине нашего теремка, как я не удержалась:
— А ты искусен во всем значит? Почему не хвастал этим? – Хитро прищурилась я, на что он головою смущённо покачал:
— Это не мужские дела. – Вымолвил он стеснительно, отчего я тут же поспешила возразить:
— Ваня – ты прекрасен. – И ещё лапку свою на плечо его положила, кабы он точно понял, насколько важен его талант: — Люди, столь одарённые как ты, несомненная редкость! – Он от этого странно глянул на меня, и голову отвернул после, покраснев:
— Расскажи мне лучше о себе. Ты про меня столько знаешь, хоть сама загадка.
— Я не так интересна, как ты. – Тут же отмахнулась я, боясь лишнее сболтнуть: — Прясть да ткать не умею, не обучал никто. А готовить… На себя одну не наготовишь.
— Ты одна? – Вскинул он взгляд тут: — А родители?
— Я не помню совсем своих родителей. Они… Умерли, я была совсем мала. Меня воспитывала бабушка. – Пробормотала я, не горя желанием делиться этим. Детство моё было далеко от приятного.
— Мне жаль. – Тихо молвил Ванечка мой, понуро голову опустив: — Она…?
— Жива. – Усмехнулась я, вздыхая: — И она весьма своеобразная дама у меня. Мы не общаемся давно. – И воспоминания о встрече нашей последней были далеко не из приятных. Сколько слов плохих тогда сказано было, да только натуру мою этим не изменишь.
— Не удивлён. – Хмыкнул муж, как неожиданно на понурую фигуру мою натолкнувшись: —Ты чего?
— Ничего. – Отмахнулась я, на морду свою проклятую улыбку натягивая: — Пряди. Я рядом. – И видно в голосе моем что-то такое проскользнуло, отчего Царевич мой со вздохом выдал:
— Мы завтра обязательно сходим к Алатырю. – Тише добавив: — Обещаю.
— Спасибо тебе. – Просипела я, не чувствуя при этом должного трепета в груди, какой должен быть. Мысли о дальнейшем расставании нашем нет-нет, а в голове мелькали, отчего наоборот хотелось время на паузу поставить: — Я верю.
— Хочешь спросить про родителей. – Кивнул Иван, даже не спрашивая, отчего я усмехнулась без должной радости в голосе:
— Ты догадливый. – И помолчав, решила пояснить ему, поделиться наконец хоть чем-то малом о себе, кабы он понял мотивы мои: — Я ничего о них не знаю. Ничего, понимаешь? Бабушка отказывалась совсем говорить о них. А мне… Мне так хочется понять, кто я. Почему… Почему такая… — Помахала руками я, не зная, как объяснить природу свою уникальную, да только Ванечка другое определение подобрал:
— Удивительная? – Я вздохнула, глядя на него сверху вниз, на лицо его прекрасное, да только как сказать о том, что я не та, кем он меня считает?
— Ваня…
— Может не надо уходить? Пожалуйста. – Неожиданно взмолился он, на меня со всей серьёзностью глянув, отчего моё сердечко сладостно затрепетало: — Хочешь, отдам указ и тут же тебе устроят болото и… Что угодно, только… — Я покачала головою, в страшном сне представить, боясь такой сценарий:
— Ваня, нет. Мы говорили о том. – И столько боли в его глазах было в тот момент, отчего дыханье у меня перехватило, как он голову от меня отвернул, прошептав:
— Прости. – И совсем тихо просипел: — Прости меня. – Более за весь вечер, так и не глянув на меня, только больнее нам обоим делая.
Глава 13. Иван. Разговор по душам снова
— Да уж… — Недовольно брякнул батя, стоило ему по утру рожи наши чересчур довольные в тронном зале усмотреть, благо что уже без своры свидетелей этой: — Добро утро, сынки. – Солнечный свет мягко проникал в открытые окна, пока день вступал в права свои, а мы тем временем первым делом пред очами родителя нашего предстали.
— Доброе. – Выдали мы, далеко не так как было протоколом царским указанно, да только кому то важно, когда мы одни. Умаялись мы каждый по-своему, но припекло очевидно более всех Семёну, да так что только батя трон занял, тот тут же руками взмахнул раздражённо:
— Батя, мы, конечно, все понимаем, но ты давай заканчивай с этим кружком очумелых ручек. – Выдал он, на пол бросая что-то в ткани укутанное, как обычно на базарах делают, когда что-то дорогое и ценное продают, кабы не испортилось при переноске.
— Это чего? – Усмехнулся тут же отец, на глазах повеселев: — Неужто ковёр? Опять у купцов купил? – Покачал он недовольно головою, глаза закатив, как братец макушку раздражённо почесал, тут же на вещь в ногах указывая:
— Бать, ну честно. Я не для того пулял, чтобы…
— Пошёл вон. – Ласково пропел батя, кивком головы того отпуская на все четыре, и на Васю взгляд переводя, да тот только руки развёл: — Ясно все. Хата когда готова будет? – Очевидно, прясть, как и все остальное, боярская дочь не умела, да и муженёк ее покрывать вновь отказался. Идеальная пара, как не глянь.
— Скоро будет готова. Как фундамент уложат правильно, так все и будет. – Хмыкнул братец, отчего отец глаза прищурил:
— А жену чего от себя отселил?
— Самостоятельности учу. Разбалована чрезмерно. – Пожал плечами Василий, хитро хмыкнув как-то, отчего батя только рукою махнул, как бы и этот прочь пошёл и не бесил, да на меня уставился с надеждою:
— Вот. – Развернул я творение ноченьки моей бессонной, отчего батюшка прищурился довольно, в ладоши захлопав в восхищении своём:
