— Скоро. Ну всё, идите. Дилан, проследи, чтобы Максим помылся перед сном. А ты, дружочек, пообещай, что будешь хорошо себя вести.
— Я и так нормально себя веду! — сказал Максим с таким выражением лица, будто его обвинили в преступлении.
Мы попрощались, они ушли. Дилан был прав: нужно было позвонить маме, ведь она — родной мне человек. Я решила не откладывать на утро и набрала её номер.
— Привет, мам. Я в роддоме.
— О господи… — послышался в трубке взволнованный голос. — Всё в порядке?
— Не совсем. Я родила вчера. Извини, что не позвонила раньше, была не в состоянии. Не всё в порядке. Она родилась очень слабая, мне даже не дали её подержать. Сейчас она в инкубаторе.
— А ты как себя чувствуешь?
— Так себе. Как будто из меня выкачали все силы, болезнь ещё сказывается.
— Я завтра приеду. Скажи, куда?
Я назвала адрес, сказала, что она может остаться ночевать у нас дома.
— Ладно, я возьму пару дней за свой счёт. — ответила мама.
— Хорошо, мам.
— Голос у тебя совсем невесёлый. Дилан приходил?
— Да. Они с Максимом только что ушли.
— Понятно. Ладно, завтра приеду — поговорим. Дочь, держись, скоро всё наладится.
И со следующего дня всё на самом деле начало налаживаться. Мне разрешили взять Полину на руки. Было страшно смотреть на неё, но я понимала, тем не менее, что это мой ребёнок. Я попробовала покормить её грудью, аппетит у неё, по сравнению с прожорливыми тройняшками Леры, был, как у маленькой пташки. Сосок еле поместился ей в рот, сначала она долго не могла взять грудь, потом, после долгих попыток, сделала несколько глотков и успокоилась. Долго держать её на руках мне не дали, сказали, она ещё очень слаба. Но я почувствовала, что Полина начала потихоньку оживать.
Врач по-прежнему не давал никаких прогнозов по поводу её мозговой активности, только предупредил, что с большой вероятностью она будет отставать в развитии. Для меня же главным было, что Полина выжила.
Мама гостила у нас 4 дня, а у Максима как раз начались каникулы, и за ним было кому присмотреть. Нас с Полиной навещали каждый день. Когда Дилан впервые взял дочь на руки, он расплакался от радости.
Нас выписали, когда Полине исполнилось 3 недели, к этому времени она уже успела прибавить в весе около 500 граммов, и её состояние уже не вызывало опасений, однако при одном взгляде на неё становилось понятно, что она нездорова, и дело было совсем не в альбинизме. Можно было подумать, что её мать злоупотребляла алкоголем, курила во время беременности и в придачу была наркоманкой.
Мне было жутко стыдно перед Егором. И хотя я просила маму связаться с ним и сообщить новость, мне даже представить было страшно, что парень подумает при взгляде на малышку. И всё же утаивать от Егора факт рождения его пары я не собиралась. Пусть видит. Пусть знает.
Первую неделю в доме царила тишина: Полина спала почти всё время. Мы купили в комнату тёмно-синие занавески, даже коляска была тёмного цвета, чтобы свет не резал Полине глаза, так как они у неё были сверхчувствительные. Она была полной противоположностью Максима, и сравнение это было не в её пользу.
Дилан, как приходил с работы, вечера проводил рядом с дочерью, мы все вместе ходили гулять с коляской. Перед сном, я поила дочь отваром живицы, чтобы она хорошо спала и лучше набирала вес. За ночь я вставала всего по 2–3 раза, Полина давала нам поспать.
Дилан позвонил матери и сообщил о рождении Полины, она задала ему всего один риторический вопрос и всё. Отца он тоже оповестил, но тот и вовсе решил, что Дилан просит у него таким образом денег. В целом остался неприятный осадок после разговора с его родителями.
На день рождения Дилана мы ездили в Нижний Волчок, мама нашла Егора и пригласила его в гости. Егор совершенно не знал, как обращаться с детьми, поэтому сначала боялся брать Полину на руки. Его реакция, вопреки моим опасениям, была лишена негативных эмоций: парень уставился на малышку так, словно впервые узнал, что такое счастье. В глазах у него стояли слёзы, но он улыбался.
Также в тот день в деревне появилась и Света, она попросила меня отойти на пару минут, чтобы поговорить:
— Мама мне рассказала, как всё случилось. Я хотела сказать, что была не права тогда в кафе: мне не следовало бросаться угрозами.
— Очень надеюсь, что некоторые подробности больше никогда не всплывут на поверхность. — ответила я.
— Я тоже не ангел. — сказала она, имея в виду свои измены Сашке. — Мне хочется, чтобы мы продолжали общаться, семья же всё-таки…
— Родные не поступают так, как ты, Света. От твоих слов зависит судьба моей семьи, и ты не упустила возможности воспользоваться этим, перешла на шантаж.
— Я понимаю, что это гадко! Ты у нас знаешь, что такое быть любимой и счастливой, а всё моё счастье всегда как по волшебству превращалось в один большой облом! Это было сказано из зависти, понимаешь? Из зависти, что ты живёшь, а я — имитирую…
— Извини, трудно понять.
— Я не собираюсь рушить вашу семью. Правда. Ты моя сестра, и я люблю тебя.
— Ладно, проехали. — не стала дальше выяснять отношения я, и уж подавно мне не хотелось признаваться в ответной любви.
