— Я люблю тебя, Эрик.
Шум на лестнице напугал нас. Тяжелые шаги рыцарских сапог прогремели перед дверью.
— Но, господин, господин… — услышала я испуганный голос Германа.
Эрик вскочил, двумя руками он схватил меч, лежащий у моей кровати, и вынул клинок из ножен.
Дверь распахнулась, и я увидела, как Герман пытался препятствовать кому-то войти в помещение. Эрик стоял с вынутым из ножен мечом у моей постели. Я, укутавшись в одеяло, переползла подальше.
— Я хочу увидеть ее, черт возьми, и ты не посмеешь препятствовать мне в этом! — прорычал вошедший.
— Здесь никого нет, лучше бы вам уйти, — сказал Эрик спокойно и сжал в руке рукоять меча. Я осторожно взглянула на вошедшего… и узнала в нем Рихарда де Монтгомери!
— Дядя Рихард?
Эрик обернулся.
— Не двигайся, Элеонора.
— Дядя Рихард, что ты здесь делаешь? И Габриэль… Габриэль! — не выдержала я.
Друг моего детства, мой старый товарищ вышел из-за двери, смущенно улыбаясь. Рихард вздохнул с облегчением, увидев меня сидящей на кровати, но в тот самый момент, когда он вознамерился подойти ко мне, Эрик поднял свой меч.
— Уйдите, если вам дорога собственная жизнь, дружище, — твердо проговорил он.
Рихард поднял руки, показывая, что он без оружия.
— Элеонора, дитя мое, я так рад видеть тебя. Скажи своему другу, что я хочу поговорить с тобой. Только поговорить.
Он осторожно сделал шаг вперед. Эрик посмотрел на меня, прежде чем пропустить его, но меч в ножны не убрал, а занял позицию в изголовье моей кровати, готовый в любой момент, как лев, броситься на мою защиту.
— Как ты нашел меня, дядя Рихард? — Я приподнялась на локтях, чтобы лучше его разглядеть. Герман придвинул скамейки на которую Монтгомери и сел.
— Габриэль увидел Германа на площади, где проходила казнь. — Слуга Нафтали, сознавая свою вину опустил голову и стал, кажется, еще меньше ростом. — А потом он узнал твоего защитника.
— И выдал нас, — взревел Эрик. — Сколько тебе заплатили за это? Это все еще стоит тридцать сребреников?
Я зарылась в подушку
— Замолчи, Эрик! Как ты можешь!
— Я никому кроме вашего дяди, не рассказывал о том, что видел. — Габриэль, словно не замечая Эрика, подошел ближе. — Ты ведь знаешь, Элеонора, что на меня можно положиться.
— Еврей тоже знал, где вы находились, — сказал Рихард, задумчиво почесывая бороду. — Как все это странно и страшно… Они его и ослепили…
— Что вам здесь нужно, граф? — Эрик наклонился вперед, выразительно упершись острием меча в пол. — Вам недостаточно того, что вы получили в пещере?
— Я не хочу ничем мешать вам, благородный господин, — холодно возразил Рихард.
Я взглянула Эрику в глаза.
— Прошу, оставь нас одних на некоторое время. Пожалуйста.
Нехотя он пошел от моей постели к двери.
Рихард откашлялся.
— Я… я хотел бы кое-что спросить у тебя. Каждый на площади слышал то, что сказал еврей. Элеонора, это правда? Правда, что ты ждешь ребенка?
Я кивнула.
— Он сказал правду дядя. У меня будет ребенок.
— Да простит Господь твои прегрешения. Я буду молиться за тебя. Каждый день. — Он задумчиво посмотрел на меня. — Ты счастлива, Элеонора?
Я вновь кивнула. Тогда он тихо улыбнулся, и я вспомнила, как сильно любил он маленького огненно-рыжего бастарда, прижитого им во грехе с одной из кухарок.
Рихард пригубил вина из бокала.
— Когда я уходил, твой отец плохо себя чувствовал. Ты знаешь, что он от тебя отрекся?
Я молча покачала головой.
Отрекся… Иначе он поступить и не мог. Но услышать об этом было тяжело. Отрекся…
— Еще в тот вечер, перед прибытием судейских приспешников из Кёльна, которые должны были схватить еврея. — Рихард серьезно посмотрел на меня. — Ты опозорила семью. Свадьба с Кухенгеймом имела бы большое значение для всей рейнской земли. — Он вздохнул. — Но что случилось, то случилось. Ты всегда делала лишь то, что хотела, точь-в-точь, как и твоя мать. Но, несмотря ни на что, мне хотелось бы передать ему, что у тебя все хорошо, понимаешь? Когда-нибудь он все же спросит меня об этом… может, и на смертном одре… и тогда я скажу ему все.
— Скажи ему, что у меня есть все, что я хочу. Благородный господин фон Кухенгейм не был бы счастлив со мной.
Рихард усмехнулся.
— Благородный господин с тех пор так и не появлялся. Да не о чем и жалеть, не велика потеря. — Он осторожно посмотрел на дверь, возле которой, словно тень, стоял Эрик. Потом встал и накинул на плечи свою мантию.
— Что теперь делает отец? — вырвалось у меня.
Рихард бросил на меня внимательный взгляд.
— Он… ну, он уже носит власяницу и постится. На следующей неделе он отправляется в паломничество в Святой город, чтобы отвести от себя проклятие еврея. Госпожа Аделаида будет сопровождать его. А я останусь управлять замком до их возвращения. — Он теребил свою бороду. — Мы все были потрясены до глубины души…
— Дядя Рихард, то, что произошло, ужасно. Зачем они мучили чужестранца? Ведь он ничего не совершил!
— Элеонора! Этот человек — язычник. Когда-нибудь Бог покарает тебя за связь с ним… — В этот момент сзади к нему подошел Эрик и положил на плечо ему свою тяжелую руку
— Ваша забота о племяннице делает вам честь, и я отдаю вам должное за то, что вы не вычеркнули ее из своего сердца. Но все остальное, поверьте, не ваша забота.
Дядя окинул его долгим взглядом и наконец вздохнул.
— Ты сама, Элеонора, знаешь, что делаешь. Я постараюсь рассказать твоему отцу о встрече с тобой перед самым его отъездом. Может, душа его хоть немного успокоится.
— Вы решили выдать нас, граф? — Острие меча Эрика заблестело в свете масляной лампы. Голос его прозвучал так, что по моей спине пробежал холодок
— Клянусь честью, у меня нет причин вредить своей племяннице.
— Тогда, возможно, и мне? — зло произнес Эрик.
Боже милостивый, как глубоки были раны, нанесенные его душе отравленными ножами, боль длиною в целую жизнь…
— Я желаю только одного — чтобы Элеонора была счастлива. В глазах окружающих она совершила страшный грех, но, как и ее мать, она не придает значения мнению других. Не переносите свой гнев на нее, если сможете. Она не заслужила его.
Рихард потрепал меня по голове и повернулся, чтобы уйти. В глазах его были слезы.
— Господь с тобой, дядя Рихард.
— Мы… мы хотели бы кое-что подарить тебе, Элеонора. Может, это когда-нибудь пригодится тебе там, в стране варваров. — Габриэль вышел из тени и положил на мою кровать свой лук и цветной колчан со стрелами, которые он так хорошо умел вырезать.
