— Лорд оттон Грэйд! — вновь предприняла попытку вырваться.
— Да-да, я помню, мне требуется священник, — он как-то печально усмехнулся, — но речь не обо мне. Вы плакали. Причина?
— Отпустите меня! — сама не ожидала, что это прозвучит почти истерическим криком.
Темные глаза оттон Грэйда словно стали темнее. Значит не только леди не реагируют на повышенный тон. И мне вдруг стало по-настоящему страшно — я принадлежала этому мужчине, целиком и полностью. Его замок, его люди вокруг, его желание здесь единственный закон. С утра это обстоятельство было подзабыто, но в сумерках наши страхи оживают, мой страх продолжал меня удерживать, даже не осознавая, насколько пугает меня.
— Пожалуйста, — тихо попросила я, испуганно глядя на оттон Грэйда.
Герцог медленно коснулся моей щеки. Я вздрогнула всем телом. Отпустил мгновенно. Отшатнувшись на два шага, резко отвернулась к окну, сжимая кулаки до боли, до розовых полумесяцев от врезавшихся в кожу ногтей.
— Леди Уоторби, — начал герцог.
— Лорд оттон Грэйд, для меня и так мало приятного в данной ситуации, и демонстрация вашего физического превосходства была совершенно излишней.
Я обернулась и взглянула в каменное лицо своего страха. Герцога вполне справедливый упрек взбесил, и мне напомнили:
— Леди Уоторби, начнем с того, что я мог и не отпускать!
— Да, — согласилась я, — и вы с нескрываемым наслаждением мне это продемонстрировали.
Лорд оттон Грэйд с холодной яростью смотрел на меня. Молча отступила еще на шаг к окну. Резко выдохнув, герцог тряхнул головой, пробормотал что-то непонятное, затем, сложив руки на груди, с трудом сдерживая раздражение, задал неожиданный вопрос:
— Сколько лет вы провели в лицее имени Девы Эсмеры?!
Тон не предполагал даже возможность молчания с моей стороны, пришлось ответить.
— Семь лет, лорд оттон Грэйд.
— Семь лет… — задумчиво повторил он. — С десяти?
Это уже напоминало допрос.
— Мне едва исполнилось девять, когда святой отец Фамио принес письмо матери настоятельницы моему папеньке, в тот же день я покинула поместье.
— Вот как…
Герцог щелкнул пальцами, и свет в галерее стал ярче, и теперь было отчетливо видно, что на его белой рубашке имелся странный рисунок из серебристых переплетенных рун. Собственно камзолом лорд не озаботился.
— Простите мне мое любопытство, — как-то ядовито это прозвучало, да и взгляд, коим окинул меня оттон Грэйд был далек от доброго, — а вы… покидали стены монасты… лицея, на момент каникул?
Я с трудом подавила улыбку, мгновенно догадавшись, на что намекал герцог, но не подыграть ему в этом было бы глупо.
— Никогда! — с жаром ответила мгновенно скривившемуся лорду. — Мир, погрязший в разврате, никогда не привлекал меня, и все каникулы я проводила в святых стенах, неистово молясь о спасении душ, погрязших во лжи и разврате!
На лице герцога появилась смесь досады, отчаяния и чего-то очень печального, и совсем несчастный взгляд он бросил на побелевшего господина Ирека. О, Пресвятой, надеюсь, лорду оттон Грэйду никогда не доведется прочесть мою далекую от образа праведницы характеристику, ибо тот единственный раз, когда во время каникул я осталась, сестры воспитательницы не забудут никогда.
— Что-нибудь еще, лорд оттон Грэйд? — вежливо спросила я.
Предполагалось, что утративший нить разговора герцог, ответит отрицательно, однако он сумел собраться, и я услышала поднадоевшее:
— Вы плакали. Почему?
Спрашивал, все еще глядя на Ирека, а господи поверенный выглядел недоуменно ровно до тех пор, пока не поймал мой мстительный взгляд, после чего побелел и уже понял — мы перешли к военным действиям.
— От осознания окружающей действительности, — спокойно ответила я.
Я даже не ожидала, что вопрос последует мгновенно:
— И чем же вас не устраивает окружающая действительность, леди?!
Развернувшись, в упор посмотрела на герцога. Лорд, пристально глядя на меня, отчеканил:
— Если бы не данная весьма печальная для меня действительность, леди вашего положения никогда бы не удостоилась чести стать герцогиней оттон Грэйд. Следует это осознавать, леди Уоторби.
Кровь прилила к щекам! Мгновенно и стремительно! Дыхание перехватило… Да, в юности мы редко осознаем реалии высшего света.
— Что ж, — я улыбнулась возможному супруга, — вам осталось еще припомнить весьма значительную сумму, переданную за эту сделку моему отцу, чтобы я окончательно оценила вашу, вызванную печальной действительностью, щедрость.
Лорд оттон Грэйд сузил черные глаза, и зло ответил:
— Мне не хотелось прибегать к данным аргументам.
— Но вы все же… опустились до них, — ядовито вставила я.
Герцог дернулся как от удара. Взгляд его, казалось, был способен убить на месте. Но я выдержала и даже глаз не отвела.
— Так значит «опустился», — мрачно повторил он. — Ирек, ступайте в каминный зал, мы вас… догоним.
Я вздрогнула и беспомощно оглянулась на поверенного, но мужчина, не глядя в мою сторону, покинул нас. Я не рискнула, ни попросить его остаться, ни взглянуть на герцога, едва шаги господина Ирека стихли.
— А у вас весьма острый язычок, леди Уоторби, — голос оттон Грейда звучал не менее угрожающе, чем все те ужасающие слухи о нем, что проникли даже в стены лицея «Девы Эсмеры». — Соизвольте смотреть на меня, когда я с вами разговариваю!
Пришлось вновь взглянуть в глаза своему страху. Но едва герцог поймал мой взгляд, медленно сделал шаг ко мне, и еще один, и еще — пока не подошел вплотную. Он мне казался громадным и суровым, как эта крепость на вершине горы, таким же неприступным, жутким и безжалостным ко всему живому. Последний представитель прославленной династии оттон Грэйд, руководитель Сернской компании, полностью уничтожившей повстанцев в западных промышленных районах Даэмры, глава Военного совета ТрансЭрии — я знала о нем слишком много, чтобы не бояться. И я не знала ничего, чтобы чувствовать себя рядом с герцогом в безопасности.
— Чего вы добиваетесь, леди Уоторби?! — вопрос прозвучал неожиданно.
Я резко опустила голову, привычно скрывая в этом жесте смирения обуревающие эмоции, но герцог не мать-настоятельница и не папенька — сжав подбородок, заставил смотреть на себя.
— Я слушаю, — ледяной тон, аристократично-презрительный взгляд и решимость истинного представителя военной династии, чья кровь веками брала штурмом неприступные крепости.
Казалось — солгать равносильно как минимум порке, и я не сумела подавить страх, не смогла сопротивляться, я тихо ответила:
