— Я…
Конечно, Рейвэн права, и я знаю это. Чувство вины, как спертый воздух, не покидает меня ни на минуту. Я слышала, как Тэк сказал Рейвэн, что я зря занимаю спальное место. После этого меня так трясло, что я целый час просидела в комнате припасов, обхватив колени руками, пока наконец не успокоилась. Из всех хоумстидеров один только Хантер хорошо ко мне относится, но он ко всем хорошо относится.
— Я еще не готова. Я еще не такая сильная.
Рейвэн смотрит на меня и держит паузу, чтобы я поняла, что сказала глупость. Если я еще не окрепла, это тоже моя вина.
— Мы скоро снимаемся. Переход начнется через несколько недель. Каждый должен быть полезен.
— Переход? — переспрашиваю я.
— На юг, — Рейвэн отворачивается и уходит от меня по коридору, — Закрываем хоумстид на зиму, — говорит она на ходу, — Если хочешь с нами, придется помогать.
Рейвэн останавливается.
— Конечно, ты можешь остаться, это не запрещено. — Она поворачивается и говорит, приподняв одну бровь: — Хотя зимой здесь не выжить. Река замерзает, и припасы не получить. Но может, это то, чего ты хочешь?
Я не отвечаю.
— К завтрашнему дню ты должна принять решение, — говорит Рейвэн.
На следующее утро Рейвэн будит меня от кошмара. Я сажусь и ловлю ртом воздух. Помню, что падала во сне с огромной высоты, помню стаю черных птиц. Все остальные девушки спят, комнату заполняют звуки их ровного дыхания. Из коридора проникает слабый свет, должно быть, в коридоре горит свеча. Я вижу только силуэт Рейвэн — она сидит передо мной на корточках — и понимаю, что она уже оделась.
— Что решила? — шепотом спрашивает Рейвэн.
— Хочу остаться, — тоже шепотом отвечаю я, потому что больше ничего не могу сказать, так сильно колотится сердце.
Я не вижу, но, кажется, слышу, как улыбается Рейвэн, слышу, как она растягивает губы и выдыхает, этот выдох может сойти за смех.
— Тебе пойдет на пользу. — В руке она держит мятое ведро, — Пора за водой.
Рейвэн уходит, а я шарю в темноте в поисках своей одежды. Когда я только появилась в хоумстиде, мне показалось, что в спальной комнате царит жуткий беспорядок — кругом кучи тряпья, одежды, разных мелких пожитков. Со временем я поняла, что не такой уж это беспорядок. У каждого в этой комнате свой кусочек пространства. Мы как бы очертили свои спальные места (маленькие кроватки, матрасы, одеяла) невидимыми кругами. Все охраняют свою территорию. Личные вещи надо держать внутри этого круга. Как только какая-нибудь вещь оказывается за пределами твоей территории, она больше тебе не принадлежит. Одежда, которую я выбрала на складе, сложена у меня в ногах.
Я неуверенными шагами выхожу из спальной комнаты и на ощупь иду по коридору. Рейвэн я нахожу в кухне. Она шевелит обуглившейся палкой догорающие угли в печи, а вокруг стоят пустые ведра. В кухне Рейвэн фонари тоже не стала включать. Это было бы пустой тратой батареек. Запах дыма, на стенах танцуют тени, плечи Рейвэн очерчены оранжевым светом… Такое ощущение, что я все еще сплю. Рейвэн слышит, что я подошла.
— Готова? — спрашивает она, вставая, и накидывает на каждую руку по ведру.
Я киваю, и тогда она кивает в сторону оставшихся ведер.
Мы поднимаемся по винтовой лестнице и оказываемся на поверхности. Выход из духоты и тесноты под землей в мир на поверхности сражает меня так же, как и в первый раз, когда я обследовала хоумстид в сопровождении Сары. Первый удар наносит холод. Ледяной ветер забирается под футболку, и я от неожиданности вскрикиваю.
— В чем дело? — спрашивает Рейвэн; теперь, когда мы вышли на поверхность, она говорит нормальным голосом.
— Холодно, — отвечаю я.
В воздухе уже пахнет зимой, хотя листья на деревьях еще не облетели. Неровная, рваная линия горизонта из верхушек деревьев слегка подсвечена золотистым светом — солнце готовится к восходу. Мир фиолетово-серый. Звери и птицы только начинают просыпаться.
— До октября меньше недели осталось, — поеживаясь, говорит Рейвэн, а потом, когда я спотыкаюсь о торчащую из земли скрюченную железяку, добавляет: — Смотри, где идешь.
И тут-то до меня доходит: я следовала ритму суток и мысленно вела счет дням, но на самом деле внушала себе, что, пока нахожусь под землей, весь остальной мир тоже «законсервировался».
— Скажешь, если я пойду слишком быстро, — говорит Рейвэн.
— Хорошо, — Голос мой звучит странно в прозрачном и необжитом воздухе этого осеннего мира.
Мы идем по просеке, которая когда-то была главной улицей. Рейвэн, так же как и Сара, с легкостью, почти инстинктивно обходит обломки бетонных плит и всякий металлический хлам. У входа в бывшее банковское хранилище, где спят ребята, нас поджидает Брэм. У него черные волосы и кожа цвета кофе с молоком. Он один из самых тихих парней в хоумстиде, из тех немногих, кто меня не пугает. Брэм и Хантер всегда вместе; когда я смотрю на них, я думаю о нас с Ханой. Один — темный, другой — светлый. Рейвэн без лишних слов передает Брэму несколько ведер, и он, тоже без лишних слов, идет за нами. Но он мне улыбнулся, и я благодарна ему за это.
Воздух холодный, но все равно я очень скоро начинаю потеть, и сердце у меня начинает больно биться о ребра. Уже месяц я не проходила больше шестидесяти футов за раз. Мышцы у меня ослабли, и даже два пустых ведра через несколько минут пути превращаются в серьезную нагрузку для моих плеч. Я то и дело перемещаю ручки ведер на ладонях. Жаловаться или просить о помощи я не собираюсь, хотя Рейвэн наверняка видит, что я с трудом за ней поспеваю. Даже думать не хочется о том, каким долгим и длинным будет обратный путь с полными ведрами воды.
Хоумстид и главная улица уничтоженного города остаются позади, мы углубляемся в лес. Листва вокруг самых разных оттенков золота, оранжевая, красная и коричневая, словно весь лес постепенно тлеет изнутри. Я кожей чувствую свободное пространство вокруг, воздух чистый, нет никаких границ, никаких стен. Справа и слева от нас шуршат в опавших сухих листьях невидимые зверьки.
— Почти пришли, — говорит Рейвэн, — А ты хорошо держишься, Лина.
— Спасибо, — выдыхаю я.
Пот стекает на глаза, не могу поверить, что совсем недавно мне было холодно. Брэм идет впереди, он отгибает низкие ветки деревьев, они отскакивают обратно и больно хлещут меня по рукам и ногам, оставляя на коже тонкие красные полосы. Но я даже не пытаюсь увертываться или отбиваться. Такое ощущение, что мы идем уже несколько часов. Но этого не может быть — Сара говорила, что до реки полторы мили, не больше. Да и солнце только начинает вставать.
Еще немного, и я слышу этот звук. Поверх чириканья птиц и шелеста листвы — тихий булькающий звук потока воды. А потом деревья кончаются, земля становится каменистой — мы стоим на берегу широкой мелкой реки. Поверхность воды мерцает на солнце, можно подумать, что дно реки усыпано золотыми монетами. Примерно в пятидесяти футах слева от нас — небольшой водопад, вокруг черных камней в пятнах лишайника пенится вода. Мне вдруг безумно хочется закричать, я еле сдерживаюсь. Это место существовало всегда. Бомбы превращали в руины целые города, а река была здесь, бежала по камням и радостно смеялась своим секретам.
