Проходя в гостеприимно распахнувшийся люк, Оллин был вынужден пригнуться, взгляд невольно мазнул по маленькой аккуратной груди. Он заскрипел зубами. Нет. Так дело не пойдет. Он же человек, хоть и модификант. Разум должен быть выше инстинктов. Не аватар здесь хозяин.
Но подчиняться доводам собственного рассудка не хотелось. Бледное тело незнакомки плавало в золотистом жарком мареве, и пахло от нее так, что единственной мыслью, звякающей в совершенно пустой голове, было уложить женщину на диван и попробовать ее тонкое нежное тело на вкус, легко прикусывая, перебирая губами. Везде попробовать.
Оллин действительно уложил ее на единственный диван в кают-компании, а потом старательно укрыл мягким одеялом, закутав по самое горло. От себя самого подальше. Потом кое-как влез в комбинезон. Нужно было… успокоиться. И наконец заставить себя думать о том, как поступать дальше. Понятное дело, что притащить полудикую человечку в космический корабль было не лучшей идеей, более того, было идеей совершенно неправильной и противоречащей здравому смыслу. Но от одной мысли о том, что женщину придется отпустить, аватар начинал рваться наружу, и сквозь кожу прорезалась костяная чешуя.
Он опустился на колени рядом с диваном и принялся рассматривать лицо незнакомки. Волосы, разметавшиеся по подушке, были светлыми, холодного оттенка. Шелковые полукружья бровей — наоборот, темными, как и длинные ресницы, слипшиеся стрелками. Одну бровь рассек тонкий шрам. И еще один розовый, рваный шрам слева, чрез скулу. Ее били? Кем она была? Оллин с удивлением услышал собственное приглушенное рычание и постарался дышать глубоко и размеренно. Посмотрел на приоткрытые губы, бледно-розовые, соблазнительно-пухлые, и понял, что надо чем-то себя занять. Чем-то серьезным, например, выйти наружу и проверить сопла двигателей.
«А если она придет в себя, пока я буду отсутствовать?»
Он покачал головой. Перепугается. Еще небось погромит здесь все.
Нырнул рукой под одеяло, нащупал тонкие пальцы женщины. Они потеплели, и это было добрым знаком.
Возможно, если он подождет немного, она сама придет в себя, и тогда… А что тогда? Неизвестно, чем закончится их общение. Мало кому нравится быть похищенной с родной планеты неизвестным модификантом.
Оллин с сожалением отпустил ее руку, уселся на пол, скрестив ноги, и принялся ждать. Он ведь терпелив. За двадцать восемь лет невольно научишься терпению.
Но тонкий, ни с чем не сравнимый аромат лишал душевного равновесия. Ларх знает что.
Он снова посмотрел на спокойное, расслабленное лицо женщины. Зачем она ему, вот зачем? Ясно ведь, что его путешествие не будет легким и приятным, да и вообще еще неизвестно, чем закончится. А отпустить нет сил. Это глупо, да. Неразумно. Но от одной мысли, что эта хрупкая женщина окажется где-то далеко, хочется выть и изорвать когтями обивку кают-компании.
Темные ресницы дрогнули, взлетели, как крылья бабочки. Она непонимающе уставилась на Оллина, а он… заглянул в ее серые глаза и утонул в их чистой глубине. Он, не его дракон. Еще один взмах ресниц, тело женщины напряглось, и она как бы невзначай прижала к груди покрывало и принялась медленно сползать с дивана. Оллин насторожился. Снова неприятная, тянущая боль неведомо откуда. Как будто перетекает под кожей, из-под ребер — к животу, оттуда — к пояснице. Губы женщины решительно сжались, и она уже было дернулась, чтобы окончательно вскочить на ноги, но Оллин опередил. Схватил за руку.
— Подожди! Не надо, подожди! Я не причиню тебе вреда.
Она замерла, как будто окаменела. Посмотрела на Оллина, затем перевела взгляд на его пальцы, сомкнувшиеся на ее предплечье. И тихо проговорила:
— Я тебя… понимаю.
Сказала это, ларх побери, на общем языке Федерации!
Но откуда?.. Или эта планета не так проста, как кажется?
— Это… это хорошо, — Оллин несколько растерялся, все еще продолжая тонуть в ее больших, блестящих словно бриллианты глазах.
Потом, через силу, все же разжал пальцы.
— Как тебя зовут? — спросил осторожно. — У тебя же есть имя?
Боль снова вернулась под грудину. И это Оллину совсем, совсем не нравилось.
— Айрис, — ответила она.
— Айрис, — повторил он и тут же пришел к выводу, что не слышал ничего благозвучнее этого имени, — пожалуйста, не бойся меня. Я не сделаю тебе ничего плохого.
И с трудом удержался, чтобы не сгрести ее в охапку и не прижать к себе — сильно, властно, прикусывая нежную кожу за ушком.
Он тряхнул головой, отгоняя навязчивое видение.
— За что тебя хотели утопить? — спросил.
Айрис прижала одеяло к груди и быстро огляделась. На бледном лице появилось выражение страха.
— Меня… потому что я побывала у Проклятых, была избрана проклятием, несла в себе скверну. А ты… ты тоже… один из них?
— У Проклятых? — Оллин задумался. — Я не понимаю, о чем ты.
— Они черны как ночь, и на голове костяной венец, — мрачно пояснила Айрис. — Я попалась им, но смогла бежать… теперь храмовники считают, что на мне скверна. От таких у нас избавляются.
— А, это ты про криссан, — догадался Оллин, — я тоже их видел. А почему они Проклятые?
— Нам так говорят, — и Айрис поежилась, закапываясь в одеяло поглубже.
— Но теперь ты умерла для всех.
И он все-таки не удержался, коснулся шрама на скуле, провел по нему пальцем. О ларх, как она пахла. И Оллин почти представил себе, как опрокинет на диван, отбросит в сторону ненужное одеяло и будет жадно и долго целовать ее совершенное тело, маленькую аккуратную грудь, плоский живот, опускаясь все ниже и ниже… Но вместо этого поднялся на ноги и обронил:
— Я дам тебе одежду.
— Я не знаю, кто ты, — почти прошептала она, — ты такой же, как Проклятые?
— Меня зовут Оллин. — Вышло хрипло. — Я модификант… и я понятия не имею, кто я такой и откуда взялся.
Честно сказал, ведь так оно и было.
Воцарилось молчание. Потом Айрис слабо улыбнулась.
— Дай мне одежду, пожалуйста.
Он молча поднялся, прошел к кладовой и вернулся к ней уже с комбинезоном. Глаза Айрис забавно округлились.
— О… это же… я не могу это надеть.
— Почему?
— Но это же… юбки нет… так нельзя, нет… — и осеклась.
Оллин механически пригладил волосы и спокойно сказал:
— У меня нет другой одежды. Тебе придется пользоваться этой, если, хм, ты не собираешься ходить здесь голая.
— Если я в этом вернусь домой…
Он хмыкнул. Что она говорит-то? Нет-нет, Айрис не может быть глупой. Просто она растеряна и не знает, как себя вести…
— Ты больше не вернешься туда, — заявил он. — Забыла, что с тобой сделали?
Айрис вздохнула, покачала горестно головой.
— Но… возможно, в соседнем городе… — и глубоко задумалась, хмуро теребя ткань комбинезона.
Оллину очень не понравилась эта задумчивость. И слова — очень важные слова — слетели с губ до того, как он осознал их значимость:
— Ты никуда не пойдешь. Ты останешься со мной.
Взгляд Айрис метнулся к нему. Взгляд раненой птицы. А Оллина окатило болью, словно ледяной водой, и последние капли собрались в вязкую лужицу где-то под сердцем.
— Нет, — прошептала Айрис, — нет, нет… умоляю, только не это.
— Почему? — Голос показался чужим.
Айрис вцепилась в комбинезон так, что побелели костяшки.
— Мне надо домой.
…— Они тебя убили. Тебя для них больше нет. А если объявишься, возможно, меня больше не окажется рядом.
— Мне надо домой, — упрямо повторила Айрис, — у меня…
— Ты никуда отсюда не уйдешь, — процедил Оллин.
По-хорошему следовало бы разобраться, почему она ведет себя так. Но он не понимал, отчего люди вообще ведут себя так или иначе.
У него совершенно не было возможности разбираться со всем этим. Единственным существом, с которым он общался, был силиконовый Аси, напичканный наносхемами. Но Аси всегда вел себя рационально, как и полагается ассистенту. И в данном случае для данной женщины рациональным и целесообразным решением было бы остаться. Да и он… как он может ее отпустить? Никак.
