Но когда ощутила на себе одобрительные взгляды первых же гостей и увидела остальных «встречающих», поняла, что русалка была права. На фоне девиц в нарядах из последних коллекций она, в один раз надеванном алом платье (в тот злополучный раз, с Вадимом), ощутила себя чуть ли не церковной мышью.
Правда, с задачей справилась. Рыженькая человечка с убранными в хвост волосами, в струящемся алом платье привлекала внимание.
Ее останавливали, спрашивали, как побыстрее пройти к профессору Цицерону. С ней советовались. Ей улыбались и хвалили эвент-агентство «Гостеприимная гарпия». К слову, гарпии среди встречающих гостей тоже были. С настоящими, не бутафорными, крыльями. У Мишель руки чесались, когда одна прошла рядом, захотелось прикоснуться к мягким с виду крыльям, сложенным за спиной так плотно, что их не видно на отбрасываемой девушкой тени. Но Мишель поймала на себе взгляд гарпии, в котором за внешней любезностью скользила холодность и с трудом удержалась, чтобы не отшатнуться.
Профессор Цицерон разочаровал. Доктор магических наук, специалист в области высшей демонологии, автор тысячи и одного романа, обладатель столь необходимых в современном суматошном мире шести рук, оказался скромным худощавым господином в неброском, хоть и дорогом костюме. Высокий, нескладный, с маленькой головой и длинными руками, похожий на гигантского богомола с жидкими волосами.
Заметив замешательство на лице Мишель, русалка прыснула.
- А почему у него всего две руки? - прошептала Мишель Заури на ухо.
- По-твоему королевский наг должен подписывать свои книги в боевой трансформе? - с присущей русалкам проницательностью, прошептала Заури в ответ на ухо Мишель.
- Ну, - замялась та, - не в боевой. В рабочей. Ты же сама говорила, у него шесть рук. Интересно же посмотреть!
Русалка только фыркнула. Для нее, дитя этого мира все то, что восхищало новую подругу, казалось порой забавным, а порой и вовсе глупым.
- Сегодня в Резусе насмотришься на всяких, - пообещала она Мишель на ухо.
- В Резусе? - не поняла Мишель.
- Именно, детка! Или ты думала, я позволю тебе вернуться в общежитие, не побывав в одном из лучших клубов города? П-ф-ф.
У Мишель ёкнуло сердце. Кроме Эуен-авеню, на которой располагаются лучшие дома моды Вилскувера, она еще нигде не была.
- Но ты ведь говорила, надо быть экономными… К тому же ты хотела отправить деньги матери…
- Всем «встречающим» девочкам предоставляются пригласительные! Сегодня там выступает «Шестиструнный Серафим», э, да ты же не соображаешь… Короче, у нас есть возможность бесплатно попасть на концерт культовой группы! Нахаляву, как говорят в академии, представляешь?! Бонус за прекрасное сегодняшнее обслуживание, это помимо заработка. Да мы счастливицы!
Мишель усмехнулась.
Попасть в самый пафосный клуб города хотелось даже такой целеустремленной адептке, как она.
***
Эрам проводил взглядом старательно виляющую бедрами официантку. Девка оглянулась и томно облизала губы. Столь явный призыв, который кричит большими буквами: «Сотня кредитов - и я твоя!» вызвал у демона чувство, похожее на гадливость и досаду одновременно. Эмоции приторные, почти как у Нинет, поверхностные. Региональный представитель, кандидат в младшие партнеры де Вуд Корпорэйтед поморщился. Голод был нестерпимым.
А вокруг были лишь пресные человечки, которые, должно быть прыгали из постели в постель, причем к демонам и потому не насыщали, да пара оборотней-волчиц, у которых на лицах написано: ратуем за равные права! Даешь женское равноправие! Дуры…
Отчасти дурное настроение инкуба было связано с тем, что сегодня вернули в бордель Терпеливую Ндиди. Чернокожая компаньоночка приелась обоим братьям. Эмоции ее потеряли остроту, пряность. Осталась пресность и приторность, как у всех человечек, которые по уши влипают в инкуба. Можно было продолжать «жрать» ее (компаньонка была бы только рада), но кому понравится есть приторно-сладкий ванильный пудинг, когда душа требует честного ростбифа…
А все эмоции, которые дают остроту, перец, пряный привкус, такие, как стыд, страх, даже злость - увы, этого лишается любая человечка, вступившая в связь с инкубом.
Остается лишь липкая, приторная патока, которую человечки зовут любовью, а высшие демоны - болезненной привязанностью…
Да, Эрам был голоден, демоническая сущность возилась внутри, порыкивая на всех, кого угораздило приблизиться. Внутренний демон был недоволен и не скрывал этого. Его обуревал голод. Страшный, черный, пожирающий изнутри голод.
Мелодия набрала ритм и тонкий женский вокал, где явно слышался призыв ундины, уравновесил бархатный мужской баритон.
Новая солистка «Шестиструнного серафима» чересчур старалась, так, что пару раз не попала в ноты, в остальном у русалки, скользящей по сцене в ультракоротком наряде в блестках, напоминающем рыбью чешую, все было в порядке. Грудь, задница, ноги, - все при ней.
Демоническая сущность Эрама завозилась внутри, зарычала, почувствовав призыв ундины.
Эрам сидел вполоборота к сцене, цедил неразбавленный ром и буквально кожей ощущал призыв русалки. Мало кто способен противостоять их зову, но высшие демоны из числа счастливчиков. Кроме того, Эраму никогда не нравились хвостатые. Было в них что-то скользкое, эпатажное, какое-то упоение собственными эмоциями. Ведь известно, русалки гордятся своей сверхчувствительностью…
Не-ет… высшему демону по вкусу, когда все эмоции жертвы (это подходит куда лучше, чем пара или избранница) принадлежат ему. Ему одному.
Хвостатая не унималась. Словно в эйфорическом порыве она выскочила в зал, и, мимоходом потеревшись о пару джиннов, приблизилась к столику Эрама. Теперь все внимание оказалось прикованным к нему. Хвостатая принялась выплясывать совсем рядом, потираясь о него то одним, то другим боком. Эрам усмехнулся. Явно выбилась из стриптизерш. Усмехнувшись, он сунул за полоску миниатюрных шортиков купюру в сто кредитов.
Первой реакцией русалки был восторг. Должно быть, сказались выработанные нелегким трудом профессиональные навыки. Но следом раздалось улюлюканье зала, свист, и хорошенькое личико исказила гримаса досады и злобы. Демон сходу угадал род ее прежних занятий… И не только угадал, но и красноречиво «рассказал» об этом залу. Отличное начало карьеры в культовой группе… перед мысленным взором девушки уже неслись заголовки информаторов, гласящие, что новая солистка «Шестиструнного Серафима» не брезгует спускаться за чаевыми в зал. По старой привычке.
Русалка сдерживалась из последних сил, чтобы не принять прямо сейчас боевую трансформу и не направить на проклятого демона смертельный рев. Для высшего он, правда, что слону дробина… Но эмоции отчаянно требовали выхода и судя по самодовольной ухмылке демоняки кто-то успел ими насладиться… Хорошо, что песня закончилась. Униженная и опустошенная русалка вернулась на сцену под неодобрительными и беспокойными взглядами двух солистов, тритона и оборотня-кицунэ. Напоследок бросила украдкой взгляд на демона. Хорош, как демон, и такой же ублюдок!
Но Эрам уже и думать забыл об обиженной русалке.
Его вниманием завладел целый сполох новых эмоций.
Злость, осуждение, даже презрение и вместе с тем интерес. Сочный и живой, а еще тонкое, подспудное возбуждение, почти неуловимое, но оттого необъяснимо изысканное.
По сравнению с общей какофонией, которая источалась как танцполом, так и вип-ложей, словом, всеми, кто стал свидетелями скандального недоразумения, этот букет новых эмоций был как глоток студеной воды в жаркий день, как коробка шоколадных конфет для голодного обжоры…
Демон принялся озираться, выискивая взглядом ту, что источает подобное, кто сейчас тоже смотрит на него, он чувствует этот взгляд… Осуждающий. Изучающий.
Стоило им встретиться взглядами, она торопливо отвернулась, с досадой дернув точеным плечиком. Но инкуб успел увидеть все, что хотел.
Идеальная, гладкая, как лепесток розы, кожа. Белая, цвета топленых сливок. Тем контрастней она смотрелась с волосами девушки - рыжими, словно в них живет скрытое пламя. Пухлые, нетронутые помадой губы, они были очаровательно приоткрыты, когда рыжая смотрела на него. Но самым удивительным были глаза девушки: огромные, настороженные, как у олененка, с таким же изумительным разрезом.
