— И ты береги себя, пернатик, — ласково протянул Вьер, погладившись о старшего монстра всем боком и хвостом, ускользая в вагон вместе со своим небольшим чемоданом, провожаемый долгим взглядом каленого пламени. И в ответ через стекло долго и пристально через мгновение ответно моргнул гетерохромный взгляд, обычно всегда весёлый, но теперь подернутый явной тоской и даже болью… Так не хотелось уезжать, даже ненадолго, но расстояние — мучительно.
А когда поезд тронулся, качнув вагоном, душа словно бы забилась реже, стоило колесам наоборот застучать чаще. Будто все делалось насильно, против воли, и жизнь Оливьера этому яростно противилась, даже на мгновение больно стало — душа укоризненно сжалась с силой. Путь неумолимо тянул рельсы за холмы, куда убегающие тени поезда скользнули далёким гудком, который Бастиан расценил как самый тоскливый звук, что он только слышал за долгие годы. Крылатый вздохнул с протяжным, тоскливым хмыком и медленно побрел домой, глядя все чаще в небо, чем под ноги, успокаиваясь тем, что оно было тем, что сейчас их объединяло. Одно на двоих небо… Неплохо звучало, и скелет улыбнулся острозубо, вспушив перья, что все ещё помнили на себе касания ластящегося к нему Оливьера.
Тот в свою очередь почти прилип к окну, глядел, как мимо несутся полюбившиеся ему холмы и лес. С деревьями, такими высокими, что дубрава его родного дома казалась какой-то ненастоящей. Колеса протяжно скрипели о рельсы, мелодично даже, меняя тональности, отчего Вьеру казалось, что поезд поет… Плачет созвучно его душе, что тоскливо притихла, едва успев сделать выбор, сразу же вынужденная расстаться. Но те его слова о том, что он приедет к нему — они пускали душу вскачь, волновали и на химерного окраса черепе оставляли полумесяц мечтательной улыбки.
А в руках Оливьер теребил крохотный ловец снов, взамен которого, пусть и пока скрытно, подарил Тиану собственную душу.
Исполнил традицию, передав реликвию избраннику, что отметила душа, которая этот выбор делает всего раз за всю жизнь дракона, готовая биться ради него одного. И все мысли теперь возвращались к нему, к его взгляду, к его голосу, к его прикосновениям, от которых хвост начинал дрожать и метаться, выдавая волнение и желание испытать это вновь. Все было словно во сне, сюрреалистичное, ненастоящее. Пассажиры, сменивший живописный пейзаж город, а за ним ещё один и ещё… Чужие голоса, проводники, запах старых выглаженных простыней и подушек, чьего-то кофе и одеколона. И чем ближе был дом Оливьера, тем сильнее приходила какая-то апатия и холод, будто душа мёрзла, неприятно подернулась инеем и стала биться реже. Пустота его жилища встретила родными образами и запахами, но не было в нем того, что теперь считался важнее дома.
Он так и встал на пороге, отставив чемодан и глядя в пустоту широко открытыми глазами, в которых плескался страх… Страх одиночества… И дракон в каком-то тоскливом отчаянии вошёл внутрь и так и сполз по стене коридора, протяжно проскулив с каким-то свистом, как только драконы умеют делать, выражая боль: душевную или физическую. Да так и просидел бы до позднего вечера, если бы не звонок его телефона, от которого Оливьер от неожиданности зарычал тихонько. И стоило принять вызов, как на том конце тут же разразилась недовольная тирада ворчания.
— Ну и куда ты провалился, молнию тебе в хвост? Какие из слов “позвони, как доедешь” тебе не понятны? У тебя все там путем, мелочь? — хриплый голос Бастиана парень слушал с улыбкой, обняв ноги хвостом и успокаиваясь, стоило только услышать.
— Я уже скучаю, — тихо ответил он, не потрудившись ответить ни на один вопрос. На том конце повисло молчание, прерванное тяжёлым вздохом.
— И я… Кхммм… Ты дома уже, Вьер?
— Да~, вот вошёл только что. Даже непривычно, я давно никуда не ездил. Теперь работы непочатый край, но этот хорошо даже, — Оливьер пошелестел хвостом по полу, подумав о том, что именно написание картин поможет ему не зацикливаться ни на чем, дав им обоим время.
— Отдохни с дороги сперва, неугомонный. И поешь, в поезде наверняка снова забыл, рогалик, — Бастиан в это время сидел у себя дома на диване да смотрел в панорамные окна на холмы, за которые поезд увез того, по кому душа болезненно сжималась в сгусток тоски. Он курил, снова, пытаясь мягким дымом заполнить выросшую внутри пустоту, куда более едкую, нежели никотин.
— Я отдыхаю. Вот сел даже, в коридоре правда…
— На кой черт в коридоре-то? Иди в комнату, балда… Идёшь?
— Иду… Вот дошел, а дальше что?
— И что там, в комнате?
— Одиночество…
— Хммм… А я думал, что ты его у меня забыл, малыш. Оно вот здесь, прямо рядом со мной сейчас. Окутало до потолка, как табачный дым и давит мне на череп.
— И давит мне на душу…
— Больно?
— Больно, Тиан.
— Я приеду через неделю.
— Тиан?
— М?
— А… мой подарок. Ты не снял?
— Нет. И не сниму, полюбился мне слишком.
— И я люблю… твой подарок… Так значит, через неделю?
— Раз сказал, значит, так оно и будет. Ты не сомневайся, Вьер.
— Я уже начал считать.
— Вот и считай. Глядишь, дурные мысли не будут твою неугомонную голову посещать, шилохвостик. Давай, ешь и ложись поспать, вечер уже поздний.
— А ты?
— Что?
— Ты будешь тоже спать? Вдруг во сне увидимся. Я тебе кальян раскурю~, посидим да на звёзды посмотрим.
— Посмотрим, малыш. Обязательно. Ты только отдыхай и не грусти. Обещаешь?
— Обещаю…
— До завтра, Оливьер, я позвоню. Доброй ночи.
— Доброй ночи, Бастиан, — Вьер повесил трубку первым, добавляя со вздохом, — душа моя…
И собственная от этой беседы заходилась часто-часто в радости и предвкушении безмерного счастья.
Всего неделя.
Неделя, и разлука разорвет линию натянутых нервов. Лопнет со звуком виолончельных струн, надсадным звоном, и станет тепло, как никогда, окрасив все выцветшее, выгоревшее окружение в сотни взрывов ярких красок. И через них схлестнутся два взгляда, что друг в друге разглядели нечто важное, целостное. То, чему никак нельзя позволить прерываться.
И два монстра… Дракон, что улыбнулся счастливо, игриво замотав хвостом, отправился делать незамысловатый ужин, чтобы затем зарыться в ворох подушек своего ложа. Уснуть с этим счастьем в душе, мурча тихонько в предвкушении. И гром-птица, что тихо курлыкал за сотни и сотни миль, в доме у подножия холмов, мечтательно глядя в окна и мягко распустив по полу вспушенные в ожидании полотнища крыльев. В ожидании полёта не тела, но души, что на расстоянии билась в унисон с душой огненного дракона.
Время пошло на убыль…
Комментарий к Часть, в которой обмениваются подарками и расстаются
https://vk.com/fantasmasofyoursoul группа автора
========== Часть, в которой судьба распоряжается случаем и возвращает всё по местам ==========
Руки раскинулись в стороны изящными изгибами и замерли. Хвост выписал дугу, уверенной змеёй ожидая своей очередности действий. Тело прогнулось: влево, вправо, назад… Голова запрокинута, глаза закрыты, дыхание точно высчитано на каждый выпад грациозного танца дракона. Руки плавной волной, шаг в сторону и переворот в мягком прыжке да на гимнастические кольца, где мир перевернулся вверх тормашками. Глубокий вдох и улыбка. Хвост цепляется за кольцо, тело резко переворачивается, качается и спрыгивает изящно, словно гравитацию для этого существа отменили, ведь он снова делает переворот и гнется. Гнется так, что захватывает дух. А ему так хорошо… Он полон вдохновения, его душа в дурмане этого транса, плавностью и нежностью полнился каждый миг движения.
Это было его разминкой на каждое утро, что в натуре дракона отражалось танцем и плавностью, гибкостью и неимоверной грацией, изяществом существа аристократического, дворянского происхождения.
