Варя распечатала новую банку сгущенки, заварила себе кофе, залила овсянку кипятком, нарезала два бутерброда с сыром — и с тарелкой и кружкой пришла завтракать в комнату, с видом на тихую улицу и потрясающее ночное небо в распахнутом шкафу.
Вскоре к ней присоединился песец, долизавший свою банку дочиста. Довольный, как колобок, зверек явился из кухни — и с невозмутимым видом запрыгнул к Варе в постель, потоптался, как кот, на подушке и свернулся клубком, прикрывшись роскошным хвостом.
— Ну да, ты ведь оттуда, а там у вас сейчас пора спать, — понятливо покивала она, допивая кофе.
Время, имевшееся у нее до восхода «тамошнего» солнца, Варя употребила с пользой.
Во-первых, она перерыла все шкафы — кроме книжного в квартире имелся старомодный бабушкин шифоньер, который было жалко выбрасывать из-за шикарной натуральной фанеровки, и еще убористый встроенный шкаф в прихожей, шириной во всю стену. Это не считая пары тумбочек. Из многочисленного хлама, обнаруженного в процессе поисков, Варя отложила в отдельную стопку пару красивейших занавесок изумрудного цвета, с растительным узором и фактурной-ажурной выделкой по блестящему атласу. Помнится, она купила их с удачной скидкой, влюбившись с первого взгляда… Но до сих пор не повесила, потому что цвет новых занавесок совершенно не сочетался с интерьером всей комнаты, и ради них пришлось бы делать ремонт и переклеивать обои, на что Варя не была готова ни физически, ни финансово.
Следом за занавесками в ту же стопку отправились мотки цветной пряжи. Нитки для вязания Варя купила в дни очередного уныния после очередного увольнения, но так и не скопила в себе достаточно сил, чтобы сваять веселенький свитер. Она вообще не научилась вязать — собиралась так долго, что устала собираться и трусливо сбежала на новую работу.
Глянцевый альбом-самоучитель по рукоделию она оставила себе — не потому, что нужен, а потому, что книга была явным продуктом высоких технологий и вошла бы в диссонанс со средневековой атмосферой иного мира. Всё-таки нести туда что-то слишком выделяющееся Варя не хотела — их магическому миру не нужны неуклюжие техногенные подсказки.
Большая картонная коробка с принадлежностями для вышивания (яркие нитки, металлические ножнички в форме аиста, набор иголок, канва, пяльца, наперсток, пайетки, стразики, бисер, стеклярус, нитка хрустальных бус, еще стразики, катушка люрекса, разные красивые лоскутки и отрезы ткани, горсть пуговиц и булавок) тоже была рассмотрена и признана ценной, ненужной и пригодной для товарообмена. (Раз так уж вышло, что Варино подсознание из всех рукоделий признало полезным лишь штопку носок и умение художественно ставить заплатки на домашнюю и дачную одежду, как научила и завещала покойная бабушка).
Попутно Варя наткнулась на бархатный банный халат, который забыла на прошлый новый год подарить отцу. И пушистый плед с тиграми, который отложила и также благополучно забыла подарить маме. Эти стратегические запасы она спрятала обратно на антресоли.
После чего перешла к своей девичьей шкатулке с побрякушками.
Золото Варя трогать не стала — таких украшений у нее было немного, и все были подарены родителями на важные поводы вроде выпускного или на дни рождения, начиная от шестнадцатилетия. Бижутерию она тоже решила с собой не брать, помня постыдную акцию конкистадоров против индейцев, падких до стекляшек. Зато серебра в шкатулке хранилось немало — колечки, браслеты, цепочки, кулоны, серьги — и многие Варя ни разу не надевала, на некоторые вообще взглянула, как будто впервые видит. Ну, вот была у нее сорочья привычка в расстроенных чувствах гулять по магазинам — либо книжным, либо ювелирным. Так что отобрать немного вещиц, не дорогих для сердца и души, не составило сложности.
Серебро Варвара сунула в кармашек рюкзака, а выбранное барахло увязала в узелок, приспособив для упаковки бабушкину советскую гобеленовую скатерть, что пылилась на дне шкафа по принципу: «Как же выбросить раритет? Наследство! Я эту вещь с детства помню! Еще подождать десяток лет — будет антиквариатом!»
Пока она готовилась к выходу, в ином мире забрезжил рассвет. По улице проехала повозка молочника. От дома булочников потянуло дымком, а в скорости и ароматом свежего хлеба.
К первым лучам восходящего тамошнего солнца Варя стояла перед шкафом одетая и нагруженная товаром для обмена.
— Ну, надеюсь, сегодня погуляю без неожиданностей, — вздохнула она, готовясь перешагнуть порог.
В ноги ткнулось мягкое и пушистое. Охнув, Варя наклонилась посмотреть — и рассмеялась: до того мило выглядела совершенно сонная мордочка белко-песца. Очевидно, что зверь до смерти хотел бы еще поспать, но просто не мог отпустить ее бродить по городу в одиночестве.
— Так и быть, залезай мне на плечи, и сможешь по дороге подремать, — проникнувшись, подняла его на руки Варя, повесила на себя, как меховой воротник.
Зверь не стал противиться, покорно глубоко вздохнул — и обмяк тряпочкой, свесив длиннющий хвост и лапы ей на грудь. Засопел, уткнувшись носом в Варину шею.
— Понадобится твоя помощь — разбужу, — предупредила она его.
Песец в полусне угукнул, точно что-то понял.
— Погоди, а ведь тебе имя надо бы придумать? — спохватилась Варя. — Раз ты при мне остаешься, надо же тебя как-то звать. Глюк? Хм… Песец? Что-то не звучит. Вернее, звучит, но не особо… Фенек? Вот, точно — Финик!
Она скосила глаза и увидела, что всё это время зверек внимательно и как бы снисходительно смотрел на нее, приоткрыв глаза щелочками.
— Не знаю ж, что в вашем мире называют финиками и какие они на вкус, но тебя я буду звать так, — объявила Варя, свободной от багажа рукой почесала свое «манто» за ухом-лопухом. Белко-песец уркнул что-то невнятное, вроде как согласился. — Что ж, Финик, пошли, погуляем.
И неплохо погуляли! Уж гораздо продуктивнее, чем в первый день.
Потолкавшись на базарной площади, Варя выяснила адрес одной из городских портних, куда и понесла своё барахло, чтобы обменять вещи на местные деньги.
Ей повезло — модистка оказалась дома. По случаю раннего утра женщина была относительно свободна от срочных дел (денежные клиенты заглядывали к ней на примерку ближе к полудню и вечером), настроена благожелательно, имела склонность поболтать — и от предложенного к обмену товара пришла в восторг. Особенно ей приглянулась советская гобеленовая скатерть — заявила, что продаст знакомому мануфактурщику на образец. Занавески тоже понравились, тканей с подобной выделкой ей прежде не доводилось видеть. Варя заикнулась было, что занавески — это одежда для окон. Однако портниха ее не слушала и сразу же принялась сочинять фасон бального платья для какой-то княжны, да такого, чтобы ни единого лоскутка чудо-материи не потратить впустую. Конечно, в этом мире имелись ткани и более богатые, и более красивые — хозяйка ателье показала любопытной Варваре отрезы роскошной парчи, нежных бархатов с тиснением, переливчатых шелков-хамелеонов и тончайшей органзы, затканной ручной вышивкой. Вот только синтетических тут не было!
Прочая швейно-вышивальная ерунда ей тоже пришлась по душе. В итоге остались довольны обе — портниха получила диковинки и вдохновение, а Варе достался полный комплект здешней женской одежды, в который она сразу же и нарядилась, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания на прогулке. Правда, нижнее белье предпочла пока что оставить свое, родное. Здешние «комбинашки», состоящие из мягкого лифа-корсета на крючочках и шнуровке, соединенного с чашечками и снабженного бретельками, показались ей с непривычки слишком сложными. А пышные панталончики, предлагавшиеся вместо трусов, вызвали приступ нездорового хихиканья. Для начала Варваре хватило подъюбочника с оборочками, собственно юбки до щиколоток и кофты а-ля «я у мамы дивчина-казачка» — из плотной ткани в мелкий цветочек, застегивающейся на сотню лакированных деревянных пуговичек. В довершении нашлись туфли-черевички на низкой подошве — из запасов дочки портнихи, с которой у Вари оказался один размер. Сперва менять кроссовки на сомнительную обувку было боязно, однако при примерке черевички так сели по ноге и проявили такую деликатную мягкость, что сомнения были немедленно отброшены.
