Убегая по залитой оконным светом улице, я расслышал за лаем цербера несколько фраз.
– Это был вампир! – паниковала жена гонщика.
– Нет, Ленок, – вдумчиво проговорил гонщик. – Вампир не разнес бы вдрабадан половину дома. Видимо, какой-то колдун позарился на медали и кубки и прилетел сюда на метле.
– Говорила я тебе, не занимайся показухой, – заворчала Елена. – Дохвастался. Тоже мне, звезда Большого Театра.
Трое суток я провел в непрестанном и безуспешном поиске еды, перебиваясь магазинной минералкой. От встречных людей шарахался – не только от жажды их крови, но еще от черной зависти их сытой комфортной жизни.
– На помойке все спокойно… все спокойно… все спокойно, – примерно такую песню насвистывали лоснящиеся в лунном свете крысы, перебирая фантики от шоколадных конфет.
Я подкрадывался к мусорному баку на четвереньках, низко пригнувшись к земле.
Дворовому коту легче подобраться к добыче, ведь он проворен и мал. Но неужели я напрасно прожил лесной век? Нет. Из библиотеки вампирской памяти не пропадает ни страницы. Тогда почему мне до сих пор не везло на охоте? И повезет ли на этот раз?
Я упустил важный урок из прошлого опыта – усомнился в своих силах. Прыгнув за добычей, провалился в мусорный бак, застрял в нем и долго катался по асфальтовым кочкам. Грохот распугал всех обитавших на помойке крыс. Из бака я выбрался облепленный зловонными отходами. Сняв с головы рваный сапог, поплелся домой. Меня так сильно тошнило, что я больше не мог думать о еде.
Глава 9. Лизавета Филипповна
Следующая ночь – ясная, красивая и безветренная – совпала с датой прибытия мятежных самураев-оборотней в Волочаровск. По случаю торжества, называемого Праздником Возрождения, на мясокомбинате объявили санитарный день.
Притихший завод пустовал. Охранники дремали в проходной. Вездесущие камеры меня не обнаружили. Чувствуя вибрации их монотонного движения, я ускользал от попадания в объектив.
По вместительным пустотам между старой кирпичной и новой пеноблоковой стенами я пробрался в узкую вентиляционную шахту и, чудом не застревая в ней – малая польза от вынужденной диеты, пополз навстречу манящему запаху крови.
Вся здешняя еда – моя на законном основании. Никто ее у меня не отнимет.
Внизу раздался женский визг. За ним последовал остервенелый мат Джаника Саркисова. Я пополз быстрее. Визг превратился в мычание – пленнице заткнули рот. Она стучала каблуками по металлическому агрегату, пытаясь освободиться.
– Че, мало те, настырная тварь? – Джаник присвистнул, – Так мы добавим. За нами, ха… не заржавеет. Харе ломаться. Ставь закорючку на бумагу. Вот те ручка… ха… золоченая.
– Му-у-у! Му-у-му! – отрицательно промычала пленница.
– Привязывай ее к конвейеру, Седой, – распорядился Джаник. – А ты, Клоп, врубай аппаратуру. Щас твои мозги, кисуля, расплющит штамповка для котлет. Подписывай документ, красава.
Заглянув сквозь решетку вытяжки, я увидел красивую изящную шатенку в коротком желтом платье. Она визжала и дергалась в руках отставного полковника Глеба Ощепко по кличке Седой. Уложив девушку на конвейер, он потуже связал ее канатом. В это время его приятель Петр Клопиков по прозвищу Клоп, скудоумный здоровяк с искусственными мускулами, нажимал все подряд кнопки на пульте управления цехового оборудования.
Джаник Саркисов, небритый широконосый мужчина – коренастый, с выпирающим из распахнутого пиджака брюшком, стоял прямо подо мной, подбоченившись и сипло покашливая. Мне были отчетливо видны крошечные волосенки на лысеющем затылке и продольные полоски вен под влажной кожей засаленной шеи. От Саркисова разило застарелым потом и мужскими духами, но мой инстинкт все же считал его отличной добычей.
Джаник был неисправимым грязнулей, но питался не хуже, чем откармливаемый к празднику баран в хлеву Магомеда. Он владел рестораном, где подавали на стол блюда самой разной кухни – от армянской и немецкой до японской и запеченных по-скифски кроликов в день памяти древних цивилизаций. Тематические дни часто проводили для привлечения клиентов, и первым дегустатором был сам хозяин. Так что Саркисов неплохо подготовил себя к употреблению в пищу. Я не сомневался в изумительных гастрономических качествах его крови. У меня даже слюни потекли, и одна их капелька упала на голову намеченной жертвы. Спокойно почесав макушку, Джаник продолжил наблюдать за стараниями подчиненных и муками пленницы.
Во время нападения мне не следовало забывать о том, что разбойники неплохо вооружены, а их главарь недавно приобрел охотничий пистолет с разрывными пулями, заполненными осиновой смолой.
Пылающая во мне жажда крови отвела природную осторожность на дальний план, и я приготовился к атаке.
– Последний раз я полюбовно с тобой треплюсь, – Джаник, подпирая жирные бока, с усмешкой обратился к пленнице.
Я сорвал решетку и прыгнул ему на спину. Падая под моим весом, Саркисов вывихнул плечо и дико взвыл. Охотничий пистолет, вырванный из его подмышечной кобуры, я разбил об пол и поднял разбойника на ноги, удерживая его левой рукой за шею. Его вены стучали так близко… У меня едва хватило силы воли на отказ от немедленного укуса.
– Бросьте оружие! – вспоминая фразы из современных фильмов, я закричал, сверкая глазами во все стороны. – И отпустите девушку! Не то я разорву ему глотку, – я щелкнул клыками над ухом Джаника.
Его заячье сердце едва не остановилось. Он громко икнул от страха.
Бандиты замерли как вкопанные и побросали бесполезное против меня вооружение.
– Давненько не кушал человеческой крови, – процедил я сквозь клыки, поглаживая колючую шею Джаника. – Ты подарил мне редкую возможность поужинать на славу и избежать гнева Смолина. Я сотворю благое дело, ежели высушу тебя и твоих дружков. За спасение хозяйки мясокомбината меня никто не осудит.
– Отвязывай девку, Седой, – Джаник скосился на пленницу. – Я говорю.
Ощепко поспешно освободил девушку, и она спряталась за широкой серой трубой.
– Может, и затейлив ты на вкус, Дырявый Джо, да шибко вонючий, – я пинком отбросил Джаника к закрытому железному чану.
Столкнувшись с чаном, Саркисов повредил плечо и руку. Вместо того, чтобы броситься на выручку главарю, Клоп и Седой понеслись к запертым дверям. Отрезав им путь к отступлению, я разбросал их по агрегатам, немного сдерживая силу,
