смеха.
— У нас не такие отношения, — через плечо ответила я, уже спускаясь.
— Ясно-ясно, ну давай! Удачи! Увидимся еще, красотка!
Вот как раз этого мне бы не хотелось.
Обратный путь уже по накатанной: трамвай, прогулка через парк. Через несколько минут я отдам оттягивающий мне плечи груз. и… никогда не узнаю, что там было. Нет! Я так не могу! Да, знаю, что нельзя читать чужие письма и смотреть чужие посылки. Знаю, что любопытство — это мой порок. Но… может это просто маленькая девичья слабость.
Села на лавочку.
Поставила рюкзак на колени.
Зачем-то зажала пальцы крестиком. Решительно выдохнула.
Достала пакет. Вытащила бокс. Открыла его.
На сухом льду билось человеческое сердце.
Все сосуды были качественно закупорены. Он не кровило. Лишь слегка блестело влагой. Справа от него несколько колбочек с жидкостью. Две красные. Одна мутновато белая. Последняя — тёмно-рыжего, почти коричневого оттенка.
Душащий рвотный позыв вновь подкатился к горлу.
Сбоку была прикреплена бумажка.
Я достала его: «Так и знал, что ты заглянешь. Глебу ничего не скажу». И смайлик.
Я смяла лист, не заботясь о том, что возможно это заговор приятелей и отсутствием записки я себя выдам. Быстро сложила всё назад. И почти бегом устремилась в офис.
Мне казалось, что все окружающие косятся на меня, догадываясь, какая дикая ноша у меня в рюкзаке. А патрульные уже высылают за мной машины.
Где-то каркнул ворон. Через семь минут я поставила посылку перед Кристовским.
Он прищурившись смотрел на меня.
«Не буду говорить, что открывала. И что не открывала тоже не буду говорить. Спросит — совру», — мелькнуло в сознание. Но он не спросил. Взял её и унёс в соседнюю комнату. Лишь подмигнув мне.
— Варвара, на сегодня ты свободна, — донеслось оттуда. — Но сегодня вечером у нас с тобой торжественный выход, — закончил он, возвращаясь в кабинет. — Так сказать бал в профессиональном сообществе. Я заеду за тобой без четверти семь. Оденься нарядно. До встречи.
* * *
— Оденься нарядно! Легко сказать! — разговаривала я сама с собой вслух, второй раз за день скептически осматривая содержимое своего шкафа. — Сложно предположить, что из моего гардероба мой шеф-франт так расценит.
После долгих примерок я выбрала строгое черное платье-футляр, в котором была на защите диплома. В качестве обуви долго сомневалась между лоферами и кроссовкам. Лодочки на шпильке — это совсем не мой стиль.
— Отлично выглядишь! Не забудь в следующий раз напомнить сходить с тобой в магазин, нужно расширить твой гардероб, — одарил меня своеобразным комплиментом шеф.
— Куда мы едем?
— Сегодня день осеннего равноденствия. Четыре раза в год люди моей, — Глеб на мгновение замялся, — так скажем, «профессии» собираются вместе, чтобы пообщаться. Надеюсь, тебе понравиться. Тем более там будет много молодежи. Так что тебе не будет скучно.
Из-за того, что Кристовский постоянно менял облик, я не задумывалась, сколько ему лет. Интерес к ретро-вещам, большое количество антиквариата, консервативный стиль в одежде выдавали в нём человека старшего поколения. Но активность, живой блеск в глазах и чувство юмора заставляли меня относиться к нему как к ровеснику. Обернувшись, я внимательно всмотрелась в мужчину, сжимающего руль и прямо глядящего вперёд. Он был в том же образе, что и в коттедже Сыромятина. Так часто в одной и той же внешности он еще предо мной не представал. Шестое чувство подсказывало, что это его настоящий образ. Значит он старше меня всего лет на десять, может быть, даже меньше. В наше время победившего эйджизма он и сам еще относится к молодежи.
Вдруг автомобиль резко ушел влево, прижался к обочине. Глеб включил «аварийку» и обратился ко мне глуховатым голосом.
— Уже поздно об этом говорить. Но я всё-таки спрошу, — как-то нарочито серьезно произнёс он.
Мне стало не до смеха.
— Я знаю, что предупреждал тебя, что пути назад уже нет. Но ты можешь хотя бы не идти дальше… Поэтому я должен у тебя спросить, — я почувствовала, что мой босс не готовился к этому разговору, он решился на него случайно, когда я села в машину. — Тебе не пугает то, чем мы занимаемся?
— Пугает, — честно ответила я. — Но не очень.
Кристовский улыбнулся.
— А тебе не кажется всё это странным?
Задумавшись, я сказала именно то, что чувствовала:
— Самое странное, что мне не кажется это странным.
Кажется я дала правильный ответ, потому что мой экстравагантный начальник вновь завёл машину и вернулся в поток.
Остаток пути молчание как дым висело в салоне автомобиля. Но мне нравился его пряный, щекочущий аромат.
Старый город, высившийся на холме как сдвинутая набекрень шапка, встретил нас лабиринтом знакомых улочек. Для новичка кажется, что они разлетаются в разные стороны хаотично. Но местные обойдут эти переулки с завязанными глазами. Не скажу, что я удивилась маршруту, ведь здесь ютятся, наползая друг на друга, лучшие бары и рестораны города. Но мы миновали их все, поднявшись вверх по лестнице и остановились у Дома Масонов. Именно так называют розовое здание в Музыкальном переулке, где находится один из многочисленных городских музеев. Но мы явно направлялись не туда. Глеб вдруг официально подхватил меня под руку, сделал резкий шаг влево, что-то шепнул. И я вам клянусь, на том месте, где была ровная заштукатуренная стена появилась дубовая дверь. Я множество раз проходила мимо, но никогда её не замечала. Более того, была уверена, что раньше её здесь не было. Но моего босса это совершенно не смутило. Он уверенно расстегнул пиджак. На его шее я заметила большой, не меньше двенадцати сантиметров в диаметре, круглый медальон в виде печати. Судя по цвету он состоял из сплава нескольких металлов. По его окружности были нанесены выпуклые узоры, которые я не успела рассмотреть. Кристовский приложил кулон к углублению в середине двери, и она открылась.
Мы оказались в просторном зале, ярок-освещенном гигантской хрустальной люстрой. Повсюду толпились люди, сжимая за тонкие ножки изящные бокалы с игристым. По периметру находились столы с напитками. Справа от входа стоял небольшой стол, именно к нему мы и направились. За ним сидела пожилая женщина, одетая в длинное бордовое платье с чопорным белым кружевным воротничком, седые волосы сложены в высокую замысловатую прическу, чудом удерживаемую одной костяной палочкой-шпилькой. На вид ей было лет семьдесят. Перед ней лежала толстенная книга, я такие раньше только в музеях видела и металлический ящичек с выгравированным на крышке витиеватым, переплетающимся орнаментом. Я могла ошибаться, но мне показалось, что на нём нанесены те же узоры, что на медальоне Кристовского. Не вяжущимся с её внешним возрастом, очень звонким голосом старушка произнесла:
— Глеб Ростиславович, дорогой мой, добрый вечер! Как я рада вас видеть! Даже не ожидала, что вы
