Алия Адад не была безвольной женщиной, которая признает сильную руку. В ее теле не было покорности. Она умрет прежде, чем подчинится его власти. Он испил ее. Он знал.
Подтверждая его мысли, она указала подбородком на пистолет.
— Покончи с этим.
— Нет.
— Я никогда не любила тебя, ты знаешь.
Он крепче сжал пистолет.
— Ты врешь. Я был там. Помнишь?
— И они называют женщин сентиментальными.
Она ползла вдоль стены, пытаясь сбежать от него не смотря на то, что не могла ходить.
— Я никогда не любила тебя. И никогда не полюблю.
Он не слушал. Он не мог позволить себе сомневаться. Если они были обречены быть вместе, у них есть путь, которому они должны были следовать. Но этот путь был рискованным, а нить надежды — тоньше паутины. Держа пистолет за спиной, он присел на корточки перед ней. Свободной рукой он стер пену с ее лица.
— Алия, я не должен был бить…
Она схватила его, нанося удар снизу вверх. Его голова откинулась и зубы сломались друг об друга.
— Проклятье!
Он дернулся инстинктивно, дав ей пощечину с такой силой, что у него рука онемела до запястья, она ответила ему жгучим ударом в ухо.
Он стерпел эту пощечину, и она дала ему еще одну. И еще одну. Она била его пока, у него не начало гореть лицо и звенеть в ушах. Он принимал все ее удары, расплачиваясь за ее кровь, давая ей возможность выплеснуть свой гнев. Даже измазанная застывшей пеной и кровоточащая — истекая кровью из пулевого ранения, которое он нанес ей — она была преисполнена благодати, быстра и горела как пламя.
Боже, помоги мне. Мне кажется, я схожу с ума. Обломок зуба болтался у него под языком. Он был удивительно, необъяснимо счастлив.
Когда ее удары замедлились, он выплюнул сломанный зуб и довольно честно признался:
— Я могу провести так всю ночь.
В ярости прикрыв глаза, она ударила его еще сильнее.
— Да пошел ты. Что ты здесь делаешь? Отомстить было твоей идеей?
— Думаешь, это моя идея?
— Ты находишься в моем доме, придурок. С оружием в руках ты стрелял в меня.
Так оно и было. Михаил опустил перед ней полуавтоматический пистолет, извлек магазин и кинул его на софу, тщательно избегая начала следующего раунда.
Если бы он был Алексом, то он сказал бы что-то приятное и послал бы ей кривую ухмылку. Грэгори бы … хорошо, он не понимал, что женщины видели в Грэгори, как это ни странно. Но независимо от того, что именно это было, у него этого не было. Михаил знал, что он был холодным, сдержанным и совершенно непривлекательным для женщин, и у него не было никакого опыта в ухаживании.
Он умел быть только практичным.
Светлая кожа Михаила вспыхнула с отпечатком ее руки, и его глаза наполнились дьявольским светом.
— Твое плечо — там сквозная рана? — спросил он.
В ответ она посмотрела на отверстие от пули в стене, чуть выше нее. Пуля прошла только под ключицей, но она могла шевелить рукой, так что рана не так уж серьезна.
— Я могу осмотреть твою спину?
Возможно, сказывалась потеря крови, потому что то, как он говорил, почти, заставило ее рассмеяться. Какая забота, он был внимательным домашним захватчиком. Ее и раньше подстреливали, как и его, о чем говорили его шрамы. Они оба знали, что она будет жить. Нужно очень постараться, чтобы убить вампира.
— Прекрати играть в доктора. Ты не за этим прибыл сюда.
— Я пришел не для того, чтобы причинить тебе вред.
— В самом деле? Мне не показалось, когда ты швырял меня головой о вентяционную шахту?
Михаил задумался над этим.
— Это правда. — Он кивнул, совершенно серьезно ответив. — Я получал от этого удовольствие.
Потеря крови сделала свое дело — она смеялась. Он удивленно посмотрел на нее, сбитый с толку
— Но я обещаю, это не войдет у меня в привычку.
Она рассмеялась еще громче, закрывая лицо руками. Она никогда не думала, что у нее когда — нибудь, может состояться такого рода беседа.
Сквозь пальцы она видела, как Михаила озабоченно нахмурил брови.
— Пожалуйста, позволь мне осмотреть твою спину.
Алия резко прекратила смеяться. Она не любила поворачиваться задом к кому-либо, и еще меньше ей нравились люди, смотрящие на ее спину.
Он поднял руки вверх ладонями.
— Я только хочу посмотреть, в каком состоянии находиться рана.
Скривившись от боли, она выдвинула плечо вперед, таким образом, что он мог видеть только ее рану, а не всю спину.
Аккуратно, он дотронулся до ее плеча в нескольких местах. Она закусила губу, чтобы удержаться от крика.
— Довольно неплохо. Я подозреваю, что на лопатке трещина, но она не сломана.
Его пальцы, прошлись дальше от раны, вслед по линии позвоночника.
— Откуда появились эти шрамы?
Проклятие. Конечно, он бы их заметил. Конечно, он бы о них спросил. Она никогда никому не говорила правду, но ему решила рассказать. Возможно, потому что она была слишком истощена, чтобы лгать. Возможно, потому что и он был частью этой истории тоже.
— Это сделал мой отец.
Он повернулся к ней лицом.
— За что?
— За тебя.
Она не могла не улыбнуться этой мысли. Это была вымученная улыбка.
— За то, что я тебя бросила. Ну, на самом деле, за мой побег с Жаном. Когда мой отец нашел нас, Жан отдал меня без сопротивления. Но я боролась. Я пыталась убежать. Когда он поймал меня, он придавил меня багажником автомобиля, схватил антенну и отхлестал меня ею.
— Он избивал тебя, до тех пор, пока ты не перестала сопротивляться.
Эти русские глаза, делавшие его взгляд таким печальным, теперь превратились в темные колодцы.
Она кивнула. После избиения он управлял ее владениями от Луизианы до Марракеша, а ее запер в старой цистерне в их подвале, где вода достигала лодыжек, и по стенам ползали насекомые. Он не освобождал ее, пока она не согласилась на быстро заключенный брак с каким-то толстым албанским "оправданием за принца", брак должен был спасти репутацию семьи. Она "согласилась" на эту договоренность, в то время как ее брат, Дрисс, сидел на ее груди, а другой брат, Сэми, держал ее за лодыжки.
Конечно, она убежала при первой же возможности: непосредственно из-за алтаря. Ее отец поклялся убить ее. Она сбежала в Китай и отдалась на милосердие Сан Бина, принца Гонконга. До этого они как-то встречались летом в Нью-Йорке, и она помнила, как он смотрел на нее.
Сан преподал ей уроки власти. Все их уроки проходили в спальне. Никаким другим образом он бы с женщиной не общался. Это было правилом для всех принцев, она училась, так шли годы. Все ее возлюбленные тогда были принцами, потому что никто больше не мог защитить ее от ее отца.
