— Бедненький, — голос седой девочки сочился ядом.
— Конечно, — кивнул я. — Если призрак меня прикончит, то получится, что ты просто продлила мою агонию, жестокая девочка.
Лали дернула плечом и поморщилась.
— Я не понимаю. Значит, все-таки призрак? Новорожденный? Появление которого каким-то мистическим образом не заметили преподаватели и который страдает перепадами настроения?
Звучит довольно по-дурацки, седая девочка, совершенно согласен!
— Ага. Но я тебе сейчас еще добавлю. Чего еще не хватает во всей этой схеме?
Она задумчиво нахмурилась.
— Чего?
— Трупа.
— Трупа?..
— На то, чтобы зародиться, сформироваться и начать использовать свои силы, призраку требуется от полугода до полутора лет. Насколько мне известно, то есть — насколько известно Мирей — за этот срок в замке не было ни одной смерти. Или у тебя имеется другая информация?
Лали покачала головой.
— Нет. Никто не умирал.
— Внезапный отъезд воспитанника, с которым никто не успел попрощаться?
— Не было ничего такого! — возмутилась она. — Никто не стал бы скрывать гибель воспитанника.
— Как никто не стал бы держать здесь тех, у кого нет проблем с магией? — равнодушно уточнил я.
— Это другое!
— Почему?
Элалия
Почему?!
Потому что ты, Даниэль Лагранж, не имеешь права нас тут судить с высоты своего происхождения и Королевских Академий!
Во мне кипела иррациональная злость.
Когда я только приехала сюда, я видела все, как сейчас Даниэль, в черно-белых цветах, вернее, в исключительно черных. Я ненавидела отчима, ненавидела мать, ненавидела “Зеленые горы” и всех их наставников вместе взятых за то, что они не отказали им. Тогда от меня была далека мысль, что если не это место, так другое — закрытая школа-пансионат при монастыре, а то и псих-лечебница, мало ли на свете заведений, куда можно сдать неугодного ребенка? Тогда “Зеленые горы” были для меня худшим из зол, воплощением вселенской несправедливости.
Теперь, спустя три года…
Это был мой дом. Так себе, конечно, Горки подходили под это определение, но другого у меня сейчас не было. Это было место, которое я могла называть домом. Здесь были люди, которых я могла называть друзьями. Здесь были взрослые, которым не наплевать на то, что со мной будет.
И…
И он просто не имеет права! И все!
Я захлопнула книгу и поднялась.
— Твои полчаса вышли. Как я и сказала — мне это неинтересно. Если снова случится что-то подобное, я пойду к ректору.
— Стой, — Лагранж вскинул руку и поймал меня за ладонь и сжал ее, не сильно, но горячо. — Я не хотел тебя обидеть.
Злость, которой я не дала толкового выхода, до поры до времени снова свернулась клубком где-то в глубине души, а вместо нее привычно пришла усталость и апатия.
— Ты не обидел, — спокойной произнесла я. — Просто не надо думать, что ты знаешь все об этом месте и о нас.
— Я так не…
— Ты спрашивал, когда у меня начались срывы, — перебила я его. — Они начались три года назад. А три с половиной года назад моя мать вышла замуж во второй раз, и с отчимом у нас… не сложились отношения. Так что да, мои срывы начались уже здесь, и, несмотря на то, что они настоящие, когда меня сюда привезли, магически я была совершенно здорова. Что все равно не означает, что наставники Горок стали бы скрывать смерть воспитанника. Никто не уезжал, не попрощавшись, Лагранж. Не было никаких таинственных смертей. Срывы, драки и дурацкие шутки — вот и все наши происшествия. Так что если снова случится что-то странное, призрак то или нет, я пойду к наставникам.
— Они тебе уже один раз поверили… — пробормотал Даниэль.
— Вот если не поверят, тогда и поговорим, — я попыталась высвободить руку, но парень сжал ладонь чуть сильнее, удерживая.
— А твой отец?
— А твой? — огрызнулась я. — Почему он отправил тебя сюда?
Что, Лагранж, нравится, когда тебе задают личные вопросы и ковыряются в ТВОИХ семейных проблемах? Приятно?
— Потому что я пытался сбежать из дома, — неожиданно спокойно произнес Даниэль. — После самоубийства моей матери.
И апатия, и усталость, и раздражение, и злость разом испарились из головы. В ней вообще стало пусто-пусто. А еще немного стыдно.
— Мне очень жаль… — тихо произнесла я.
Возможно, нужно было еще что-то сказать, я, правда, хоть убей не могла сообразить что, но от необходимости это делать меня избавил гулко разнесшийся по библиотеке щелчок двери.
— Кто здесь? Профессор Лунгрен, это вы?..
Какого беса библиотекаря принесло в библиотеку в его законный выходной?
Сердце ухнуло в пятки. Ну все, теперь безупречной ведомости точно конец…
Лагранж бесшумно подскочил, не выпуская моей руки, и куда-то потащил.
“Учебник!” — вспышкой мелькнуло в голове, и я едва успела прихватить со стола выдающую нас книжку.
— Э-эй! Здесь кто-нибудь есть?
В голосе мистера Кливерса теперь звучала грозовая строгость. А Лагранж тащил меня прямо ему навстречу!
— Так, шутники, я вас слышу! Не знаю, как вы это сделали, но предупреждаю, если не выйдете по хорошему и не сознаетесь…
Даниэль замер так резко, что я в него влетела, с трудом задавив писк, а парень шагнул в тупик между стеллажами, сгреб меня в охапку, прижимая к себе так, что кости затрещали, и что-то прошептал.
На мгновение мне заложило уши. Даниэль обхватил мои плечи одной рукой, другой зарылся в волосы, прижимая к себе мою голову, обволакивая собой и заклинанием.
— Молчи и не вырывайся, — едва слышно прошелестело над ухом.
Я застыла изваянием, несмотря на то, что стоять уткнувшись лбом в лагранжевское плечо, было ужасно неудобно. Зажатый между нами учебник больно впился углом в живот, но я боялась пошевелиться даже ради того, чтобы его поправить. Краем глаза мне было видно, что нас облепила прозрачная радужная пленка, похожая на мыльный пузырь, но больше ничего разглядеть не удавалось.
Оставалось только дышать. Вдох, выдох…
Приятный запах. Травянистый такой. Я дернула носом, пытаясь различить отдельные ноты аромата и отвлечься от происходящего.
Бесполезно. Шаги библиотекаря раздавались все ближе, а угрозы становились все страшнее.
Я зажмурилась, окончательно пряча лицо на чужой груди, будто это могло каким-то образом меня спасти.
Шаги совсем рядом. И мы в тупике. Если он нас увидит, то даже бежать, надеясь на то, что не успеет опознать — некуда.
Проклятый Лагранж!
Стук ботинок по полу прямо за моей спиной. Сердце ухнуло в пятки. Я, кажется, даже перестала дышать совсем.
На несколько мгновений в библиотеке воцарилась мертвая тишина, в которой звучал только барабанный бой сердец — мое, бешеное, и Лагранжа, медленное и ровное…
...а затем шаги двинулись дальше, удаляясь в глубь зала, откуда мы пришли.
От схлынувшего заклинания меня пробрал озноб, но толком клацнуть зубами я не успела. Прошептав мне на ухо: “А теперь — бежим!” — Лагранж схватил меня за руку и рванул с места в карьер.
— А ну стоять, ироды! — прогремел позади грозный вопль.
Парализующее заклинание пронеслось мимо, обдав кожу — холодом, а ауру — жаром.
Быстрее!
Поворот. Библиотечная дверь. Коридор. И дальше, дальше, дальше…
Мы остановились, только выбежав в сад. Вернее, остановился Лагранж, а меня инерцией пронесло еще немного, и только сделав пару шагов по хрустящему гравию дорожки, я замерла, прижав ладонь к ребрам, и запрокинула голову, жадно хватая ртом вечерний горный воздух. В боку кололо, сердце колотилось с сумасшедшей скоростью.
Я обернулась.
Даниэль даже толком не запыхался, ну так, может чуть чаще вздымалась грудь, да волосы растрепались. Волосы… я ощупала голову и убедилась, что лента пала в неравном бою с ветром. Щеки горели, горло тоже. Лагранж, поймав мой взгляд, ухмыльнулся:
— Да, Невидимка, физическую подготовку тебе не мешало бы подтянуть… хорошо хоть ты заранее спортивной формой озаботилась!
