— Сейчас из окна вылетишь.
— Остановите я сойду.
— Я уже схожу с ума, — пробормотал мужчина, усаживаясь прям на столик, — Ты самая ужасная ученица.
— О-о-о, ты фанат ролевых игр? Учитель?
— Если эти игры подразумевают жестокость, то вполне-вполне…
— Ах-хах, эти игры много чего подразумевают. Например, наручники, плёточки, те же указки, — кивком указала на палочку в его руках, хитренько улыбаясь.
— Развратница, — попробовали меня пристыдить, но нет. Женский стендап я любила, а там обсуждались вещи и… по хуже.
— Где? — и улыбнулась, осматриваясь по сторонам, — А если серьёзно, я серьёзно, спина ноет, отстань от меня с этой осанкой.
— Бал через неделю. У нас всего неделя, чтобы подготовить тебя. Читай историю нашего мира и держи осанку ровно. Ты представитель древнего рода, не позорь саму себя и свою историю.
— Ц… у тебя будто других дел нет.
— Есть. И я работаю с ними, пока ты изучаешь мир. Спина.
Выровняв спину и сведя лопатки так, что они кажется стукнулись друг о друга и сказали тост, криво улыбнулась, держа книгу перед собой.
— Су… дарь, я буду вам весьма благодарна, если вы решите вдруг покинуть меня, сменив свою кандидатуру на учителя этикета.
— Прекрасная леди, или же «вэри», урок по этикету тоже лёг нам мои крепкие плечи, поэтому запоминай, — ослепительно улыбнулся мне мужчина, а внутри всё похолодело. Он просто хочет поиздеваться вдоволь, — но урок начнётся после того, как ты дочитаешь. Со страницы двенадцатой до шестьдесят девятой.
— Шестьдесят девятый, — хихикнула я, отведя взгляд. Да, это тот самый высокоинтеллектуальный юмор. На меня посмотрели, требуя объяснений, — ты не поймёшь.
Мужчина закатил глаза и вновь посмотрел так. Я молча взяла бумагу и нарисовала не столько эти цифры, сколько знак «рыб». Показала и объяснила, что предположительно ноги, а что голова. После я долго сидела в удобной, согнувшейся позе, довольно скалясь, пока Ардел задумчиво, чуть хмурясь смотрел на цифры.
— Развратница! — повторил мужчина пофыркав, перелистнув страницу хитро посмотрела на мужчину.
— Представляешь, как повезёт моему будущему мужу, — мечтательно протянула я уже представляя этого смельчака. Хотя бы потому что ему придётся пройти через все мои истерики и комплексы, чтобы дойти к вожделенному.
— Мне уже его жаль, — криво усмехнулся мужчина.
— Мне тоже, — активно закивала я с умным видом, — но в итоге его ждёт тако-ое, что ещё ни у кого даже в мыслях не было, даже у тех самых куртизанок, особенно у них.
На меня вновь посмотрели так задумчиво, оценивающе и кивнули каким-то мыслям.
— Не уверен, что он доживёт до «тако-ого», — и отвернувшись к окну, заложив руки за спину посоветовал, — заканчивай с историей, мы перейдём к столовому этикету в малой столовой.
— Бе-бе-бе, — передразнила его, показывая рукой «гуся», под слова Ардела.
— Невероятно. — застали меня на горяченьком, а я быстро спрятала руку за спину. И вообще, не она это. И не я. И она не моя. И я к ней не малейшего отношения не имею. И не знакомы мы. Чья это вообще рука? Вам показалось, товарищ старший принц, честно, — Ты либо очень смелая, либо очень глупая.
— Читаю-читаю.
Глава семнадцатая. Воспоминания о самой обычной семье
— Эта вилка для рагу или жаркого, — показали мне на вполне обычную вилку с четырьмя зубцами. Очень изящную вилку, — в комплекте с ней иногда может идти ложка, — мне указали на ложку чуть больше чайной, — рыбу и морепродукты едят двузубчатой вилкой иногда трёх зубчатой и ножом. Также трёхзубчатой вилкой едят мясо. Всё кроме птиц. Птиц можно есть руками.
— Я бы не сказала, что наш этикет особо отличается, — рассматривая двузубчатую вилку понимая, что именно ей я пользоваться буду только в красных случаях. Ой, в крайних. Если увижу красную рыбку. Другую я не ем, по причине отравления где-то в садике той самой, другой рыбкой.
— Уже хорошо, — выдохнул Ардел, у которого все дела в срочном порядке испарились, — со столовым этикетом немного разобрались, надеюсь ты запомнила какими ложечками есть десерт, а какими варенье.
— Ага, — приосанившись положила вилку на стол, на её место, — из каких кружок пить чай, из каких травяной отвар и не путать, это две совершенно разные вещи. Из каких бокалов пить, то или иное, вино, коньяк или шампанское, только ничего из алкогольного я не пью вообще. Оно не вкусное, сок, например, вкуснее. Да и пахнет скверно.
— На балу, так или иначе, пару бокалов выпить придётся, — огорчили меня сильно. Пока все мои одноклассники валялись в теплице пьяными или держались за фаянсового друга из последних сил, я смотрела мультики и читала книжки. Каким бы дорогим не было вино, оно никогда мне не нравилось, больше одного бокала маленькими глоточками я не выпью.
В основном, такая неприязнь к алкоголю у меня с детства. Когда я себе пообещала, что пить и упиваться я им, ни за что не буду. У меня перед глазами было довольно много примеров, которые только доказывали правильность моего решения и нежелание вырасти в им подобных. Мой отец употреблял, и много, а потом начиналось… Либо он очень щедрый и скупает весь магазин на оставшиеся деньги, либо несёт полную ахинею, и они ругаются с мамой. Когда я была младше лет на четырнадцать-тринадцать он и руку неоднократно на неё поднимал. Я всё твердила, что нужно уходить от него, но нет. Разойдутся-сойдутся. И ведь прощала же… Там же в детстве я пообещала себе, если мой избранник хоть раз поднимет руку, даже в пьяном угаре, ухожу не глядя. Моя семья, это та самая жизнь, которую я до судорог боялась.
Если думать сейчас, мама очень боялась остаться одна. Поэтому и прощала его. Позже, когда я стала старше и хотела уходить после девятого, она не хотела отпускать меня. Несмотря на то, что я желала поступить не так уж далеко от дома. Поддавшись на её уговоры, подала документы только в один колледж. И не прошла. Училась десятый класс, но это было не то. Ушла после десятого, в колледж в родном городке, где и встретила Гришку, что перевёлся к нам.
Кто-то может меня осуждать, но жила я до этого с мамой и сестрой, младше меня на четыре года. Отец начал ездить на вахту, и мне стыдно признавать, но мне было куда легче, когда его не было дома. У мамы раньше были проблемы с агрессией, тогда она решала их с помощью меня, создавая мне комплексы, что преследуют меня и по сей день. Было такое, что меня лет в десять избили ремнём с криком чтобы я заткнулась, а не выла белугой. С того времени я плачу только тихо. Только скрытно. Никто об этом никогда не узнает, вот что я себе пообещала. Мне стыдно плакать в открытую, поэтому я плачу по ночам. В детстве мне не раз кричали, «Да лучше бы тебя не было!» «Всем было бы лучше, если бы ты не рождалась!». Примерно от всего этого я и перестала бояться смерти. Когда самый родной человек на то время детской наивности, кричит подобное, он автоматически перестаёт быть таковым. Близкие не желают тебе смерти. Наверное, именно поэтому по семье я не скучаю.
Нет, у меня не такая и плохая семья. Да иногда нахватало денег, да, в каком-то плане я повзрослела слишком рано, хотя бы потому что проблему с отсутствием денег сваливали на меня и потому что меня всё время посвящали в то, как ей плохо жилось, когда я только родилась, ведь отец совсем не помогал. Я сама бегала платила счета в банке, не сказала бы что часто, но всё же, я всё время высчитывала бюджет и привыкала экономить. Сейчас же бюджет в моей семье заметно вырос. Когда я должна была закончить одиннадцатый, а на деле первый курс, мама выплатила ипотеку, поэтому все деньги, что с папиной работы, что с её, шли на семью.
— Ша!
— А? — отмерла я и передёрнула плечами. Обычно я не ухожу в мысли настолько, — прости… вспомнилось просто…
— С тобой всё нормально? — на меня посмотрели так, будто спасти меня уже нельзя, только в могилу. Ободряюще улыбнувшись, я решилась на дерзость, похлопала Ардела, что находился непозволительно близко, по плечу.
