Я посмотрела на него и увидела, что он всматривается в мои глаза. Его глаза тоже слегка источали зеленоватый свет.
Поцеловав его в губы, на сей раз бегло, я сжала его в бессознательном объятии, крепче стиснув руки и ноги. Я ощутила, как у него перехватило дыхание, когда я сжала его рёбра.
Когда он посмотрел мне в глаза на этот раз, его тонкие губы изогнулись в лёгкой кривоватой улыбке.
Только тогда я услышала смех.
Посмотрев поверх его плеча, я увидела, что все видящие во встречающей толпе наблюдают за нами.
Некоторые, например, Джон и Врег, лишь ошеломлённо улыбались и качали головами, будто мысленно закатывали глаза. Уйе, мой отец, наблюдал со сложной смесью эмоций на лице — что-то вроде беспокойства, смешанного с удовлетворением, горем и, возможно, сожалением.
Моя биологическая мать, Кали, поразила меня тем, что оказалась в числе смеющихся. Радость и неверие стояли в её глазах, пока она смеялась и вытирала слёзы вместе с Иллег, Викрамом, Холо, Порэшем, Пимой и Джасеком, видящим из Списка, которого я встретила в Англии.
Рядом с ними стояла Данте. Её лицо сделалось розовым, и она выглядела так, будто ей хотелось находиться где угодно, только не здесь. Её мать, Джина, наблюдала за нами с нескрываемым весельем, сунув руки с кольцами в карманы и слегка сгорбившись, чтобы защититься от ветра.
Затем я увидела Мэйгара, стоявшего с моей подругой по художественной школе, Анжелиной, и обнимавшего её мускулистой рукой за плечи. Возле их стоял Сасквоч вместе с Фрэнки, ещё одной подругой из тату-мастерской на Гири-стрит.
Я по-прежнему смотрела вокруг, подмечая лица, когда Ревик аккуратно опустил меня, и мои босые ноги снова соприкоснулись с палубой. Он не отпускал меня, крепко обнимая за талию, а другой рукой сжимая мою ладонь, когда я повела его к остальным.
Я ещё не дошла до них, когда они снова шокировали меня до чёртиков.
Как раз когда я вытерла лицо, улыбнувшись им всем…
Они разразились аплодисментами.
Мне потребовалось несколько минут, чтобы осознать, что они хлопают нам.
И ещё несколько минут, чтобы понять, почему.
Я знала, что они хлопают не только потому, что нам удалось наконец-то сделать то, что считалось невозможным — обрушить сеть Дренгов. И всё же я знала, что дело во многом сводилось к этому. Вопреки всему, что мы потеряли, вопреки даже бомбам, упавшим на Пекин, мир всё равно ощущался легче без сети.
Он ощущался намного легче.
Я впервые позволила себе по-настоящему почувствовать это.
Вместо просвета в облаках солнце взошло по-настоящему.
Мы понятия не имели, как долго это продлится. Мы понятия не имели, выживет ли кто-то из нас в конце, и сколько времени Менлиму и Дренгам понадобится, чтобы нанести ответный удар… но пока что солнце снова сияло. Мы наконец-то совершили настоящий прорыв, который я и представить не могла, когда мы столько лет назад обрушили пирамиду Галейта.
И только намного позже я поняла, кого не было в толпе.
Одного лица я не видела нигде среди лиц моих друзей, хлопающих мне и Ревику под солнцем на юге Тихого Океана.
Даледжема нигде не было видно.
— Дочь? Могу я поговорить с тобой?
Голос потряс меня, и к щекам прилило тепло ещё до того, как я повернула голову.
Я встретилась с этими голубыми как океан глаза, на удивление засмущавшись.
Ревик по-прежнему обнимал меня одной рукой, его пальцы покоились на моей талии. Он собирался завести меня внутрь корабля, но теперь повернулся на голос вместе со мной и слегка напрягся, крепче стиснув меня рукой.
Я чувствовала там собственничество, но не только. Неохота в его свете смешивалась с настороженностью, дополняясь тягой, желанием, потребностью остаться со мной наедине.
Я чувствовала, что он хочет поговорить. Я чувствовала, что он очень сильно хочет поговорить со мной.
Из-за исходившей от него тяги мне было сложно сосредоточиться на старшем мужчине, который прикоснулся к моей руке с другой стороны.
Уйе, мой биологический отец, похоже, почувствовал то же самое.
— Я не отниму у неё много времени, сын, — сказал он Ревику.
Я слегка подпрыгнула от того, как он назвал Ревика.
Мгновение спустя я заметила тон его голоса и то, что в нём скрывалось.
Что-то между ними определенно изменилось.
Его слова не были подчёркнуто вежливыми, как у незнакомца, говорящего с незнакомцем — и там даже не было особенно неловкой вежливости знакомого незнакомца. Скорее, там присутствовал элемент утверждения власти, но такой, который намекал на понимание, на нечто, что уже обсуждено и решено между ними.
Я посмотрела на Ревика, приподняв бровь в безмолвном вопросе.
В ответ я получила бесстрастное выражение лица, но каким-то образом почувствовала его через ладони, руки и пальцы.
Он передал что-то в духе «мне многое тебе нужно рассказать» вперемешку с «твой отец, возможно, объяснит это отчасти», словно он сам был не уверен.
— …Но она нужна мне сейчас, — добавил Уйе чуть более суровым тоном.
Ревик тут же меня отпустил.
Я всё ещё чувствовала там неохоту, но в то же время полную готовность подчиняться.
У меня складывалось ощущение, что он нависает надо мной, испытывает глубинное нежелание оставлять меня одну — даже ненадолго, даже с Уйе. Казалось, что та часть Ревика ведома скорее светом, болью разделения, компульсивным порывом, и я осознала, что это влияет и на меня. Моё сердце колотилось в груди просто от того, что я стояла рядом с ним.
Ревик, похоже, не был уверен, то ли его просят полностью уйти, то ли он может находиться где-то рядом, пока мы не закончим.
Если Уйе это почувствовал, на его лице не отразилось изменений.
Мой биологический отец лишь протянул мне руку и показал на свободную часть палубы.
После секундного колебания я вложила руку в его ладонь и пошла с ним к носу судна, пока мы не оказались возле ограждений у взлётно-посадочной полосы авианосца.
Я оглянулась и увидела, что Ревик стоит у ограждения в нескольких десятках метров от нас и смотрит на океан. Он определённо оставался вне зоны слышимости, даже если бы не было ветра, но меня странно успокаивал тот факт, что я могу его видеть.
— Прости, что я увожу тебя сейчас, — начал Уйе.
Я повернулась к нему, и ветер бросил мои волосы мне в лицо. Я убрала их и посмотрела ему в глаза.
— Всё хорошо, — сказала я.
Почему-то от одного взгляда на него мой свет смягчился.
Вспомнив, что я хотела связать его и мою биологическую мать с Лили, когда думала, что Ревик мёртв, я ощутила, как в горле встаёт ком. Я невольно поражалась собственной эмоциональности. Я гадала, то ли это вызвано Ревиком, то ли отсутствием сети Дренгов, то ли знанием, что с Лили всё хорошо, то ли комбинацией всех этих вещей.
Я честно не могла сказать, но от этого становилось сложно не реагировать на каждую мелочь. Мой свет был более открытым и ощущался таким уязвимым, каким я никогда его не помнила.
Возможно, он не был таким с детства.
Я старалась думать о практических вещах, о том, что мне в какой-то момент придётся уложить в голове. Все разговоры с Врегом, Джоном и Балидором по дороге сюда кружили в моей голове, когда меня снова накрыло осознанием реальности.
Мы все согласились, что надо в ближайшем будущем ожидать удара.
Мы согласились, что надо разделиться и перегруппироваться поэтапно и только после того, как мы все некоторое время поработаем отдельными и полностью функциональными группами, чтобы охватить больше задач. Мы согласились, что Кали, Уйе, Юми и Мэйгар — лучшие кандидаты для защиты гражданской группы. Им понадобится найти безопасное место для укрытия, желательно такое, где они смогут спрятать всех или большинство наших людей под землёй, если случится очередная атака.
Мы знали, что они могут по отдельности нацелиться на нас ядерным оружием, вне зависимости от того, что мы будем делать и удастся ли нам отследить Менлима или Чандрэ.
