— Внимательно тебя слушаю.
Вучко не стал дожидаться в общем-то пустых приглашений и опустился рядом со мной на скамью, опёрся локтем о столешницу, склонил голову к плечу, чтобы видеть моё лицо.
— Помнишь, мы с тобой по лесным руинам лазали? Ну, по развалинам баронских замков?
Я методично перетирала распроклятую ромашку. Помню ли я…
— Само собой. А что?
— А помнишь, мы там книжищи, толстые такие, листали. С родами, гербами и всяким прочим?
Я кивнула.
— Мы ведь их с собой не забирали?
Я мотнула головой:
— Да на что они нам? Мы же не при дворе живём, чтобы чужие родословные заучивать. Только те, что…
Я запнулась. Как странно. Почему-то даже при Вучко заговаривать о даре и о книгах, его изучавших, не решалась. Неужели страх перед разоблачением уже настолько глубоко въелся мне под кожу, что я заговорить о магии не могу даже с тем, кто едва ли не первым во мне её распознал?
— Мейстерские, — подсказал Вучко.
— Ну да. А что?
— Это одно из моих заданий. Нужно кое-какую эмблему разыскать. Не могу о таком распространяться. Приказ генерала.
Конечно-конечно, военные тайны. Не моего ума дело.
— Если ты думаешь, что с тех пор, как мы в последний раз виделись, я вдруг увлеклась изучением родословных местных Баронов, то вынуждена тебя огорчить.
Он хмыкнул.
— Поэтому вашему сверхсекретному делу вряд ли смогу помочь. Сожалею.
— Пустое. Я особенно и не надеялся. Просто сказал генералу, что на всякий случай спрошу у тебя.
Мысль о том, что они заводили обо мне разговоры, отозвалась лёгким ознобом.
— Я ничего такого ему не говорил, — поспешил заверить Вучко. — Ну, знаешь, об этих книгах. Только упомянул, что ты читать любишь и что спрошу на всякий случай. И потом, у меня сейчас дела поважнее есть. Нужно обойти городок, принюхаться. Может, что разведаю, кого распознаю.
Пест нервно стукнулся о край ступки и вывалился у меня из пальцев.
Едва ли не первым её распознал… Боги, какая же я дура…
Я повернулась к нему всем телом и уставилась на Вучко так, будто видела его впервые.
— Так ты и есть ищейка, — выдохнула я. И как же мне хотелось, чтобы он вдруг поднял в изумлении брови, рассмеялся моей глупой догадке. Но Вучко лишь смотрел на меня долго и внимательно, а потом кивнул. Сердце задребезжало, сорвалось и покатилось куда-то далеко вниз.
— Но ты ведь знала. Хотя бы догадывалась, верно?
Нет, бес тебя задери. Нет! Откуда бы? Мы были детьми. Ты был мальчишкой, порывистым и непоседливым. Просто мальчишкой. И почуял ты мой дар, когда нам было по двенадцать только и только потому, что он проявился наглядно! Его любой бы увидел!
И поэтому мы говорили только обо мне. О моём даре. И ничего не знали о твоём. Или только я не знала?..
Я смотрела на Вучко во все глаза, и всё, что пронеслось за эти мгновения в моей голове, там и затерялось, не могло отыскать путь наружу. Что же такое со мной творится? Я за эти годы настолько привыкла хранить всё в тайне, что не могу открыться даже ему?
В сердце уже привычно впились раскалённые иглы. Ему. Тому, который сбежал от мебя и вступил в ряды тех, кто охотится на таких, как я. Одно его слово — и моя тайна тайной быть перестанет.
— Велена?..
А вот сейчас он выглядел откровенно обеспокоенным. Между бровями залегла глубокая складка.
— Да как… откуда я… Как я могла знать? Ты ничего никогда мне об этом не говорил. Почему ты никогда ничего мне об этом не говорил?
Внутри с опасной быстротой разгоралось настоящее солнце. Нестерпимый жар просто плавил внутренности. Я невольно схватилась за свисавший с шеи амулет и что есть силы сжала в кулаке прохладный камень.
— Я и подумать не мог, что это моя особенность. Пока не попал в армию Ареса. Велена, прости, я почему-то думал, что ты это чувствуешь. Помнишь, тогда на реке ты мне говорила, что и я особенный. Что я тоже не такой, как все?
Я даже прикрыла глаза. И кровожадное солнце на мгновение перестало тянуть наружу свои злые языки.
Боги, Вучко… То, о чём я говорила тогда, не имело никакого отношения к дару. Я говорила, что ты особенный для меня. Говорила, что я тебя… Ох.
Я открыла глаза. Вспотевшие пальцы соскользнули с потеплевшего голубого топаза. У Вучко был такой виноватый вид, что невозможно было усомниться в его искренности. Он и впрямь верил в то, что я знала, на что он способен. А я, выходит, так заглядывалась на его карие глаза, что больше ничего вокруг не замечала. Да уж, хороша одарённая. Далеко бы пошла. Не будь ворожеей, одной породы с союзниками бунтовщиков и в придачу влюблённой дурой.
— Прости.
— Нет, — я замотала головой. — Нет, это ты меня прости. Я не знала. Ты мне не потому тогда особенным казался, что у тебя чутьё прорезалось. Совсем не потому.
Он вскинул голову. Наверное, понял, о чём я говорила. Да толку-то теперь. Что было, то давно прошло, и возврата к этому не было. И ни его тогдашний побег, ни его теперешнее возвращение этого не меняли.
— Не смотри на меня так. И большего не жди. Скажи лучше, раз это твоя прямая обязанность — одарённых выискивать и отлавливать, что со мной-то делать будешь? Молчать, значит, ослушаться приказа.
Теперь он смотрел хмуро, почти зло:
— Я не собираюсь тебя выдавать, если ты об этом. Ты — ворожея, божья невеста, защитница города. Ты обет принесла использовать свои умения только на благо. Ты никому не стала бы причинять зла. Я тебе верю. Я тебя знаю. Этого достаточно.
Даже интересно, устроит ли такое объяснение сурового генерала, если правда вдруг раскроется? Но если так, это его решение. И я ему за него благодарна больше, чем можно было передать словами.
Но оставалось кое-что ещё. Кое-что, о чём я попросту боялась спрашивать. Боялась до одури. Но не знать, оставаться в неизвестности было, кажется, ещё хуже.
— А что насчёт моих родных? Что насчёт отца и братьев? Они подпадают под приказ?
Вучко отвернулся, с напускным безразличием пожал плечами.
— Этого я не знаю. Нам генерал ничего об этом не говорил. Приказ был чёткий — добивать недобитков, зачищать их союзников, выискать и доставить ко двору тех, кто готов принести присягу и поклянётся не чинить зла Империи и её подданным. Вот и всё.
Я даже засопела от досады. Да почему же всё, что касалось этого Эревина, выходило таким запутанным и сложным!
— И многих вы… — я сглотнула горькую слюну, — добивали? Многих зачищали?
Собрание на площади у хором Солопа прошло без Вучко. Откуда бы ему знать, что говорил о походе своего отряда генерал. Но он не мог не знать, что с собой отряд не привёл ни одного одарённого. Ни за что не поверю, что на все селения окрест не отыскалось никого, кто согласился бы отправиться ко двору для присяги, лишь бы ему оставили жизнь.
— По пути всякое было, — уклончиво ответил Вучко. — Нескольких точно уложили, но они и не сдались бы миром. Думай, что хочешь, но если бы мы их не прибили, я бы здесь сейчас с тобой не сидел.
— И что же, никто из них и не подумал просить пощады?
— Ну, нескольких, знаю, генерал с сопровождением отправил ко двору. Когда мы к Предхолмью подходили.
Хм… Значит, на великодушие северян всё-таки можно рассчитывать.
— Что задумалась? Велена, ты пойми, мы воины. Это наша обязанность…
Я замотала головой:
— Да нет, нет, я… понимаю. Просто генерал Эревин говорил с городскими на площади. И сказал, что по дороге сюда им никого убивать не пришлось.
Вучко помолчал. Не стал своего командира выгораживать, хотя я ждала, что всё же начнёт.
— Это тебе лучше у него спросить, почему он сказал такое. Я свои соображения оставлю при себе. Не моего ума это дело — за его слова отвечать.
Выкрутился, бесёнок.
Он посидел ещё немного, молча наблюдая за моей работой, а потом ушёл, сославшись на то, что у него тоже дела. В этом-то я как раз не сомневалась. Судя по тому, о чём судачили в городе, генерал Эревин действительно не собирался прохлаждаться — северяне чуть ли не каждый день сновали не только по Тахтару, но и за его пределами. Поход в лесную чащу был делом времени. Рано или поздно они соберутся пройтись и по баронским наделам.
