— отвести его в темницу. немедленно.
— Я могу хотя бы одеться? — кротко спросил он, глядя в глаза отцу.
но король лишь покачал головой.
— незачем. Иди в чем есть. И пусть все видят, что я не бросаюсь словами.
— И герцог Велье пусть видит?
— И герцог Велье, — отрубил король, — изволь отвечать за свои действия. Убийство семьи барона — это тебе с рук не сойдет.
* * *
Пожалуй, ещё никогда в жизни Эдвин не ненавидел папашу так сильно — до зубовного скрежета, до пылающих щек. оказывается, пощечина той мелкой была цветочками по сравнению с тем, что вытворил король: стража проволокла Эдвина через весь двор, босым и в исподнем, на виду у всех, затолкала в карету сыскной полиции. Все повторилось в тюремном дворе, только наоборот: вытащили из кареты и поволокли в подвалы, снова на виду у всех, как самого обычного разбойника с большой дороги. Самое страшное, что Эдвина узнавали. Смотрели с удивлением и нескрываемым злорадством, показывали пальцами и посмеивались. Да, эти люди сочли возможным насмехаться над ним… и это он хорошо запомнил.
«Я вернусь, и вы пожалеете» — билось пойманной рыбой в голове. И все. остальные мысли превратились в густую, словно кисель, и холодную темноту.
только пульс грохотал так, что, казалось, сердце лопнет.
но нет.
не лопнуло.
И он вынес весь этот позор, когда тебя, наследника, волокут через тюремный двор, а потом по бесконечным коридорам, и, наконец, швыряют на каменный пол. Грязный, вонючий.
«Я вернусь, и вы у меня попляшете. ты, ты, и ты тоже» — посмотрел на охранников, стараясь запомнить лица. определенно, этим головам быть насаженными на пику… только вот когда? И как? они — на воле, а он — в тюрьме.
«ну, папаша, ты и учудил», — подумал Эдвин чуть позже, мечась от стены до двери и обратно.
Это ж надо было поверить в столь очевидную подставу?
«И кто это сделал? Кому это нужно?»
Эдвин остановился посреди камеры и уставился на крошечный квадратик окна под самым потолком. День снаружи был ясным, на серой стене напротив золотилось пятно солнечного света.
Эдвин поморщился оттого, что ступни немилосердно мерзли. Проклятый папаша, даже одеться не позволил…
И желание броситься на решетку, и трясти ее, пытаясь вывернуть древние ржавые болты, оказалось столь сильным, что Эдвин усилием воли заставил себя смотреть в окно, где был виден клочок неба. несколько минут он глубоко вдыхал и выдыхал, пытаясь успокоиться и хоть как-то привести мысли в порядок, и, наконец, это получилось.
И тогда Эдвин подумал о том, что нечто подобное могла чувствовать его матушка, которую папаша отослал в дальний монастырь, славящийся строгостью нравов. Да, пожалуй, она тоже металась по келье, не находя спасения, и тоже проклинала человека, за которого ее выдали замуж и которого она ненавидела. Эдвин навестил тот монастырь спустя два года после того, как получил новости о смерти матери. Умирала она долго и мучительно, выкашливая кровавые куски легких — и почему-то он не удивился факту возникновения этой болезни, когда его отвели в келью. темнота, холод, сырость. По-иному там просто невозможно было умереть.
«Когда я стану королем, сотру этот монастырь с лица моего королевства». — решил он тогда.
мысли о матери окончательно успокоили.
он осмотрелся — впервые с того момента, как захлопнулась решетка. Скрипнул зубами при виде отхожего места в углу и охапки гнилой соломы у стены. За ржавой решеткой было темно, никто его не охранял… Эдвин подошел, просунул руку сквозь толстые прутья, подергал висячий замок и признал, что самому не выбраться. Потом он уселся на вонючую солому и задумался, прокручивая воспоминания о том злосчастном бале.
С чего все началось?
Герцог Велье так настойчиво приглашал, обещая все земные и неземные удовольствия, так мягко стелил… сукин сын. Еще тогда следовало догадаться, что все неспроста! но Эдвин купился и поехал, с небольшим отрядом самых преданных людей — интересно, что с ними сейчас? мертвы? не исключено. У герцога Велье имеется сын, на несколько лет младше самого Эдвина, и если учесть, что в этих Велье тоже течет вполне себе королевская кровь, то не нужно быть семи пядей во лбу, что бы понять: герцог избавляется от правящей семьи, чтобы посадить на трон своего отпрыска. Боже мой, ну почему отец так глуп и слеп?
Подстава с убийством семьи нищего барона — хороший предлог, чтобы лишить Эдвина Лоджерина права на корону. А там… там и до короля можно дотянуться. Кинжал, яд… Да мало ли способов? И, возможно, больше не будет претендентов на престол. И дочка Велье, эта белобрысая колючка, утонула — по крайней мере, так говорят. но тогда уж лучше ей оставаться мертвой…
Перед мысленным взглядом невольно встало красивое, породистое лицо девушки. И глаза у нее интересные, как серебряные монетки. И характер… мда. таких интересно ломать, превращая в послушных животных. только вот эту уже не превратишь, утонула.
Всего лишь на миг Эдвин почувствовал сожаление о том, что такая молодая, такая красивая девчонка теперь кормит где-то раков — а потом подумал, ну и пусть. Это не его забота. К тому же, при правильном раскладе, девчонка тоже могла бы претендовать на корону. нет, конечно, женщин никто не сажает на трон. но мало ли…
В настоящий момент более всего заботили герцог и папенька, провались он к вергам.
Герцог — оттого, что все это затеял, и даже кинжал стянул так незаметно, что Эдвин не мог сказать, когда же его лишился.
Папенька — оттого, что повелся на игру герцога Велье и оттого, что, не иначе как свихнувшись на старости лет, объявил о желании завести себе новую жену и организовать нового наследника.
— Да чтоб ты сдох, — в сердцах проговорил Эдвин.
В конце концов, это было бы вполне справедливо, учитывая, что король отправил свою жену умирать в монастырь.
но — все упиралось в одно.
он, Эдвин из династии Лоджерин был заперт в темнице и совершенно ничего не мог с этим сделать, равно как и доказать свою невиновность.
Казалось, время течет медленно, как широкая равнинная река. Эдвин проваливался в обрывки собственных воспоминаний — то лицо матери, то сам он еще маленький чернявый мальчик с пухлыми ладошками, то его первый пони, упитанный и гладкий. но в какой-то миг он очнулся, посмотрел на противоположную окну стену и понял, что солнце село.
ну кто бы мог подумать? наследный принц просидел весь день в темнице, и никто даже не удосужился к нему заглянуть!
А что, если уже завтра будет суд? Позорный, отвратительный… Где его обвинят в убийстве семьи Велье и лишат права престолонаследия?
Этот страх был внезапным, как будто окатили ледяной водой. Эдвин с силой обхватил себя руками за плечи. нет, нет… так не должно быть! И он должен найти способ, как переломить ситуацию… Должен!
он вздрогнул всем телом и за озирался по сторонам. Становилось все темнее, скоро камера погрузится в кромешный мрак… И что дальше? неужели… никто?
«Это ты решил меня так напугать», — подумал он с ненавистью об отце.
«Хочешь, что бы я думал, что брошен умирать в подземелье? Ха! не на того напал…»
И вздохнул.
Да нет же, зачем себе врать?
он уже перепуган до смерти, уже готов ползать на коленях, вымаливая прощение — за то, чего не делал.
…Что-то зашуршало в коридоре. Крысы? о, господи, Эдвин с детства ненавидел и боялся крыс.
он вскочил на ноги, всматриваясь в темноту до рези в глазах. от ужаса перехватило дыхание — но уже оттого, что он явственно расслышал тихие шаги. Его собрались убить? Задушить, зарезать?!!
Да, несомненно в темноте двигался человек. Эдвин беспомощно осмотрелся — он был беззащитен в этой вонючей и грязной камере. он совершенно ничего не сможет сделать, надежда только на собственную силу… но против ножа голыми руками? не самый лучший расклад.
В густой темноте наконец вылился силуэт — высокий, худощавый.
Эдвин сглотнул. от страха затошнило, а в голове и вовсе не укладывалось: неужели папашка захотел его смерти? Или… люди герцога?
