Ревати. — Даже по походке видно, что она — лучшая.
В это время дайвики Урваши проходила мимо них. Девушки поклонились, падая ниц перед прославленной апсарой, но Анджали не стерпела и подняла голову. Дайвики смотрела прямо на нее, и взгляд был — как тысячи раскаленных иголок. Потом она проследовала дальше, и Анджали догадалась, что не понравилась первой танцовщице. Но почему — понять не могла. Сердце боязливо сжалось, и самый этот момент показался ей судьбоносным. Что-то произошло сейчас, что-то, предвещающее неприятности, если не беду. Спасаясь от внезапно нахлынувшего страха, Анджали сжала ладонь Хемы. Она ответила ей крепким рукопожатием, и страхи хоть немного, но отступили. Другой рукой Анджали нашла руку Ревати и тоже пожала. Подруга склонил голову ей на плечо, продолжая смотреть вслед удалявшейся дайвики.
— Мы будем танцевать еще лучше нее, — прошептала Анджали на ухо Хеме и Ревати. — Только не болтайте об этом, чтобы нас не наказали за дерзость.
Часть вторая. Оборотная сторона
7
Несколько дней после памятного танца Анджали царила в школе апсар. Ученицы бегали за ней по пятам, как павлины, выпрашивающие лакомство, и она купалась в этом всеобщем восхищении. На Джавохири никто не обращал внимания, и даже ее верные маленькие поклонницы из числа учениц первого года позабыли приносить ей куркуму и цветы.
Все было хорошо, но нога беспокоила ее сильнее и сильнее. За ночь боль утихала, и утром Анджали вставала почти как раньше, чувствуя только легкое покалывание в бедре, но к обеду тягучая боль усиливалась, а к вечеру мышцы начинало жечь, словно огнем. Не помогла и целебная мазь, которую она выпросила у лекаря, соврав, что слишком усердно занималась на занятиях у наставницы Сахаджаньи. Натеревшись вечером резко пахнущей белой кашицей, которую ей в свернутом листе передал лекарь, Анджали проснулась задолго до рассвета от режущей боли в бедре. В полудреме ей показалось, что она плачет, и удивилась собственной слабости, но потом поняла, что плачет вовсе не она.
Всхлипывания доносились со стороны постели Ревати.
Анджали резко села в постели, потревожив ногу и чуть не вскрикнув от боли, и спросила в темноту:
— Ревати, ты плачешь?
Рыдания мгновенно прекратились, и ее подруга затаилась, делая вид, что спит.
Доковыляв до подруги, Анджали села на край ее постели и потянула тонкое лоскутное одеяло.
— Рассказывай, что приключилось? — заговорила она ласково. — Тебя кто-то обидел? Это Джавохири что-то тебе сказала?
Ревати долго отворачивалась, пряча лицо в ладонях, но Анджали так нежно и твердо уговаривала ее поделиться, что она не выдержала. Села рядом с подругой, отбросив одеяло и указала на свою талию, перехваченную пониже пупка серебряной цепочкой.
— И что?.. — Анджали непонимающе разглядывала светлые звенья, и вдруг поняла, и на висках выступили капельки пота, такой ужас она сейчас пережила. — Ревати! Как такое случилось⁈.
Подруга только снова залилась слезами.
Цепочки на талиях будущих танцовщиц были одинаковой длины. По ним наставницы строго следили — не толстеет ли ученица, и если какая-то несчастная прибавляла в весе настолько, что цепочка становилась мала, то девушку безо всякой жалости изгоняли прочь из небесного города. Ведь апсара должна быть совершенна во всем. И тонкий стан — обязательный признак небесной красоты.
Крайне редко случалось, что апсара нарушала закон неприкосновенности до сваямвары и допускала к своему телу мужчину. Такие случаи, когда она начинала толстеть, ожидая ребенка, расследовались с особым тщанием. Мужчина, нарушивший закон, подвергался пыткам и предавался смерти, а танцовщицу изгоняли.
Голоса подруг, хотя они и старались говорить тихо, разбудили Хему, и она шумно завозилась на тонком матрасе, позевывая и недовольно бормоча.
— Что вы тут опять затеяли? — спросила она, потирая глаза.
Анджали не смогла ей ответить, только открывая рот, но не находя слов, в Ревати низко опустила голову, пряча слезы.
— Вы почему не спите? — зевнула Хема. Она приподнялась и отдернула занавеску с окна, чтобы посмотреть на небо.
Было почти светло, но солнце еще и не думало всходить.
— Чего вы переполошились? И меня разбудили! — возмутилась Хема.
— Прости, мы и правда провинились перед тобой, — нашлась Анджали. — Ложись спать, до рассвета еще далеко.
— Как я теперь смогу уснуть? — негодовала ее подруга. — У меня уже сон сбежал и из этого глаза, и из этого, — она по очереди указала на свои глаза, а потом соизволила заметить печальную Ревати. — Ты плачешь, что ли?
Ревати замотала головой, поспешно вытирая слезы, но от острого взгляда Хемы невозможно было ничего скрыть.
— Это что⁈ Это как⁈ — взвизгнула вдруг она, тыча пальцем в располневшую талию Ревати, плотно охваченную цепочкой.
Анджали тут же бросилась к ней, едва не зашипев, когда наступала на больную ногу, и зажала Хеме рот ладонью:
— Не кричи. Ты ничего никому не скажешь.
Хема что-то замычала под ее рукой, а потом кивнула, показывая, что кричать и звать наставниц не станет. Но едва Анджали отпустила ее, затараторила:
— Но как же? Мы обязаны сообщить старшей апсаре! Если не сообщим, нас всех накажут. Всех!
— Она — наша подруга, — сказала твердо Анджали. — Мы не можем предать ее при первой же беде.
— Она позволила мужчине прикоснуться к себе, она ждет ребенка, такое не скроешь, — настаивала Хема.
— Нет, — шепотом закричала Ревати. — Нет! Не было ни одного мужчины! Но я толстею, и ничего не могу с этим поделать… Я почти не ем, и все равно толстею…
— Ты же ей веришь, — сказала Анджали, которая уже пришла в себя, — Ревати не станет нас обманывать. Она просто немного поправилась, и никакого ребенка не будет.
— Об этом все равно узнают, и нас прогонят на землю, — сказала Хема, но уже не так уверено.
Ревати услышала об изгнании и заплакала еще горше, спрятав лицо в ладонях.
Анджали подошла и положила руку ей на плечо, утешая:
— Я что-нибудь придумаю.
— Но что ты сможешь сделать⁈ — Хема со страхом смотрела на Ревати. — Смотри, цепочка даже уже не провисает! Наставницы заметят!
— Не заметят.
Вооружившись ножом для фруктов, Анджали поковыряла цепочку на своей талии и разъединила звенья. Хема наблюдала за этим святотатством с молчаливым ужасом. А Ревати отняла руки от лица и даже перестала плакать.
Поколдовав еще, Анджали отцепила три звена, замкнула цепочку на своей талии, а потом занялась цепочкой Ревати. Она так ловко надставила серебряный поясок, что даже самый внимательный глаз не нашел бы место, где звенья расцеплялись. Теперь цепочка снова провисал на два пальца.
— Вот, никто ничего не заметит.
— Благодарю тебя! — Ревати бросилась Анджали на шею, а Хема задумчиво тыкала указательным пальцем себе в подбородок.
— Все хорошо, — сказала она и добавила уже тише: — Вот только надолго ли?
Чтобы скрыть тайну, Анджали совсем перестала есть, боясь, что наставники обратят внимание, что ее цепочка гораздо короче нужной длины. А бедная Ревати ела только листья и несколько рисинок в день, и едва переставляла ноги от постоянного страха и измождения, но тело ее никак не желало худеть.
Пришел день, когда девушки с ужасом обнаружили, что даже надставленная цепочка плотно обхватывает пояс Ревати.
— Мы пропали, мы пропали!.. — бормотала Хема, забившись в угол хижины, обхватив голову и покачиваясь из стороны в сторону. — Нас всех накажут, нас всех прогонят из Тринаки…
— Не умирай раньше времени, — сказала Анджали презрительно. — Встань!
Хема, не понимая, чего от нее ждут, встала и в мгновение ока осталась без серебряного пояска.
— Анджали! — вскрикнула она, но подруга осадила ее властным взглядом.
При помощи ножа она сняла с цепочки Хемы три звена, и Ревати была спасена в очередной раз. Но силы бедняжку покинули, и она разрыдалась на коленях у Анджали.
— Это проклятье… — говорила она сквозь слезы. — Если об этом узнают, меня изгонят. Лучше умереть, чем такое!..
— Не отчаивайся, — успокаивала ее Анджали, поглаживая по голове, хотя сама она была близка к тому, чтобы так же, как Ревати, дать волю слезам.
Хема сидела рядом, притихшая, засовывая за укороченную цепочку большие пальцы рук, и проверяя — достаточно ли свободно, чтобы не вызвать подозрений.
— Надо
