сделать?
Ему необходимо было понять, как если бы от этого зависела бы его жизнь. Или ее. Но Мюриэль лишь пожала плечами.
— Не знаю, Мэл. Ты спрашиваешь так, будто у меня есть инструкция. Но так не работает, если речь о любви. Если бы тебе и правда хотелось, ты бы и так проводил со мной время, но ты…
Ее голос начал дрожать. Она явно стремилась уйти до того, как появятся слезы. Но он бы не вынес, если бы она заплакала, еще и из-за него. Какой абсурд!
Мэл готов был себя ненавидеть за то, что довел до такого. Его графиня не должна плакать — она должна была стать самой счастливой женщиной в мире… Таков ведь был его изначальный план?
Но она не хотела подарков, не пришла в восторг от идеи пойти на бал… Что еще он мог сделать?
Кажется, его руки поняли это раньше, чем его разум. Они уже тянулись, чтобы всё-таки обнять Мюриэль за талию. Чтобы не позволить ей уйти.
Она напряглась всем телом.
— Мэл, что ты делаешь?
Он делал единственное, что казалось ему правильным.
— Разве не очевидно? Хочу обнять свою жену…
— Это ничего не изменит, — прошептала она, сопротивляясь, но не сильно. Она делала это для вида. Его прекрасная, упрямая графиня…
Мэл улыбнулся. Впервые за долгое время их желания снова совпали. Он чувствовал это.
— И всё-таки я попробую, — ответил он так же шепотом.
С ее губ был готов сорваться очередной протест, но Мэл не позволил. Он прервал ее страстным и жадным поцелуем, крепко прижав к себе. И он целовал ее так долго, пока она не сдалась и не обняла его в ответ.
Мюриэль не собиралась позволять поцелуям управлять своей жизнью, но всё-таки это сделала. Снова.
Утром Малкольм поцеловал ее, и это было прекрасно. На несколько долгих секунд она потерялась, растворилась в моменте, вцепившись в его крепкие плечи с намерением никогда больше не отпускать.
Но поцелуй закончился, и Мюриэль пришла в себя, отпрыгнув от Малкольма. Она вылетела из его кабинета, напоследок еще раз пробормотав:
— Это ничего не изменит.
И она твердила это себе до самого вечера, надеясь, что если повторить эти слова сотни раз, они станут правдой. Вот только она сомневалась, что это сработает.
Мэл не собирался давать ей развод, теперь это стало очевидно. И у нее был план на этот случай, вдохновленный не кем-нибудь, а самой принцессой Каролиной. Не просто же так принц-регент стремился с ней развестись.
Принцесса была любима народом, но воплощала собой ходячий скандал. Чистое неповиновение. Ее дикий нрав и острый язык годами не сходили с первых полос газет.
А что, если Мюриэль тоже попробует сделать что-нибудь скандальное? Не в таких масштабах, конечно же… Но что-нибудь громкое, чтобы разозлить Малкольма, не растоптав репутацию окончательно.
Возможно, после этого он передумает? Судя по всему, Мэл стремился стать идеальным графом, а такому необходима идеальная графиня. И Мюриэль осталась самая малость — стать максимально неидеальной в его глазах.
Вот только… как найти в себе силы всё это сделать после того, как Малкольм ее поцеловал?
Это было так похоже на их самый первый поцелуй…
Сдержанный стук в дверь прервал ее беспокойные мысли. Был уже поздний вечер, и Мюриэль сидела перед зеркалом в одной ночной рубашке, сжимая гребень в руке. Кэти она давно отослала, позволив той сегодня лечь пораньше.
Она практически не сомневалась в личности посетителя, и действительно — на пороге стоял Мэл. Он ничего не сказал, когда она открыла — просто прожигал ее взглядом, которого она не видела так давно, что уже почти и забыла, каково это.
— Эм… Мэл? Что случилось? Чего ты хочешь?
Острый блеск в его глазах загорелся еще ярче.
— Тебя, Мюри. Я хочу тебя.
Она отшатнулась, сбитая с толку, и позволила ему войти.
Наверное, нужно было что-то ответить, но она понятия не имела, каким будет ее ответ. Отослать его прочь или поманить к себе? Потребовать, чтобы он оставил ее в покое, или умолять подойти ближе?
Она в неуверенности облизнула губы. Это привлекло внимание Малкольма, а его самого притянуло к ней.
Дверь за ним захлопнулась с большей силой, чем нужно. Мэл оказался рядом в два шага, а ее сердцебиение ускорилось, и она уже знала, чего хотела. То, чего хотела всегда. Даже после того, как начало рушиться.
Она вздрогнула, когда он поднес руку к ее щеке.
— Я скучал по тебе, — сказал он чуть хрипло, наклонив голову. — Нужен был один поцелуй, чтобы понять, как сильно я соскучился.
О да, один поцелуй и требование развода. Мюриэль приготовилась это озвучить, но слова потерялись, когда Мэл поцеловал ее снова. Колени ослабли, и ей захотелось большего.
Не отрываясь от ее губ, он подхватил ее на руки без особых усилий и поднес к кровати. Она вцепилась в его шею, не желая отпускать ни на секунду. Теперь, когда он был у нее, она хотела удержать его — и эти ощущения — как можно дольше.
Но поцелуй пришлось разорвать, когда Мэл усадил ее на небольшую гору подушек и одеял. Из-под тяжелых век она наблюдала, как он раздевался. Сначала рубашка, потом брюки — всё полетело на пол.
Свечи шипели, а снег барабанил по окнам, когда Мэл забрался на кровать и помог Мюриэль снять сорочку. Его пальцы прошлись по ее телу легкими, дразнящими движениями, заставляя ее дрожать.
Изогнувшись в его объятиях, она обхватила коленями его торс и обвила руками шею, соединив их лица. Он выдержал ее взгляд, пока его пальцы скользнули между их телами и побрели вниз, туда, где она больше всего жаждала его прикосновений.
Мюриэль вскрикнула — слишком громко, но ей не было стыдно. Не тогда, когда происходило то, чего она жаждала больше всего за долгие-долгие месяцы. Криков и стонов стало больше, когда Мэл довел ее до предела и с триумфом наблюдал, как ее губы приоткрылись, а тело содрогнулось.
Пробормотав ругательство, выдававшее его нетерпение, Мэл толкнул Мюриэль спиной на кровать, на ходу отбросив подушку и разместив свое тело между ее ног.
Это было даже лучше, чем она помнила. Больше, чем она предполагала. Всё, чего она ждала… и всё, о чем она даже не подозревала, оказалось возможным.
Когда они, наконец, оба упали, запыхавшиеся и мокрые, Мюриэль пристроилась в сгибе его плеча, а сильная рука Мэла собственнически обвила ее бедро.
Она так боялась, что больше никогда не
