Айслинн отстранилась.
— Прекрати.
Она произнесла это почти шепотом. Кинан выжидал.
— Ты уверена?
Айслинн не могла ответить. «Не могу лгать». В словах она чувствовала сочную зрелость лета, обещание того, что она получила бы, если бы уступила.
— Я прошу тебя отодвинуться.
Айслинн сосредоточилась на смысле слов, на ощущении кожаного дивана. Она смотрела на переплеты книг за спиной Кинана. На что угодно, только не на него.
Она сняла руку с его груди.
«Двигайся медленно. Думай о том, что для тебя важно. Тебе важна твоя жизнь. Твой выбор. Сет».
Кинан тоже отодвинулся, не сводя с нее пристального взгляда.
— Если бы не ты, двор бы сейчас погибал.
— Знаю.
Айслинн не шевелилась. Дальше двигаться было некуда — подлокотник дивана и так впивался ей в спину.
— И я без тебя никуда бы не годился.
Айслинн прижала к себе подушку, превратив ее в щит.
— Ты девятьсот лет управлял двором без меня.
Он кивнул.
— И не напрасно ждал так долго. Терзания стоят того, что мы имеем сейчас, и того, что можем получить, если когда-нибудь ты примешь меня. Если бы мы проводили больше времени вместе…
Айслинн замерла, пытаясь найти слова, чтобы рассеять вновь нарастающее напряжение. Кинан не впервые был так откровенен, но впервые он не ограничился случайными прикосновениями. Сочетание одного с другим — это уж слишком.
— Ты отодвинешься? — дрогнувшим голосом спросила она.
— Только потому, что ты об этом просишь, — сказал Кинан и отодвинулся.
У нее кружилась голова. Кинан натянуто улыбнулся.
Айслинн встала на нетвердые ноги и побрела к двери. Она распахнула ее и впилась в дверную ручку с таким остервенением, что та грозила сломаться. Айслинн понадобилось больше самообладания, чем обычно, но тут она перехватила взгляд Кинана.
— Это ничего не меняет. И не может изменить. Ты мой друг, мой король, но это… все, кем ты можешь быть.
Кинан кивнул, однако его кивок подтверждал лишь то, что он слышал ее слова, а не соглашался с ними. Айслинн хорошо это поняла, когда он сказал:
— А ты — моя королева, спасительница, подруга и все на свете.
Айслинн бесцельно брела по Хантсдейлу. Иногда ей было трудно оставаться вдвоем с Сетом. С недавних пор это состояние охватывало ее все чаще, а мозг при этом наполнялся мыслями о Кинане. Она думала о его словах и о своих чувствах в тот момент, когда он к ней потянулся. Это испугало ее. Разлука с Донией заставляла Кинана придумывать что угодно, лишь бы подольше удержать возле себя Айслинн. В канун лета они уже и так слишком сблизились, и она не знала, к чему это приведет.
Какая-то часть ее личности хотела поговорить с Сетом. А если после такого разговора он ее бросит? Сколько бы Сет ни шептал ей о своей любви, Айслинн по-прежнему волновалась, что может все испортить и потерять его. Иногда ей самой хотелось бежать из Страны фэйри и их забот. Можно представить, как этого хотел Сет! Ему осточертело бывать при дворе и выдерживать общение с Кинаном. Расскажи она Сету о поползновениях Кинана и собственном искушении, не станет ли это последней каплей?
Сет уважал ее свободу, но если в таком состоянии прийти к нему, он обязательно это заметит и спросит о причинах. А что она скажет в ответ? «Понимаешь, мой король, моя вторая половина, решил изменить правила, и я с трудом отказалась». Айслинн не была готова к такому разговору ни сейчас, ни в ближайшее время. Она подготовится. Она все расскажет Сету.
«Но не сейчас, — подумала Айслинн. — Вначале я должна знать, что я ему скажу».
Ей захотелось с кем-нибудь поговорить. Из всех подруг Айслинн о фэйри знала только Лесли, однако сейчас той не было в городе. С некоторых пор Лесли вообще отказывалась говорить о фэйри. Может, все-таки пойти к Сету? Но тогда ей придется рассказать, что Кинан ее искушал. В конце концов, не с Кинаном же ей это обсуждать! К своему неудовольствию, Айслинн обнаружила, что круг ее друзей гораздо меньше, чем ей казалось. Она никогда не могла похвастаться обилием друзей, но они у нее были. Айслинн сама их растеряла. Сначала отношения с Сетом, которые она упорно называла платоническими, потом это превращение в фэйри и королеву Лета, а потом… Потом она ограничилась общением с Сетом и Кинаном. В школе она по-прежнему перекидывалась фразами с Карлой и Рианной, но уже много месяцев им не звонила.
Айслинн вынула мобильник, взглянула на время и позвонила Карле.
Карла ответила почти мгновенно:
— Эш? Что-нибудь случилось?
— А почему ты спрашиваешь?
Как будто она не знала ответ! Если месяцами не звонишь подруге, естественно, что она задает тебе такой вопрос.
Карла ждала ответа.
— У меня все нормально, — поспешила успокоить ее Айслинн. — Ты свободна?
Карла помолчала.
— Смотря для чего ты спрашиваешь.
— Я тут шла и думала: до чего никудышной подругой я стала. И вот…
— Что замолчала, никудышная подруга? Я тебя внимательно слушаю. Чего мне ждать дальше?
— Наверное, моего покаяния, — со смехом ответила Айслинн, обрадовавшись, что Карла все обратила в шутку. — Называй цену.
— Десятник за игру. Ну что, встречаемся в известном месте?
Айслинн свернула к «Шутерс».
— Ты дашь мне фору в несколько шаров? — спросила она.
— Это же покаяние, детка, — хмыкнула Карла. — Я присмотрела себе новую видеокарту. Вот ты мне ее и оплатишь, причем еще до конца нашей встречи.
— Ого!
— А ты как думала? — весело засмеялась Карла. — Через полчаса буду.
— Я выберу стол, — пообещала Айслинн и отключилась.
Ее настроение заметно улучшилось. Она знала, что несколько стражников-фэйри шли за нею следом, держась на почтительном расстоянии. Сегодня ей не хотелось их замечать. Несколько партий в бильярд с подругой ничего не изменят, но все-таки это ближе к обычной жизни, по которой Айслинн до сих пор скучала.
С такими мыслями она прошла несколько кварталов до бильярдного клуба «Шутерс». Вторая буква в неоновой вывеске не горела, что меняло название. Так было гораздо веселее, чем если бы не горела первая[2].
Сколько же месяцев подряд она здесь не показывалась? Айслинн опять захлестнуло чувство вины и страх: вдруг ее уже не хотят видеть? Завсегдатаи бильярдного клуба много работали, а когда отдыхали, то отрывались по полной. Все они были старше Айслинн, некоторые — ровесники и возможные одноклассники ее бабушки. Но здесь не смотрели ни на возраст, ни на социальный статус, ни на цвет кожи. В клубе терпимо относились к каждому, пока он не создавал проблем.
