Стефани Майер - Жизнь и смерть

— Нет.

— В таком случае… надеюсь, тебе нравится разочаровываться.

Она сердито смотрела на меня, я уставился в ответ, мысли разбегались — так прекрасен был ее гнев. Я заговорил первым, стараясь оставаться собранным. В любой момент я мог полностью отвлечься. Это словно играть в гляделки с ангелом смерти.

— Если ты собиралась так себя вести, — начал я, — зачем вообще спасала?

Она помедлила, и на одно короткое мгновение ее совершенное лицо показалось неожиданно беззащитным.

— Я не знаю, — прошептала она.

А потом повернулась ко мне спиной и умчалась прочь.

Я стоял еще какое-то время не шевелясь. Вновь обретя способность двигаться, я медленно направился к выходу в конце коридора.

Приемная, как я и ожидал, была малоприятной. Казалось, что все, кого я знал в Форксе, находились здесь и глазели на меня. Чарли бросился ко мне; я поднял руки.

— Со мной все в порядке, — заверил я его, внезапно рассерженный всей этой безумной ситуацией.

— Что сказала доктор?

— Доктор Каллен осмотрела меня. Сказала, что я в порядке и могу ехать домой.

МакКейла, Джереми и Эрика — все были здесь. Они собирались подойти к нам.

— Пойдем, — поторопил я.

Чарли протянул ко мне руку, так как думал, что я нуждаюсь в поддержке. Я быстро отступил в сторону выхода, вяло помахав своим друзьям. Надеюсь, до завтра они обо всём этом забудут.

Навряд ли.

Оказаться в патрульной машине было огромным облегчением — непривычное чувство, учитывая мое отношение к этому виду транспорта.

Мы ехали в тишине. Поглощенный своими мыслями, я едва замечал присутствие Чарли. Безусловно, защитная реакция Эдит лишний раз подтверждала реальность всех тех странностей, которые я видел, хотя мне до сих пор трудно было в это поверить.

Когда мы подъехали к дому, Чарли, наконец, заговорил:

— Кхм… Тебе нужно будет позвонить Рене, — он виновато опустил голову.

Я был потрясен.

— Ты рассказал маме?

— Прости.

Выходя, я хлопнул дверью машины немного сильнее, чем было необходимо.

Конечно, мама была в истерике. Мне пришлось по меньшей мере раз тридцать сказать ей, что я прекрасно себя чувствую, прежде чем она успокоилась. Она умоляла меня вернуться домой — упуская тот факт, что в данный момент дом был пуст, — однако противостоять ее уговорам было проще, чем я ожидал. Я был поглощен подброшенной Эдит загадкой. И весьма одержим самой Эдит. Глупо, глупо, глупо. Я больше не стремился сбежать из Форкса, как следовало бы любому нормальному, здравомыслящему человеку.

Тем вечером я решил, что вполне могу лечь спать пораньше. Чарли продолжал поглядывать на меня с тревогой, и это действовало мне на нервы. По дороге в свою комнату я прихватил в ванной три таблетки Тайленола. Они действительно помогли, и, когда боль утихла, я заснул.

В ту ночь мне впервые приснилась Эдит Каллен.

В моем сне вокруг было темно, лишь от кожи Эдит, казалось исходил тусклый свет. Я не видел её лица, только спину — Эдит отдалялась от меня, оставляя одного во мраке. Как бы быстро я ни бежал, догнать её не мог, как бы громко ни звал, она так и не обернулась.

Я все отчаяннее пытался ее настичь, пока эта тревога наконец не разбудила меня. Была только середина ночи, но уснуть не удавалось, кажется, еще очень долго. После этого Эдит появлялась в моих снах почти каждую ночь, всегда где-то поодаль, недосягаемая.

Месяц после происшествия был беспокойным, напряженным и очень неловким, особенно поначалу.

Я оставался в центре внимания до конца недели, что мне совершенно опротивело. Тейлор Кроули была чересчур назойлива, постоянно крутилась рядом, придумывая всевозможные способы загладить свою вину. Все мои попытки убедить её просто забыть обо всем, тем более что со мной ничего и не случилось, оставались тщетными, она не сдавалась. Находила меня на переменах и, а во время ланча садилась за наш, теперь и так переполненный, стол. МакКейле и Эрике, кажется, это совсем не нравилось: они метали взгляды в ее сторону даже чаще, чем друг в друга, и это заставляло меня беспокоиться, не заполучил ли я еще одну нежелательную поклонницу. Похоже, интерес к новенькому стал последним писком моды.

Никто не обращал внимания на Эдит, никто не следовал за ней повсюду и не выпытывал о произошедшем. Я всегда упоминал её в своей версии происшествия, рассказывая, как героически она оттащила меня, сама едва не попав под машину, — но, по словам всех ребят, они даже не понимали, что Эдит там, пока фургон не отодвинули.

Я часто задавался вопросом, почему никто, кроме меня, не заметил, что она стояла так далеко, возле своей машины, перед тем, как настолько неожиданно и невероятно спасла мою жизнь. И на ум приходил единственный ответ, который вовсе мне не нравился. Просто никто не обращал внимания на Эдит. Никто не наблюдал за ней так, как я — жалко и несколько фанатично.

Все продолжали избегать Эдит, ничего не изменилось. Каллены и Хейлы садились за тот же стол, что и раньше, не ели и говорили только между собой. Никто из них больше не смотрел в мою сторону.

Сидя на занятиях со мной — и как можно дальше от меня, — Эдит, казалось, совершенно не замечала моего присутствия. Как будто мое место оставалось свободным. Только время от времени, когда её кулаки вдруг резко сжимались так, что белели костяшки пальцев, у меня появлялись сомнения в том, что она так уж невнимательна.

Мне очень хотелось продолжить наш разговор, начатый в коридоре больницы, и на следующий день после происшествия я попытался. Ведь накануне она была в такой ярости. И, хотя я стремился узнать, что произошло на самом деле, и считал себя достойным правды, но все-таки, наверное, слишком напористо расспрашивал Эдит, а ведь она спасла мне жизнь. Кажется, я даже толком не поблагодарил ее.

Когда я вошел в кабинет биологии, Эдит уже была на своем месте. Я сел рядом, а она даже не повернулась в мою сторону, просто продолжала смотреть прямо перед собой. Вообще не подала виду, что меня заметила.

— Привет, Эдит, — сказал я.

Она на секунду слегка повернула голову в мою сторону и едва заметно кивнула, но взгляд ее оставался сосредоточенным на доске.

И это был наш последний разговор, хоть она и сидела всего лишь в шаге от меня каждый день. Временами я наблюдал за ней, не имея сил удержаться — правда, всегда на расстоянии, в кафетерии или на парковке. Я видел, как её золотые глаза становились день за днем все темнее, а потом резко вновь приобретали медовый оттенок, после чего опять начинали медленно изменять цвет до черного. Но на уроках я обращал на неё не больше внимания, чем она на меня. И чувствовал себя несчастным. А сны продолжались.