Барак пришёл в неистовство. Видно было, как оборотни мечутся в своих клетках. То один, то другой, по примеру льва, бросался на решётки. Уши заложило от рёва, грохота, визга, и сквозь эту какофонию прорывался низкий голос, размеренно завывающий:
— И-изверги! И-изверги! И-изверги-и!
Я больше не могла этого выносить. По полутёмному коридору почти бегом выскочила наружу — к свету, воздуху, простору, к шуму деревьев за высоким забором. К бараку спешили давешний охранник и долговязый молодой человек в очках. Должно быть, Лаваль. Я посторонилась, давая им дорогу, а сама направилась к калитке. Тело казалось деревянным, в голове дрожала липкая мыслишка: вдруг не выпустят, запрут в звериной клетке, превратят в мохнатое, клыкастое, рычащее…
Из сторожки вышел работник. Бычья шея, грубое лицо, сломанный нос. Задвижки и щеколды заплясали под его корявым пальцам, и я выбралась в зелёный и живой мир, словно очнулась от кошмара. Сказать "спасибо" не хватило сил — слишком жутким было это место и этот детина с глазами убийцы.
Глава 6. "Завещание старой графини"
Хвойный сумрак пах смолой, невдалеке перекликались птицы.
Где остальные? Неужели остались смотреть, как бедных котят будут превращать в человекоподобных уродцев с когтями и хвостами? Или оборотни вырвались из клеток и загрызли своих мучителей вместе с незадачливыми экскурсантами?..
День мерк на глазах, вот-вот станет темно. Но в паре минут — розовая калина, плантации кристаллов и пруд с гигантскими кувшинками, а оттуда рукой подать до большого белого дома, где ждали мягкие диваны и стыл обед от хвалёного повара Карассисов.
Дорожка под ногами распалась на две, одинаково узкие и чуть извилистые. Пришлось остановиться. Почему я не заметила эту развилку по пути на ферму? Потому что шла за Евгенией вместе с остальными, как цыплёнок за наседкой, утомлённая избытком впечатлений и уверенная, что в положенное время меня точно так же отведут назад.
Взгляд зацепился за молоденькую пихту. Я уже видела её. Точно видела! Значит, налево? Но вскоре стало ясно, что выбранная тропинка грозит вывести обратно к ферме оборотней. За деревьями уже показалась зелёная стена. Не забор — одиночное строение. Приземистое, длинное, с шиферной крышей, высокие оконца забраны решётками. На двери — запоры и задвижки, как на воротах фермы, а в придачу к ним стальной висячий замок. Словно объявление: "Никого нет дома".
Сердце подпрыгнуло, когда изнутри долетел глухой рык и раздались тяжёлые удары. Перед глазами встала картина: оборотни, с остервенением бьющиеся о прутья. Изнанка благосостояния великолепного магнетического семейства. Кровь, на которой растут кристаллы…
Духи земли, я ничего не хочу об этом знать! Хочу туда, где свет, красивая обстановка, люди с хорошими манерами и столовое серебро, блестящее в огнях люстр. Надо возвращаться. Остальные наверняка уже вышли с фермы и недоумевают, куда запропастилась эта странная Верити Войль.
Я решительно повернула назад — и задохнулась от ужаса. Дорогу преграждала тёмная фигура. В следующий миг она обрела черты Дитмара, но испуг был настолько силён, что по телу разлилась слабость, ноги отказались держать. Дитмар шагнул навстречу, подхватил под локти. И запах его одеколона, едва уловимый в смолистом воздухе, показался неожиданно приятным.
— Как подойти к девушке в тёмном саду, чтобы не напугать? — от его голоса и мягкой иронии сразу стало легче. — Простите, наверное, надо было окликнуть. Но вы бы всё равно испугались, верно?
Я кивнула и отступила на шаг. Он понял — отпустил.
— А я вас ищу.
— Меня? — переспросила глупо. Нет, не меня, конечно. Всех нас — гостей поместья, Евгению. — Остальные на ферме. Были, по крайней мере.
— Я догадался. Зря Эжени это затеяла. Ферма — не развлекательный аттракцион.
— Её попросили.
— Кто — профессор? Гавольд? Или эта самовлюблённая кукла в куриных перьях?
Должно быть, вид у меня сделался удивлённый. Дитмар рассмеялся:
— Вы правы, я не должен так отзываться о гостье. Но Ливия Этелли успела надоесть всем до зубовного скрежета. Будь моя воля, превратил бы её в статую. Неподвижная и немая она в самом деле хороша.
Я невольно хмыкнула. Хотя мне было совсем не смешно.
— А вы в самом деле можете? Превратить человека в статую.
Дитмар посерьёзнел:
— Вижу, визит на ферму вас по-настоящему расстроил. Держать в клетках существ, наделённых разумом — в наше гуманное время это выглядит варварством. Но ликантропы опасны, потому что их разум подчинён инстинктам. Настолько опасны, что в прежние времена люди их попросту убивали, а магнетики отнимали всю кровь до последней капли, то есть убивали тоже. Сейчас оборотням даётся шанс жить… и быть полезными. Нам нужны кристаллы, Верити. Без них континент скатится в каменный век. Если бы "Ночное зеркало" могло оправдать возлагаемые на него надежды…
Глубоко в недрах запертого дома раздался ещё один хриплый протяжный звук — то ли рык, то ли стон.
Я не смогла сдержать дрожь.
— Это не ликантропы, — мягко сказал Дитмар. — Это обезьяны для оргаматов Эжени.
Он вгляделся мне в лицо.
— Вот что. Давайте-ка уйдём отсюда. Хотите немного света? Оп-ля!
Дитмар подбросил что-то в воздух, и оно засияло жёлтым светом, трепеща крылышками, будто маленькая летучая лампочка.
— Что это?
Дитмар улыбнулся и щёлкнул пальцами. В ответ в густой тени деревьев зажглись огненные точки — одна, другая, третья… Пять магических светляков устремились на помощь своему собрату, висящему над дорожкой в нескольких шагах от нас. Мы шли, а стайка послушных огней летела впереди, освещая тропинку и рассеивая окружающий мрак.
— Они живые?
— И да и нет. Вы правда хотите знать?
— Не уверена, — малодушно призналась я. После фермы оборотней и обезьяньего дома Евгении раскрывать магнетические секреты Карассисов было боязно.
— Это бионические устройства, — объяснил Дитмар, — то есть созданные по образу творений природы. В данном случае механические детали соединены с живыми тканями, но мы вырастили их искусственно, жукам крылья не отрывали.
На мой вкус, шутка вышла грубоватой, однако он пытался меня ободрить и успокоить, а это было приятно.
— Так вот, — буднично продолжал Дитмар, — я вас искал. Именно вас, Верити. Мне подумалось, что к вашему костюму подойдёт вот это гиацинт.
В его руках, пустых мгновение назад, оказался бледно-лиловый цветок, свежий и благоухающий, словно только что срезанный.
— Позвольте, я приколю.
Парой уверенных движений Дитмар прицепил веточку к лацкану моего жакета. Я ощутила мимолётное касание его пальцев, скользнувших под ворот чуть ниже ключицы, запах гиацинта с нотками знакомого одеколона… Это было непристойно, недопустимо, но я не сказала ни слова, не отстранилась, а Дитмар улыбался, смотрел на меня своими необыкновенными глазами, и в его зрачках мерцала гиацинтовая бездна.
— Просто шикарно!
Он отступил на шаг, любуясь украшением, взял меня за руку и повёл по тропинке. Кружилась голова — от полубессонной ночи со страхами и приключениями, от восторга, красоты, ужаса и потрясений сегодняшнего дня и от того, как Дитмар то и дело поглаживал мою ладонь: большим пальцем — тыльную сторону, указательным — внутреннюю. По телу катались тёплые волны, взгляд застилало странное марево, и было всё равно, куда идти, лишь бы с ним. Ведь если я ничего для него не значу, зачем он искал меня в огромном саду с только что срезанным цветком гиацинта?
6.1
Обед накрыли в просторном зале с зеркальными стенами, воздушными портьерами и фруктовыми деревцами в кадках. Высокий потолок и простенки между зеркалами были расписаны птицами, пол выложен мозаикой в морских тонах. За столом, накрытом крахмальной скатертью, к участникам прогулки присоединились живописец Доден Кройцмар, дядя Герхард и Аврелий с парой приятелей — молодых мажисьеров. Их звали Оскар и Марсий. Мужчины сменили твидовые костюмы спортивного кроя на фраки, дамы облачились в вечерние платья. Я переоделась в чёрное, расшитое серебряными блёстками, а жакет с гиацинтом аккуратно повесила в шкаф. Дитмар уверил, что ставить цветок в воду не нужно — он не завянет как минимум две недели.
