— Это всё равно рискованно, кобылка, — вмешивается Кейн и озабоченно хмурит лоб. — Это ещё не испытывалось на людях и может быть опасно.
Кобылка? Да ещё и то, как он странно с ней разговаривает… словно он — неотъемлемая часть процесса принятия решений. Не знаю, смогу ли когда-нибудь привыкнуть к их связи, даже если это хорошо для неё.
— Да, знаю-знаю. — Она мило улыбается, будто он самый красивый мужчина в её жизни, а не обезображенный демон-убийца. — Но я хочу выбраться из этой постели. Мне это необходимо. И тебе нужно вернуться к спасению мира, а не нянчиться со мной.
Кейн отрицательно качает головой.
— Я не нянчусь с тобой. Выпечка и дерьмовые телешоу? Ты что, издеваешься? Это же каникулы. И самое приятное, что я могу скоротать время в чертовски хорошей компании.
При нормальных обстоятельствах, я бы начала изображать рвотные позывы. Но то, как он смотрит на неё, и как она смотрит на него в ответ… Я не могу им в этом отказать.
Я сажусь с другой стороны от сестры и присоединяюсь к просмотру бессмысленного шоу, которое оказывается таким же сумасшедшим, как и ожидалось. Какой-то парень с полным ртом золотых зубов, косичками и залысинами судится с женщиной за сорок долларов, стоимость свидания, которое пошло не так. Когда судья спрашивает, почему свидание было ужасным, мужчина спрашивает, может ли он исполнить песню, которую написал об этом, учитывая, что он многообещающий рэпер в зрелом возрасте сорока двух лет. Я смеюсь и качаю головой от такой нелепости, жуя ещё один круассан, на чём настояла сестра. Это очень мило и почти нормально. Я помню времена, когда мы сидели на нашем старом диване, ели нездоровую пищу и смотрели такие вот идиотские шоу по крошечному телевизору. Тридцать-сорок минут наша жизнь не казалась такой уж плохой. Очевидно, другим гораздо хуже, раз они вынуждены вести себя, как идиоты на национальном телевидении ради развлечения.
А теперь посмотри на нас… в особняке, где всё самое современное, и всё же я скучаю по той дрянной старой квартире. По обыденности жизни, и по тому, что самое страшное, скрывающееся в тени — это нежелание стать бандитом или наркоманом, отчаявшимся настолько, что попытаемся ограбить кого-то ради следующей дозы. Не поймите меня неправильно — мне нравится, что я нашла своё место в этом грёбаном мире, и у меня есть тот, за кого стоит бороться. Но я скучаю… не знаю… по бытию человеком.
После шоу, я прощаюсь и обещаю заглянуть позже.
— Сегодня, я твой, — говорит Кейн, прежде чем я успеваю убраться. — Потренируемся с оружием.
Ах, это.
— Поняла. — Я киваю.
Кейн выглядит таким же взволнованным, как и я. Драться — это одно, но оружие? Пистолет? Или даже меч, которым пользуется Тойол? Я даже не могу это осознать.
В спортзале я нигде не вижу Легиона, но остальная Сем7ёрка тут. Каждый либо слишком занят тренировкой, чтобы даже заметить моё присутствие, либо всё ещё не чувствует себя комфортно из-за наследия нефилима.
Неважно. Я встаю на беговую дорожку, вспоминая, что Крисиз говорил о кардиотренировках. Я не в форме. Я не была спортивной в школе, хотя выглядела скорее сорванцом, чем девушкой. Меня можно отнести к неудачникам, но наркотики совсем не моё. Да, я покуривала, но только для того, чтобы заглушить голоса в голове и облегчить мучительное чувство вины. И боль. Мне очень не хотелось признаваться, но быть оскорблённой и брошенной чертовски больно. И у меня были шрамы — как физические, так и эмоциональные — доказывающие это.
— Ты упадёшь в обморок, если не будешь пить.
Я хмурюсь на Крисиза и вытаскиваю наушники.
— А? — переспрашиваю я, хотя прекрасно его слышу. Ещё один признак новообретённой силы.
— Иден, нужно пить, — настаивает он. — Ты только наполовину бессмертна и подвержена человеческим слабостям.
Я нажимаю кнопку «Стоп» на беговой дорожке и смотрю на таймер. Тридцать минут. Какого чёрта? Я никогда так долго не бегала трусцой, не говоря уже о беге. И почти не вспотела.
Может, дело в Chance the Rapper играющего в наушниках или из-за углеводов в съеденном круассане, но каким-то образом мне удалось пробежать пять миль, едва вспотев.
Проклятье.
Крисиз одаривает меня понимающей улыбкой.
— Тело приспосабливается. Продолжай давить и оно станет таким, как хочешь.
— Но я не этого хочу, — отвечаю я, сойдя с беговой дорожки. — Правда. Вчера я попыталась пробежать столько, и едва сознание не потеряла. А сейчас я не думала, а просто была поглощена другим дерьмом и даже не заметила.
— Может, и не сознательно, но ты… — он поднимает руку и нежно гладит меня по лбу, — гораздо сильнее, чем можешь себе представить. Среднестатистический человек использует лишь небольшую часть мозга. Нефилимы способны использовать гораздо больший процент, отчего проявляются определённые способности. Твой мозг был заблокирован отцом. То, что Адриэль вытащили из тебя, разрушило заклинание, которым он тебя окутал.
Я закатываю глаза. Мне всё равно, какой хорошей Адриэль кажется всем остальным. Я ей не доверяю. От одного звука её имени хочется ударить кого-нибудь.
— Классная история. А теперь, можем приступить к работе?
Читая мысли, или, может, просто понимая, что мне нужно поработать над боевыми навыками, Крисиз подводит меня к груше, встаёт напротив и крепко обхватывает снаряд.
— Покажи, на что способна, полукровка, — усмехается он.
Я отмахиваюсь.
— Кх-м, а разве мне не нужны перчатки? Или хотя бы бинт?
— А ты наденешь перчатки, когда выйдешь за ворота Айрин и будешь сражаться за свою жизнь?
— Нет.
— Значит, и сейчас не наденешь. Разум над телом, Иден. Мозг сильный, но и тело тоже.
Я делаю глубокий вдох и выдыхаю через нос.
— Как скажешь, сэнсэй. — Затем изо всех сил бью кулаком по тяжёлой холщовой груше. Боль пронзает костяшки, запястье и доходит до локтя. — Чёрт! — кричу я, тряся рукой, чтобы унять боль.
Крисиз вот-вот рассмеётся, и не будь мне так больно, я бы стёрла кулаком эту ухмылку с его красивого лица.
— Вот и хорошо. Такой удар раздробил бы тебе руку, будь ты человеком. Посмотри на кулак. — Я так и делаю, замечая, что кожа стала ярко-красной, рука цела. Я могу поклясться, что содрала кожу с костяшек пальцев. — Видишь? Ты способна на большее. А теперь просто подави боль. Заблокируй её, точно так же, как блокировала истощение во время бега. Не вздумай бить грушу. Подумай о том, чтобы раздавить череп врага голыми руками. Ты слышишь треск костей врага. И чувствуешь его боль. Направь ярость, страх, негодование. Возьми их и используй в своих интересах.
К несчастью для Крисиза, мне хватит ярости, страха и обиды на три жизни. Потому что после ещё нескольких ударов, когда проглатываю боль в руках, я нахожу ритм. И вскоре Крисиз уже не может держать грушу ровно, не чувствуя воздействия ударов. И череп, который я сейчас раздавлю, принадлежит не врагу. По крайней мере, не врагу для остальных. А тому, кто угрожает моему счастью и душевному спокойствию, кто думает, что может мило улыбаться мне в лицо, а затем отвернуться и попытаться забрать то, что принадлежит мне. Вот это определённо мне не друг.
Я даже не осознаю, что собрала толпу, пока Крисиз не объявляет перерыв. Все смотрят на меня с выражением шока и признательности, кивают с уважением, я замечаю даже несколько одобрительных улыбок. Все, кроме Адриэль, которая стоит в дверях спортзала, скрестив руки на груди. Её зелёные глаза светятся чем-то, что я могу описать только как стальную решимость, а надутые идеальные губы поджаты в тонкую линию.
Крисиз проследил за моим взглядом, затем снова посмотрел на меня.
— На сегодня всё.
— Нет. — Я перевожу решительный взгляд на него. — Ещё.
Он мотает головой.
— Не так, Иден. Тебе нужно разобраться в себе.
— Со мной всё в порядке, — огрызаюсь я. — Я никогда и нечему не научусь, если ты будешь церемониться со мной. Ты сам сказал, я сильнее, чем думаю. Но всё это ни хрена не значит, если я не умею драться.
