Всё произошло буквально в одно мгновение. Я даже не успела прочитать мысли Дилана, как он набросился на парня и вцепился зубами ему в шею. Хватка была мёртвой, и хотя Дилан не мог выпускать клыки, он был настолько разъярён, что прокусил сонную артерию протезами.
Дилан рычал и жадными глотками пил горячую кровь. Американец сначала пытался кричать и вырываться, но безуспешно. Его приятели были уже далеко и не могли видеть происходящего.
Когда я выбралась на берег, парень уже был мёртв. Песок вокруг окрасился в бордовый цвет, волна прилива тоже приобрела красноватый оттенок и вскоре должна была смыть следы преступления.
Дилан, обмякший после перенапряжения, лежал рядом с трупом. Ему одновременно хотелось плеваться и выть от бессилия.
Я поняла, что нужно действовать быстро: заставила Дилана ещё раз окунуться в воду, чтобы смыть следы крови, затем помогла ему одеться и усадила в кресло. Тело американца я утащила в море и оставила за скалой; по крайней мере, его там нескоро обнаружат, а если повезёт, оно станет кормом для рыб.
Пляж мы покинули с другой стороны, чтобы не попасться на глаза приятелям мертвеца. Брать такси тоже было опасно, поэтому сначала мы пешком добрались до соседнего населённого пункта, и только потом взяли транспорт.
«Держись, скоро будем дома», — подбадривала я Дилана, который с трудом удерживал сознание и безвольно мотал головой.
Мне заранее стало страшно от предвкушения грядущей ночи: события этого вечера не могли пройти бесследно.
Так и случилось: после полуночи у Дилана начался кризис, все мои действия по его купированию были безуспешны. Помимо головной боли, у него подскочила температура, начались судороги и рвота.
Под утро я вынуждена была вызвать платную скорую помощь. Мы прождали машину четыре часа: настолько плохо в этой стране обстояли дела с транспортировкой больных.
Я всерьёз боялась, что сердце Дилана остановится. А этого нельзя было допустить, потому что у меня не было в запасе такого резерва сил, чтобы потом вернуть его к жизни. К счастью, всё обошлось: температуру сбили уколами, состояние снова удалось стабилизировать.
Мы вернулись в нашу коморку, потому что там было спокойней, чем в больнице.
Дилан пролежал без сознания двое суток. Всё это время я находилась рядом с ним, мне было не до работы. Я пыталась найти место, куда спряталось его сознание, но не получалось: в эти дни голос Дилана в моей голове не звучал, и это была страшная тишина.
Спустя три мучительных дня к нам в хижину пришли полицейские, которые, со слов очевидцев, искали преступника, мужчину в инвалидном кресле, который убил иностранного туриста.
Вопреки моим надеждам, тело американца обнаружили в ночь убийства. Окружающие были настолько взбудоражены новостью о туристе с прокушенной шеей, что пустили слух о вампирах и прочих монстрах.
Происходящее поставило под угрозу наше пребывание у целительницы Алтеи Морено. Я боялась, как бы нас не исключили из очереди на лечение.
При полицейских я изо всех сил изображала удивление и утверждала, что мой муж не мог совершить ничего подобного.
Однако Дилан подходил по всем параметрам. Его собрались доставить в участок для процедуры опознания.
В ходе обыска полицейские обнаружили в холодильнике пакеты с донорской кровью, и мне пришлось долго объяснять, для чего они нужны, и показывать медицинскую карту.
Дилан лежал с закрытыми глазами, но был в сознании и всё слышал. Я чувствовала, что он снова на грани и что нельзя подпускать к нему чужих людей. Но полицейских не волновало, что человек тяжело болен. На мои уговоры они не реагировали.
В конце концов, я сорвалась и устроила истерику, кричала, чтобы они уходили. Меня силой оттолкнули от кровати и сорвали одеяло, которым был укрыт Дилан.
Дальше последовало растерянное молчание: служителей закона шокировало увиденное, они поморщились и переглянулись между собой. Я воспользовалась их замешательством и снова накрыла Дилана одеялом.
— Убирайтесь! — требовала я. — Вы что, не видите, что он не мог никого убить! У него даже зубов нет…
— Пошли, — сказал один полицейский другому. — А то ещё помрёт по дороге, проблем не оберёшься.
Они удалились, даже не закрыв за собой двери и брезгливо посмеиваясь.
Это было унижением как для меня, так и для Дилана. Он замычал, почувствовав приближение кризиса. Боли настолько измучили его, что он плакал, как ребёнок, и звал меня. Однако в этот раз и я не нашла в себе хоть толику энергии, чтобы отдать Дилану, а вместо этого ревела, сидя на полу возле кровати.
Облегчение пришло только на следующее утро, словно мы вернулись на пару месяцев назад. Я дала себе слово, что с этого дня буду делать всё, чтобы больше не провоцировать приступы, и в первую очередь, оградить Дилана от чужих глаз.
В тот же день мне удалось поговорить с госпожой Морено и добиться, чтобы вновь работать на территории плантации, так как состояние Дилана не позволяет каждый день ездить на транспорте.
Вопреки опасениям, нас не сняли с очереди на исцеление.
Мне предложили продолжить врачебную практику, быть так называемой медсестрой для больных, ожидающих сеанса у целительницы. Я с радостью согласилась, это было даже лучше, чем я рассчитывала. Теперь мне не придётся ждать обеда или ужина, чтобы вернуться в коморку к Дилану.
Я почувствовала, что начинаю потихоньку приспосабливаться к такой жизни, и старалась, чтобы эта стабильность продержалась как можно дольше.
Глава 9
Где-то за полтора месяца до планируемого сеанса исцеления по соседству с нами поселилась молодая русская женщина с ребёнком примерно трёх лет.
Девочка была больна лейкозом. На её осунувшемся личике уже заметно отпечатались следы перенесённой химиотерапии.
Женщину звали Надеждой. Я первая подошла, чтобы познакомиться.
