закончить всё это, уйти, стукнув дверью, и как можно дольше говорить с парнем, пускай полуфальшивым, но ведь он есть.
— Знаю, я же здесь недалеко живу, иди между двумя высокими домами до красного магазина, потом налево, и метро будет там.
Аня открыла глаза посмотреть, что за здания. Резкая боль пронзила почти всё тело, как будто она неудобно положила руку, нарушив кровоток, а потом попробовала взять стакан этой рукой. Застучало в висках, кровь, как расплавленное олово, потекла по венам, мышцы не слушались, невольно Аня накренилась и стала падать, за долю секунды писк ударил по ушам и сразу сменился тихими звуками города, которые грохотали сейчас громче рёва самолёта, но в тот же миг девушка услышала последнюю фразу любимого.
— Придумай людей, поверь в них, что они есть. Тогда они появятся, они… — он кричал так, как невозможно кричать, будь он реален.
Аня упала на скамейку, тело еле вздрагивало, останавливаясь.
— Лёша, люди, помощь… — всё, что она прошептала, еле шевеля губами, собственный голос казался подобен раскатам грома, тело ушло на перезагрузку.
Аня очнулась почти сразу, голова болела, а в пальцах кололо, вены взбунтовались и как будто решили поднять русла, да ещё и чесались везде. Она уже разделяла тело и душу или дух, девушка путалась, так душе-духу было легко, уютно и тепло, может быть, даже тем самым теплом, что счастьем зовётся. Она огляделась и расплылась в улыбке, она увидела людей, и они её видели и вроде сбегать не пробовали. С третьей попытки Аня встала, тело ещё плохо слушалось или Аня его плохо слушала, она вспомнила, что на один вопрос она всё же получила ответ и знала, где метро.
Алексей ошибся, метро было не справа, а слева, а так всё правильно сказал, Аня не стала удивляться, в этом мире может быть всё что угодно, а воздух она слушала в первый раз, а то, что в обморок упала, так здесь как в дайвинге — кессонная болезнь, сама виновата. О том, что стоит ещё раз попробовать, Аня уже думала на эскалаторе в окружении десятков людей и здесь, она быала по-настоящему счастливой, так, на пару минут, но мир казался прежним.
Опять метро? Эх, чтобы люди делали без этих норок и железных червей, которые так великодушно позволяют забраться внутрь и кататься, ехать, мчатся туда, куда тебе нужно. А лучше всего стремиться туда, где тебя ждут, где всегда рады, домой или к друзьям, главное, чтобы там было много народа и все тебе были рады. Одиночество, оно, конечно, хорошо, но всё должно быть в меру, уж лучше всю жизнь искать уединения, чем найти его, оглянуться, а позади пустота и кругом пустота, и никому ты не нужен, нет больше той взаимозависимости, на которой так много стоит. И мучительная мысль, что оно когда-то было способом убить, перед этим, конечно, просверкав чуть ли не всеми оттенками безумия.
Город, любимый город, ах ты же девка паскудная, изменник неблагодарный. Аня вышла из метро и не узнала той станции, на которой прожила всю жизнь, ладно, она же здесь была вчера, и всё было по-прежнему. А сейчас всё как в зеркале или лупе, всё наоборот: где были привычные девятиэтажки, стоят громады, где был торговый центр, теперь гуляют собаки, девушка подошла к карте, та, как назло, была прежней, так, с мелкими отличиями, но всё было узнаваемо. Аня пошла по привычному для себя маршруту, стараясь не обращать внимания на мелочи в форме двадцати пяти, тридцати или сорокаэтажных зданий, мол, всё фуфло, я так, гуляю.
Дойдя до улицы, на которой она жила, всё те же громады, Анечка стала искать свой дом, пришлось спрашивать, невиданное дело: спрашивать, где родной дом. Нашла, но вот радоваться было нечему, хотя как сказать. Сердце девушки вздрогнуло, это был её дом, прежний, старый, пяти этажей от роду. Вот только обшарпанные стены, ладно, они и раньше красотой не блистали, разбитые окна, почти все, остатки яблонь под окнами и тополей у парадной, дом был мало того, что брошен, так ещё и обнесён забором, свежим, на импровизированных воротах была надпись «Снос назначен на 25-е…». Дома больше нет, считай, унесли, где жильцы, никто не знает. Идти в органы, которые этим занимаются? Только не в этом мире, где город сам не знает, как ему выглядеть, чего уж о людишках говорить, они и не замечают то ли телодвижений, то ли конвульсий гиганта. Аня в сердцах плюнула и пошла прочь, хотелось ругаться, но вот только с кем? «Найду того, кто это всё устраивал, волосы повыдираю, — пообещала себе Аня, — если не пожелает объясниться», — чуть смягчаясь, добавила она. Аня просто пошла по улице, ничего и никого не видя, последний островок надежды таял вдали. Какое сегодня число? Мило, послезавтра мой дом сносят, а я вещи и родителей не забрала…
Дорога стелилась под ногами, как ковёр, ласковый и с длинным ворсом, люди бежали кругом, а Аня шла. Она решила, что центр города в той стороне, и шла, по необходимости что-то спросить, она спрашивала, и всегда находился тот, кто бы ответил, Аня шла дальше, а люди продолжали бежать. Девушка вспомнила о лёгком рюкзачке за спиной, и там оказались деньги, она решила перекусить и буквально в десяти метрах была уютная кафешка-ресторанчик. Приятный полумрак окутал девушку, не столь приятные цены обожгли глаза, хотя за комфорт принято платить. Напоследок принесли чай и маленький кусочек запечённого теста, якобы печенье с предсказанием. Отпив чай, Аня откусила кусочек от теста, и во рту у неё оказался клочок бумаги, газетный. Аня поднесла сальный обрывок к глазам и не успела даже разобрать, что там (всё было запачкано маслом и буквы разъело), как официант, который крутился возле единственной клиентки, подбежал, размахивая руками.
— Подождите, что это? — чуть не закричал он.
— Предсказание из вашего, с позволения сказать, печенья, — недовольным голосом ответила девушка, ей очень не понравилось, что печенье было больше похоже на пирожок, а обрывок газеты она сочла оригинальным и милым.
— Я сейчас же позову менеджера, и мы уладим это недоразумение.
Если бы официант не убежал, то Аня бы возразила, что нет никаких недоразумений, всё в порядке. Но уже два молодых человека шли к ней, и чуть позади грузно ковылял мужчина в фартуке, повар, следует полагать.
— Я приношу свои извинения за такую оплошность, — молодой человек в пиджаке двумя пальцами брезгливо взял ошмёток газеты. — Разумеется, платы с
