— Милочка, идите на место, — презрительно бросила тётя и движением кисти указала, где место сеньориты Кинтеро.
Та противиться не стала и потопала к Ракель, тётя же тем не менее из аудитории не выходила, внимательнейшим образом осматривая всех и задерживаясь взглядом на тех двух сеньоритах, которых я посчитала перспективными для Диего. Посчитала их перспективными и дражайшая родственница.
— Донья Хаго, вы только что сказали, что вашей племянницы тут нет, — проявил нетерпение Диего.
— Если уж я проделала такой длинный путь, то стоит задержаться на пять минут и проверить то, что вы должны были сделать раньше, — прошипела она в ответ, улыбаясь так, словно говорила изысканный комплимент. — Вас, дон Дарок, сюда отправили не хвост распушать перед сеньоритами, а работать.
Ректор, стоящий рядом и прислушивающийся к разговору, нахмурился. Наверняка ему озвучивали другие причины прибытия Диего, которых явно было больше, чем одна, и к которым сейчас прибавился шпионаж.
— Донья Хаго, — тем не менее вежливо сказал он, — мне кажется, что вы уже убедились, что напрасно побеспокоились.
Говоря это, он невольно косился на «меня», потому что наверняка заметил и иллюзию, и то, что под ней, и пока не знал, как к этому относится. Может, даже грим обнаружил — сеньор был очень наблюдательным. Но слава Двуединому, ещё и молчаливым. Положение личной ученицы Рауля спасало от многих неприятностей. В том числе — от излишней болтовни на мой счёт.
— Здесь все без исключения сеньориты, поступившие в этом году? — повернулась к нему тётя.
— Абсолютно все.
— Не принимали ли вы на работу в этом году новых служащих?
— Двух сеньоров в оранжерею и пожилую сеньору в уборщицы.
— И всё?
— И всё, — с трудом скрывая раздражение, бросил ректор. — У нас очень редко меняются сотрудники.
Донья Хаго кивнула, принимая ответ, и важно прошествовала по проходу к первой из подозреваемых. Та испуганно втянула голову в плечи, но это ей не помогло: донья вцепилась ей в подбородок, заставила поднять голову и встретиться глазами. Та застыла, больше всего напоминая кролика перед удавом. Кажется, от ужаса она не только не мигала, но и не дышала.
— Теперь я понял, почему вы спрашивали про змей, — неожиданно сказал Рауль. — В вашей тётушке действительно есть что-то от них.
— Не иначе как от фамильяра нахваталась, — заметила я, не отрываясь от разыгрываемой на моих глазах сцены.
Донья отпустила подбородок жертвы и отряхнула руки этаким брезгливым жестом, словно невзначай испачкалась, затем прошла ко второй сеньорите и повторила представление. Ракель не выдержала и довольно громко высказала своё мнение про наглость Сиятельных, которые давно попутали берега и которым не место в такой порядочной стране, как Теофрения.
Диего прищурился весьма выразительно: чую, придётся на его занятии подруге отдуваться за слишком длинный язык. Тётя же сочла ниже своего достоинства обращать внимание на чей-то посторонний писк и повернулась к ректору:
— Я хочу увидеть вашу новую уборщицу.
— Зачем она вам, донья? — удивился тот. — Она не может быть вашей племянницей, исходя из возраста. Я бы скорее подумал, наоборот: что она — ваша тётя.
— Затем, что моя племянница скрыться так, чтобы её было почти невозможно обнаружить поиском, могла лишь на территории университета, и я должна убедиться, что её здесь нет под зельем или под иллюзией.
Ректор опять невольно посмотрел на меня, что не преминула отметить донья Хаго:
— Да, я вижу, что сеньорита под иллюзией, но я вижу и то, что под ней, поэтому нет, это не она.
При этих словах Эрнандес заинтересованно повернула голову ко «мне», пристально разглядывая и прикидывая, что «я» могу скрывать. По её губам скользнула нехорошая улыбочка, словно поведение и манеры доньи Хаго оказались настолько заразными, что передались воздушно-капельным путём.
— Удачно вы придумали, Рауль, — всё же признала я. — Тётя ничего не заподозрила.
— Если бы донья промолчала, было бы удачнее, — заметил он. — А теперь вас ждут пара неприятных дней, а то и недель. Для иллюзии должны быть веские причины на территории университета.
— Ой, эти неприятности — мелочи по сравнению с тем, что могла бы доставить тётя, — отмахнулась я. — Романов я заводить всё равно не собиралась, так какая разница, что обо мне подумают другие студенты?
Тем временем процессия важно шествовала по коридору в поисках уборщицы. Нашлась та на третьем этаже старательно полирующая кованые перила. Ректор остановился рядом с ней и громко сказал:
— Вот.
Уборщица испуганно вскрикнула, уронила тряпку и ухватилась за сердце. Наверное, посчитала, что к её работе возникли претензии, и собиралась таким нехитрым способом от них отделаться. Выглядела она достаточно пожилой, чтобы слова ректора о тёте и племяннице не казались насмешкой.
— Сеньор Муньос, вы издеваетесь? — холодно поинтересовалась донья Хаго.
— Почему же? — удивился тот. — Ваше Сиятельство, вы просили показать недавно принятую работницу. Я показываю.
На кончиках пальцев тётушки заструились огоньки, но она быстро справилась со вспыхнувшей яростью, тем более что сеньор действительно только выполнил её просьбу.
— Больше никого?
— Если вы не хотите осмотреть сеньоров в оранжерее…
Она прикрыла глаза, но не для того, чтобы успокоиться, а чтобы отправить поисковое заклинание, которое дымной лентой сорвалось с её руки и, раскручиваясь по спирали, принялось обследовать университет. Я затаила дыханье, поскольку хоть Рауль и сказал, что в этой комнате никто не сможет меня засечь, до конца в этом не была уверена.
— Катарина, не забывайте дышать, — с лёгкой насмешкой сказал Рауль. — Донья Хаго вас по звукам не вычислит.
— А вдруг?
— Никаких вдруг. Сюда поисковое заклинание может попасть только при открытой двери. Дверь закрыта. Вы сомневаетесь во мне?
— Скорее, очень боюсь донью Хаго.
Поисковое заклинание вернулось и впиталось в тётину руку. Лицо доньи приобрело задумчивость, очень надеюсь не потому, что дражайшая родственница унюхала какие-то мои эманации.
— У вас очень странный университет, — неожиданно обвиняюще бросила она сеньору Муньосу. — Очень, очень странный.
И посмотрела так, словно это была вина исключительно ректора.
— Ну, простите, донья, какой есть, — опешил тот. — А в чём странность?
Вопрос донья проигнорировала.
— Дон Дарок, пойдёмте. Здесь нет никого интересного.
Тётя развернулась и прошла мимо сеньора Муньоса, как мимо пустого места. Её примеру последовал и Диего. А ректор хоть и явно разозлился, не сказал на это вообще ничего. Видно, серьёзные инструкции получил от своего правителя. Видно, очень серьёзные проблемы захлёстывали Теофрению, если самоуважение приходилось засовывать столь далеко.
— Я теперь не удивляюсь, что у ваших предков возникло желание разобраться со всеми Сиятельными сразу, — не удержалась я.
— Эти ещё вежливо себя ведут, — поддержал меня Рауль. — Марсела рассказывала… Впрочем, вам это неинтересно.
— Мне довелось увидеть, как Теодоро к ней относился, — коротко ответила я, понимая, о чём собрался умолчать теофренийский принц. — Я одного не понимаю, как после всего этого у вашего отца не пропало желание ввести в семью Сиятельного.
— Это не его прихоть, — коротко ответил Рауль.
Сиятельные вышли во двор, и тётя уверенно направилась к Сиятельному корпусу. На мгновение я испытала злорадство: сейчас опять всё пойдёт не так, как ей хочется. Диего тоже понял, куда ведёт её путь, поэтому предупредил:
— Корпус нас не принимает.
— Вас, дон Дарок, вообще в приличных домах не принимают, — отрезала дражайшая родственница. — Думаю, не надо уточнять почему.
— При чём тут это? — возмутился Диего. — И как, скажите на милость, отражается то, что мне отказали от дома несколько семей в Труадоне, на то, что меня не пускает Сиятельный корпус?
— Чувствует вашу гнилую натуру.
— Моей натуре до вашей ещё гнить и гнить, — огрызнулся Диего, ничуть не оскорблённый, а напротив, даже выглядевший польщённым, словно собеседница признавала неоценённые ранее достоинства.
