Он осознал, насколько это отличалось от нормальных Барьерных путешествий.
В отличие от таких путешествий, которым он обучал Элли, когда только забрал её из Сан-Франциско, такое путешествие требовало от него принести с собой некий элемент физического мира. Тут он чувствовал, что Элли выступает как настоящий мост — мост света между тем физическим, материальным миром внизу и тем, что существовал в измерении света.
В теории он понимал потребность в подобном.
По своим прежним исследованиям и по пониманию старых книг он даже знал, что элерианцев называют посредниками именно по этой причине — из-за способности действовать как буквальные звенья между физическим миром и Барьером.
Эта способность предположительно отличала их от обычных видящих, которым обычно приходилось существовать или в одном измерении, или в другом.
Конечно, это было сильное упрощение, но Ревик понимал теорию.
Он в некотором роде виде сквозь неё, чувствовал там сложности, возможности, но знал, что сейчас не время это изучать.
Сейчас скорее пора применить теорию на практике, и неважно, мог он объяснить это себе или нет — и не только в плане разрыва или встряхивания атомов, чтобы создать взрывы или сместить воздух для победы над врагами.
Жар послужил первой подсказкой о том, что он приближается.
Поначалу, пока он поднимался сквозь ту ночь, было прохладно.
Он мельком видел звёзды и облака, проблески луны и металл спутников. Он чувствовал присутствия других существ, паривших возле него в том холодном пространстве — это могла быть космическая пыль или Барьерные существа, планеты или луны, вращавшиеся вокруг них.
Но постепенно становилось теплее.
Затем сделалось жарко.
По мере того, как он карабкался, становилось всё жарче.
Когда его подъём замедлился, жар всё равно усиливался.
В какой-то момент он наконец-то достаточно сбросил скорость, чтобы видение мира вокруг выровнялось, позволив ему посмотреть, что жило в ночном небе перед ним. Из того размытого света и присутствия сформировалась ясная картинка, поразившая его сердце.
Как только он сумел различить извивающийся золотой, красный и оранжевый шар, висевший в небе перед ним, пламя как будто взорвалось перед его глазами.
Языки этого пламени извивались в ночном небе, затмевая звёзды.
Жар сделался невыносимым, пока он смотрел на пылающий шар жидкого газа. Даже зная, что в такой форме он не мог обжечься, когда свет Элли обхватывал его, оплетал и удерживал, он всё равно нервничал, находясь так близко.
В то же время он уже это чувствовал.
Он чувствовал там живой свет.
Раньше ему никогда в голову не приходило искать такое в планете, звезде, луне, туманности или астероиде… но теперь он ощущал это всюду вокруг себя — гейзер света и присутствия, омывавший его, электризовавший и бивший сквозь его свет, сквозь сами его кости.
Он посмотрел на огромную сферу и как будто впервые её увидел.
Источник жизни. Единственный источник жизни на Земле.
И сейчас он нуждался в нём.
Опять-таки, он понятия не имел, откуда знал, что делать.
Но он знал.
Он знал, и хоть сама идея этого — не только безумства подобной попытки, но и то, что случится, если он добьётся успеха — должна была напугать его до усрачки, он всё равно это сделал.
Он потянулся к этому живому присутствию.
Он вплёл туда свой свет, и это ощущалось почти как молитва.
Это ощущалось как молитва Единственному Истинному Богу.
Глава 60. Конец света
Джон смотрел, как их света постепенно становятся ярче, и подавлял нервозность, потому что напряжение стремительно увеличилось в разы за несколько секунд.
Это нарастание жара и света, похоже, не останавливалось и вообще не замедлялось.
Они становились лишь ярче… и ярче.
Через несколько секунд они сделались ещё ярче.
Видящие начали пятиться от них чисто из-за жара, который они источали. Кристаллы, обрамлявшие странной формы проём в скале, начали светиться, сначала сделавшись бледно-жёлтыми, потом постепенно потемнев до жёлто-зелёного, потом до зелёного, а потом до жёлто-зелёно-синего.
Теперь они обретали более тёмный сине-зелёный отлив.
Свет Ревика в особенности не только стал ярче, но и полностью изменил цвет. На глазах Джона пламя как будто курсировало вокруг его тела, лизало структуры его нижнего aleimi в такой манере, которая заставила видящих неподалеку отпрянуть ещё на несколько шагов.
Джон готов был поклясться, что видел это пламя не только своим светом видящего, но и невооружённым глазом. Он рефлекторно отвёл подальше свою племянницу Лили, хотя чувствовал через её свет, что ей тревожно отходить слишком далеко от её родителей.
Gaos, ему оставалось только надеяться, что это не убьёт их всех.
Рядом с ним Врег повернулся к Данте и хмуро посмотрел на виртуальные экраны, всё ещё нависавшие над её консолью.
— Что происходит с другими дверями? — ворчливо спросил он. — Они добиваются с ними какого-то успеха? Это вообще на них влияет?
Данте хмуро глянула на ближайший экран, который, казалось, просто показывал прокручивающийся код из бессмысленных символов и цифр.
— Не думаю, что с их стороны что-то изменилось, — сказала она, с минуту изучая показатели. — Это похоже на то, что случилось с здешней дверью, когда они ранее направляли свет. Похоже, их машины просто швыряют свет в двери, а двери его впитывают. Я по-прежнему не замечаю стабилизации источника питания. Как будто всё впитывается и просто исчезает, словно свет тупо проглотили.
— Они сосредоточились на попытке открыть все двери? — спросил Джон. — Или только одну-две?
Данте поджала губы, снова глядя на показатели.
— Они все связаны, — сказала она. — Так что это, похоже, не играет особой роли. Они перемещают свет в рамках самой сети… ударяя по одной двери, затем по следующей. Пробуют разные комбинации дверей. Они получают вспышки то тут, то там, но в целом это мало что даёт в плане создания стабильной связи. Я не видела больших вспышек энергии вроде той, которая случилась при кратком открытии двери под Ватиканом.
Нахмурившись, она посмотрела на него через плечо.
— Честно говоря, я до сих пор точно не понимаю, как они это сделали. Если Элли смогла открыть ту дверь даже с телекинетической машиной, почему с этой ничего не получается? Разве с этой всё не должно быть проще?
Джон глянул на неё, поджав губы.
— Элли подумала, может, это потому, что по той двери она ударила быстрее и сильнее, — пробормотал он, сунув руки в карманы и покосившись через плечо на свою сестру и её мужа. — Она сказала, что её действия в Риме напоминали скорее атаку. Она пыталась спасти всех от телекинетической машины.
Поморщившись и вспомнив её слова, Джон пожал одним плечом.
— Она подумала, может, она «испугала» дверь, и та открылась сама. Здесь она постаралась так не делать. Она не хотела, чтобы дверь опять открылась и быстро закрылась. Она боялась, что это сожжёт дверь, как ту в Риме.
Когда все озадаченно посмотрели на него, Джон во второй раз пожал тем же плечом.
— Ведь Элли так говорила, верно, 'Дори? Что она ударила по двери, и та открылась?
— Да, — Балидор показал одной рукой жест «более-менее». — Да. Мост подумала, что может, произошло нечто подобное. Её слова ощущались правдивыми.
— Так почему эта дверь не открывается сама по себе? — парировала Данте. — Она просто засранка? Или что?
Нахмурившись, Балидор не ответил.
Все остальные тоже промолчали.
Выдохнув, Данте вытерла пот со лба, затем снова хмуро посмотрела на машины.
— Ну, aleimi-свет людей в тех городах перенёс большой удар. Судя по этому и по тому, как мало изменился уровень света в дверях, я предполагаю, что их действия не приносят результата.
— Насколько большой удар?
Повернувшись, Данте нахмурилась от прямого вопроса Врега.
