— Вижу, что ты не намерен выполнять обещание, что дала твоя женщина, — начал военный, вставая и начиная беспокойно вышагивать по комнате, — но, я надеюсь, после того, что я расскажу тебе, ты передумаешь. Мне не хотелось бы причинять боль ни тебе, ни, там более, ей, но если вы будете молчать, я это сделаю! Потому что я хочу знать, что случилось с моей внучкой? Где она сейчас? Все ли у нее хорошо? Ты знаешь что-нибудь о Лилии Баттен, девушке, что была отдана волкам в этот Летний день? — на последних словах мужчина метнулся к кровати и навис надо мной, очевидно с трудом удерживаясь от того, чтобы не начать трясти меня за плечи.
Я тяжело сглотнул. Нет, я не боялся за себя, хотя возможность попасть в руки человеческих палачей и вызвала невольных холодок в сердце. Но Сильвия… Позволить причинить ей боль я просто не мог! Не имел права! Так же, как и рассказать этому незнакомцу хоть что-то, способное причинить вред стае или моей семье. И что же мне делать?
— Тебя интересует только то, что случилось с Лией? — уточнил я, — как ты намерен в дальнейшем использовать полученную информацию? И что планируешь делать с нами?
— А ты осторожный, волк, — мужчина снова опустился на стул рядом с кроватью, — и хитрый! Что ты хочешь услышать? Что я отпущу вас, как только ты будешь способен сесть на лошадь? Что никогда и никому не расскажу о том, что услышал от тебя о своей внучке? Такого обещания ты от меня ждешь?
Я только кивнул. Чувствуя, как с каждым словом в мужчине все сильнее разгорается ярость, ярость, что заслонила собой даже беспокойство!
— Я уже и так слишком много пообещал твоей девчонке! — прошипел он, наклоняясь ко мне, — я пообещал, что ты будешь жить! Ты, зверь, будешь жить! И тебе этого недостаточно???
— Нет! Информация о Лилии касается моей семьи, — я внимательно следил за эмоциями собеседника, чувствуя, как иду по тонкой грани, стоит переступить которую и мужчина окончательно сорвется, — я думаю ты знаешь, что еще ни один волк не рассказал под пытками ничего о своей стае! Скольких вам удавалось захватить? Я знаю о семерых и еще двое пропали без вести. И о том, что они сгинули в ваших подвалах, доподлинно неизвестно. Но вы так ничего и не узнали о нас! Разве нет?
— От тебя может быть и не узнаю, а вот от нее…, - и мужчина кивнул на закрытую дверь, за которой, судя по всему, и держали Лив.
— Ты ведь видел двойную метку на ее теле? — устало спросил я, чувствуя как вымотал меня этот разговор. Голова кружилась и меня снова медленно но неотвратимо утягивало в забытье, — это метка рабыни. Ты не знаешь, человек, но я могу в любой момент остановить ее сердце, просто пожелав. Она умрет, не успев сказать тебе ни слова о внучке, ни единого слова! И я сделаю это! Смерть намного милосерднее жизни в руках палача! Так что решай, человек, насколько сильно ты хочешь знать что-то про Лию.
В комнате воцарилось молчание. Мужчина встал, прошел к окну, посмотрел в него несколько бесконечно долгих минут и вернулся обратно. Губы его были плотно сжаты и меня окатило такой ненавистью, что заломило зубы.
— Обещаю! — процедил он, возвращаясь на стул, — что отпущу тебя и девушку, когда вы будете в состоянии уехать. И не буду преследовать. И, даже, скрою информацию о том, что ты был здесь от моего начальства, а теперь говори, зверь, что с моей внучкой?
Я едва заметно выдохнул и, собрав остатки сил, быстро проговорил:
— Лию взял себе один из волков, она здорова, когда я уезжал, была на втором месяце…
— Что? ЧТО? — меня все же схватили за плечи и сильно встряхнули, вызывая невольный стон, — ее взял себе волк? Моя внучка беременна? — но ответить я уже не мог. Темнота, давно и жадно ожидающая меня, наконец, обступила со всех сторон и милосердно утянула в себя мое измученное сознание.
* * *
Сильвия
Я тихой мышкой затаилась к коридоре у окна. Из комнаты где лежал Стэн, доносились голоса. Понять о чем там говорят, было невозможно, но я, по крайней мере, знала, что мой волк очнулся. Путь до крепости дался ему нелегко. Мы прибыли туда только к вечеру, комендант, конечно, спешил назад, но состояние раненного не позволяло двигаться хоть сколько-нибудь быстро. И все равно его растрясли: сквозь плотную повязку стала проступать кровь. И лекарь велел остановится для перевязки, напоил больного какими-то отварами и только потом разрешил продолжить движение. Поэтому, когда за деревьями показалась высокая крепостная стена со стоящими на карауле солдатами, я облегченно выдохнула. Находится в седле, так далеко от Стэна и не иметь возможности хоть чем-то ему помочь было мучительно! А потом были массивные, обитые железом ворота и лазарет, где Стэна уложили, предварительно сменив снова пропитавшиеся кровью повязки, и позволили нам, наконец, остаться вдвоем. Я просидела у его постели всю ночь, держа его за руку и боясь закрыть глаза, потому что мне казалось, что стоит мне отвернуться, задремать на минутку или отвлечься и его не станет. И страх этот заставлял меня цепляться за его руку и бессвязно шептать волку о том, какой же я, оказывается, была дурой, когда искренне считала, что вдали от него мне будет лучше, о том, что поняла только сейчас, как же близок стал он для меня, о том, что не хочу никуда от него уезжать и буду с ним, если только он того пожелает!
— Только живи, Стэн, — шептала я сползая на пол и прижимаясь щекой к его неподвижной холодной руке, — слышишь? Живи! Ты же обещал! — и не замечала того, что по щекам все катятся и катятся на белую простынь горячие слезы. А потом взошло солнце и я почувствовала, как смерть, всю ночь кружившая вокруг раненного, медленно и словно бы неохотно отступает.
И лишь тогда позволила себе положить голову ему на руку и закрыть глаза, мгновенно проваливаясь в тяжелый сон, из которого меня довольно грубо выдернули, чувствительно потряся за плечо.
— Выйди, — под глазами коменданта крепости залегли темные тени, было ощущение что он тоже не спал всю ночь, — лекарь сказал, что зверь скоро очнется, нам надо поговорить. Наедине.
И вот я уже бесконечно долго ждала окончания этого разговора, затаившись в коридоре и моля всех богов, чтобы Стэн не упрямился, а капитан сдержал свой буйный нрав и не причинил вреда моему волку. А потом дверь распахнулась и из комнаты вышел белый, как приведение, мужчина с судорожно сжатыми в кулаки руками, посмотрел прямо на меня, очевидно не видя и не замечая ничего вокруг и вдруг сгорбившись и, словно бы в одно мгновение потеряв всю свою стать, тяжело пошел прочь от комнаты. А я вскочила и, не помня себя от ужаса, ласточкой полетела в палату, где лежал снова потерявший сознание Стэн. И почему мне кажется, что они как-то не очень хорошо поговорили, совсем не так, как должны были?
Стэн неподвижно лежал на кровати и тяжело, надрывно дышал. Я снова опустилась на колени и прижалась щекой к его ладони. Почему-то мне казалось, что так ему будет легче. И снова я не могла молчать. И снова говорила, говорила, говорила, срываясь на шепот и обещая все, что только могла ему пообещать, лишь бы он исполнил свое обещание, лишь бы выжил! Скрипнула, открываясь дверь, и в комнату вошел лекарь, посмотрел на коленопреклонную меня и, мягко улыбнувшись, сказал:
— Сходи-ка ты на обед, девочка, вчера ни крошки не съела, да и сегодня завтрак пропустила, вон какая мелкая да худая, одни кости! Давай, давай! — поторопил он меня, видя что я сомневаюсь, — да не бойся! Я посижу с ним, пока тебя не будет, понаблюдаю!
И я покорно поднялась и пошла в столовую. Есть действительно хотелось безумно. Последний раз я перекусывала еще по пути в крепость, да и то на ходу и только всухомятку. В общей столовой, путь в которую мне подробно объяснил лекарь, было многолюдно и шумно. За большими столами сидело несколько десятков мужчин разного возраста. Они неторопливо работали ложками и о чем-то разговаривали. Впрочем, разговоры почти сразу стихли, стоило мне замереть на пороге, и на мне скрестились удивленные взгляды. Стало неуютно и я поспешила войти внутрь и двинулась к высокой стойке, за которой стоял высокий розовощекий повар.
