— Ариш, как думаешь, вот этот сарафан надеть или тот, голубой? — Полина растерянно смотрела на разложенные по кровати, расшитые бисером растительным орнаментом, наряды.
— Тебе оба очень идут, Полин, какой ни надень. Какой больше хочется? — я поочередно прикладывала к подруге наряды, любуясь цветочной россыпью бисера.
— Оба больно баски, не могу выбрать, — сокрушалась Полинка.
— Надень сегодня голубой, уж коли я в зеленом. А зеленый в следующий раз, когда я красный надену. Я вот и ленту синюю тебе дам.
— Еще венки нужно сплести, — Полина немного спешила, натягивая расшитую по рукавам рубаху.
— Успеем, Поль, — успокаивала я ее, помогая облачиться в сарафан. — Я знаю, где найти нужные двенадцать трав, не сходя с места, — я рассмеялась, вспоминая свои новые способности по выращиванию каких угодно трав, где угодно. Заодно и попрактикуюсь. Переплетя друг другу красивые косы с яркими лентами, собрались выходить.
— Поля, меч-то тебе зачем в хороводе? От женихов отмахиваться будешь? — спросила я Полину, по привычке схватившую в охапку меч.
— Ох, и правда, — рассмеялась подруга, оставляя меч.
В дверь постучали. Полина открыла. На пороге стоял Митька. В новой, с расшитым воротом, рубахе, в новых сапогах. Со свертком в руках. Полина поспешно отступила.
— Проходи, Митя.
— Вы уже выходили? — отчего-то немного растерянно произнес парень, явно смущаясь.
— Ничего страшного, мы еще не успели, — сказала Полина, — заходи.
— Мы в зеркало посмотримся, — развеяла я его сомнения.
Митька прошел. Положил сверток на стол и произнес, заливаясь румянцем:
— Полин, это тебе.
— А что там? — с интересом поглядывая на чистую льняную салфетку, спросила Полина.
— Разверни, увидишь, — встряла я, уже сгорая от нетерпения. Неужели эти двое когда-нибудь договорятся?
Полина — робко! — это Полина-то! — развернула салфетку. Два больших печатных пряника с глазурью и, судя по аромату, со смородиновой начинкой явили ей свои румяные бока.
— Ох, Митя… — только и смогла тихо произнести приятно тронутая, зардевшаяся подруга.
Митька облегченно выдохнул, разулыбался довольной улыбкой.
— Только я не ем на ночь-то мучного, — довольно категорично вернула его в реальность Полина.
Я даже не сразу поняла, о чем это она толкует. Пряников, что ли не ест? Я открыла, было, рот, чтобы возразить, но получила от Полины суровый предупреждающий взгляд.
Пришлось просто закрыть рот. Вот и пусть сами разбираются! Мне вообще пора идти, еще уйму трав собирать. Венок плести. Хороводы водить.
— Почему это, Поль? — Митька опешил. Озадачился, аж лоб нахмурил. Обескураженно пошарил глазами по комнате. Домовенка ищет, поняла я. Попал Елисей. Надо выручать.
— Фигуру бережет, — встряла я, хоть и обещала себе не лезть. — Видишь ведь, красавица, каких поискать!
Полинка метнула в меня недобрый взгляд. А ну и пусть! Или он еще три года вокруг нее кругами ходить будет, а подойти так и не решится.
Эта заноза обломает же в очередной раз на корню все попытки. Потом страдать будет. Медом не корми, дай пострадать!
— Полин, так ведь тебе кушать хорошо надо, — осторожно начал Митька, на удивление быстро смекнувший суть проблемы. — Ты, на поле-то, вон, сколько энергии тратишь. Тебя пара пряников точно не испортит. Да, даже десяток не испортит. Даже вечером… Ну, утром лишний километр пробежишь.
Митька уже расслабился и сдерживал улыбку, напуская серьезность.
— Сговорились, смотрю, — не выдержав, рассмеялась Полинка. — Спелись, голубки!
Мы переглянулись с Митькой и расхохотались.
— Да ни разу! — отперлась я.
— Ни в жись! — отмахнулся Митька.
Когда мы присоединились к гулянию, на холме уже женщины, счастливые в браке, с игривой непринужденностью начинали водить хоровод, рассказывая о своей ладной судьбе, сплетая широкие плавные движения с восхитительными напевами.
Потом супружние женщины поодиночке за руку стали вводить незамужних в хоровод, внося виток особенной жизнерадостности и даря молодым состояние скромности и простоты, в сочетании с большим чувством собственного достоинства.
Зажгли костер и начались заклички богиням, плавно перетекающие в напевное: «Выходили красны девицы из ворот гулять на улицу…» и дальше в «Уж я сеяла, сеяла ленок… Я полола, полола ленок…».
Пение сопровождалось движениями, характерными для упоминаемой в песне работы.
Мы с Полиной резвились в этом энергетическом вихре ярких и выпуклых образов со вкусом и особым удовольствием, с простодушием и неподдельным, искренним восторгом, всецело отдаваясь атмосфере свободы и веселья, неизменно ощущая на себе заинтересованные взгляды парней.
Вскоре девушки запели призывную: «Собиралися ясны соколы во дубравушку…».
Ясны соколы, вертящиеся и приплясывающие неподалеку, сами, взявшись за руки, составили круг и запели: «Как у нас во торгу клич кликали…», постепенно приближаясь к нашему кругу.
Девушки, уже не скрывающие, что без удали и участия мужчин их забава скучна и утомительна, пригласили парней в свой круг и раздалось: «Заплетися, плетень, заплетися!».
Одна из пар дугообразно подняли руки и под ними стали проходить попарно все остальные, образуя «ручеек», после чего хоровод рассыпался: «Расплетайся, плетень, расплетайся!».
Рассыпавшиеся пары перемешались, затем все повторилось: «Заплетися, плетень, заплетися!».
Непонятным образом, оказавшийся рядом со мной, Даниэль ухватил меня за руку и потащил в арку из множества поднятых рук. Что он делает в хороводе?
Ему пришлось довольно сильно наклониться, а «ручеек» сегодня был на удивление длинный, но он справился с нехитрой задачей.
В льняной вышитой рубахе и холщовых штанах?! Надо признать, он и в этом наряде умудрился быть самым красивым парнем. Или так кажется только мне? Но зачем ему это?
Встав в конце «плетня» и переплетя с ним пальцы, я вздохнула от полноты эмоций, переполнявших меня, и украдкой покосилась на эльфа.
Боже, до чего же он красивый! В отблесках костра глаза его приобрели еще большую глубину и мерцали как сапфиры. Открытая, по-мальчишески задорная улыбка, блеснувшая, когда он схватил меня за руку, стерла высокомерную безупречность его прежнего образа.
От нахлынувшего волнения колени мои ослабли, и я невольно сильнее сжала его пальцы. Даниэль повернулся ко мне и глаза наши встретились. Боги! Сколько огня!
Его улыбка стала шире и в разы обаятельнее. Даже не представляла, что он может так улыбаться. Сердце глухими ударами отдавалось уже где-то в горле.
Это же погибель просто, а не парень! А уши! Могут ли кому-то вообще так идти его собственные длинные уши?
Я бы еще продолжила, уже в открытую им любоваться, но прозвучавшее: «Расплетайся, плетень, расплетайся!» безжалостно отбросило нас в разные стороны.
Полина нашла меня в этой круговерти и, оттащив в сторону, предложила:
— Пойдем, Ариш, утром вставать рано.
Я согласилась, наступив на горло своему желанию еще раз увидеть улыбающегося мне Даниэля. И в самом деле, завтра вставать нужно рано.
Да и не к чему это, эльфом любоваться. Хоровод, конечно, затягивает, но голову терять от веселья, определенно, не нужно.
Возвращаясь в общежитие, немного опьяненные атмосферой костра и веселья, решили пройтись не спеша, чтобы успокоиться перед сном.
Магические светильники подсвечивали дорожку молочным матовым светом. Очередной поворот и на тропинку перед нами вышел мужчина, точнее эльф.
Я сразу узнала его по длинным темным волосам и чеканному профилю. Отсветы костра в его взгляде плясали алыми всполохами, делая его черты поистине демоническими.
Расстегнутый ворот жилета открывал десяток амулетов из драгоценных камней и металлов, украшавших мощную шею, и край причудливой татуировки.
— Вечер добрый, милые дамы! — кривая улыбка не сделала его красивое, породистое лицо более приятным. Темные глаза остались внимательными и холодными. — Весь вечер вами любовался. Невозможно остаться равнодушным к такой красоте. Тем более, тонко воспринимающему прекрасное мужчине, к женскому очарованию. К сожалению, мы не знакомы. Позвольте представиться?
