Ангелина издала приглушённый, полный отчаяния стон. И как ей здесь жить, скажите на милость? Она же совершенно не понимает даже основ социального взаимодействия этого общества! До этого момента ей не приходилось толком ни с кем контактировать, но что случится, когда ей придётся поддерживать общение с людьми в большей степени, чем банальные формальности? Ох, да даже формальности! Все те крохи знания об этикете, которые у неё есть, были получены в её мире. Генриетта провела инструктаж, но весьма скупой — многие вещи люди, родившиеся здесь, впитывают с младенчества, им не нужно отдельно объяснять, что и кому подобает носить, с кем и как разговаривать, как и что танцевать! Для них это — данность!
Для них, но не для Ангелины. Пожалуй, только сейчас девушка в полной мере осознала — она здесь янки при дворе короля Артура. Потерянная, абсолютно ничего не понимающая чужачка. И если даже ей удалось бы сбежать, это бы не привело ни к чему хорошему. Её одинокие скитания вполне могли бы закончиться в тот момент, когда она ненароком оскорбила бы кого-нибудь высокопоставленного чиновника или просто чересчур чувствительного прохожего своим видом, поведением, словами — да чем угодно! Возможно, даже её привычное землянам "боже" является в этом мире святотатством, ведь, насколько Ангелина могла заметить, местные говорят исключительно "божество", не допуская никаких сокращений.
Определённо, одной ей не выжить. Значит, придётся старательно отыгрывать роль принцессы, сидя смирно. По крайней мере, до того момента, пока она не освоится в этом мире и не разовьёт свою магию достаточно для того, чтобы иметь возможность посредством её заработать.
Сжав пальцы на ногах, Ангелина медленно кивнула, соглашаясь со своими мыслями. За всеми этими размышлениями она сама не заметила, как успела согреться, и теперь её глаза, в которых отражалось медленно облизывающее тонкие сухие веточки пламя, начали медленно слипаться. До ушей девушки доносились голоса каттегатцев, однако её разума лишь едва-едва касались отдельно взятые слова — всё остальное благополучно тонуло в общей смеси фонового шума леса, который с наступлением темноты внезапно стал более общительным, посылая редкие выкрики ночных птиц.
— Тебе нужно поесть. Держи.
Бархатистый голос Харальда, внезапно раздавшийся у её уха, заставил Ангелину резко дёрнуться. Быстро повернувшись, она увидела усаживающегося подле неё конунга. В руке он держал нечто, напоминающее небольшой кусок вяленого мяса, который мужчина протягивал ей. Девушка сжала губы. Заметив её реакцию, Харальд насмешливо приподнял бровь.
— Боишься, что отравлено? — Хохотнул он.
— Нет, — уши Ангелины покраснели от досады — она была уверена, что конунг насмехается над ней. — Если бы вы хотели меня отравить, то не несли бы… столько времени через лес. Я не могу есть, — подняв свои связанные руки, она приблизила их к лицу мужчины, многозначительно указывая на них взглядом. — Если вы помните.
— Я не страдаю забывчивостью, — её собеседник усмехнулся, и на лице его отразилась злость. Он резко склонился к девушке. — В отличие от королевы Норфолка, я никогда не забываю ни о своих поступках, ни об обещаниях.
Ангелина с вызовом взглянула на него. Её глаза сверкнули обидой.
— Не понимаю, причём здесь королева Норфолка, — нервно облизнув губы, парировала она. — Я ни о чём не забывала и никаких обещаний не нарушала, и я не обязана за них расплачиваться. Если есть претензии к моей матери — предъявите их ей лично вместо того, что бы вымещать злость на связанной и беспомощной девушке!
К концу небольшой тирады сердцебиение Ангелины ускорилось до такой степени, что казалось, будто сердце сейчас пробьёт грудную клетку и вырвется наружу, подобно маленькой, бойкой домашней канарейке. Девушка тяжело сглотнула, но не отвернулась. Как оловянный солдатик она храбро продолжала смотреть в глаза Харальду, заставляя себя не отводить взгляда.
Молчание, длившееся, по ощущениям Ангелины, целую вечность, было прервано подошедшей к ним каттегаткой. Не удостоив принцессу и взглядом, она наклонилась к конунгу, что-то зашептав тому на ухо. Воспользовавшись моментом, Ангелина отвернулась, уставившись на костёр. Пока они разговаривали, кто-то из каттегатцев успел подкинуть в него нового хвороста, который резвые язычки пламени с радостью принялись облизывать, довольно потрескивая. Подняв голову, она встретилась глазами с сидящими на втором бревне тремя мужчинами. Активно работая челюстями, они жевали небольшие куски вяленого мяса, негромко переговариваясь друг с другом и время от времени бросая непонятные взгляды в их сторону. Их лица, освещаемые сейчас лишь пламенем костра, были подобны каменным маскам — такие же суровые и грубые, лишённые каких-либо эмоций. Ангелина не смогла даже приблизительно определить их возраст — свойственная только молодым сила и выносливость причудливо сочеталась в них с естественной для взрослых внутренней строгостью и серьёзностью. Это сквозило во всём — в их внешности, в том, как они разговаривали, как двигались; девушка была уверена — встреть она их где-нибудь на улице в обычной гражданской одежде, она бы сразу поняла, что они военные.
Отведя взгляд в сторону, Ангелина вздохнула. Её плеча едва заметно коснулась тёплая широкая ладонь. Повернув голову, она встретилась взглядом с конунгом. Каттегатка, разместившись по правую руку от него, принялась есть, обмениваясь фразами с сидящим рядом с ней товарищем.
— Тебе всё-таки нужно поесть, — спокойно произнёс Харальд. — Я покормлю тебя, если ты не будешь упрямиться.
— Почему бы вам не развязать меня? — В голосе Ангелины отчётливо слышалась усталость. — Я всё равно не смогу сбежать — вас же больше. Да даже если и смогу, я не выживу в лесу в одиночку.
Мужчина тихо рассмеялся. Его смех, грудной и глубокий, мягко ласкал слух девушки, отчего та невольно зарделась — хоть конунг Каттегата и был опасным человеком, вселявшим девушке страх, она не могла игнорировать того факта, что его голос был довольно волнующим. И обстоятельство это только усугубляло её положение — этот голос хоть и звучал как рай, но произнесённое им могло ранить больно, как ад. Харальд был хищником — и об этом не стоило забывать. Пусть он пока и не проявил себя таковым с ней, Ангелина чувствовала, нет, знала — это явно читалось в его глазах — ей не стоит обманываться его приятной наружностью и слишком зарываться.
— Конечно, ты не убежишь, принцесса. — Мягко произнёс конунг, отсмеявшись. — Но кто знает, какая мысль посетит твою обиженную головку? Может, ты захочешь убить кого-нибудь? А я уже потерял своих бойцов из-за твоего побега. Так что, — невесомо коснувшись подбородка Ангелины, он заставил её чуть приподнять голову, — придётся тебе пока побыть связанной, Твоё Высочество. — Убрав руку, он с прежней интонацией произнёс, — так ты будешь упрямиться или позволишь мне накормить тебя?
— Я не буду упрямиться, — сглотнув, быстро проговорила Ангелина.
Харальд удовлетворённо усмехнулся.
* * *
— … а как же ж, Ваше Величество! Места для всех отыщем, уж не тревожьтесь!
— В таком случае, — в голосе конунга звучала свойственная ему спокойная уверенность, — тол Моргентау, проследите за тем, что бы всё было сделано быстро — мои воины порядком устали.
— Конечно, Ваше Величество, — хозяйка постоялого двора активно закивала, неосознанно потирая свои полноватые руки. — Разместим всех со всеми удобствами, можете не сомневаться! Нам не впервой принимать высочайших гостей и, Божество мне свидетель, мы ни разу ещё не ударили в грязь лицом.
— Надеюсь, — достав небольшой холщовый мешочек, конунг раскрыл его и протянул хозяйке "Туманной литы". — Все занятые гостями комнаты должны быть освобождены — постоялый двор наш до завтрашнего утра.
Тол взяла протянутый мужчиной кошель. Нетерпеливо высыпав на стойку небольшую горку золотых монет, она едва не присвистнула, но, вовремя опомнившись, с до комичного важным выражением на лице ответила:
