его потеряла, но он глубоко запал в мое сердце и принадлежал мне.
Я все еще стояла, прижав палец к губам и закрыв глаза, когда моя дверь распахнулась. Я не заперла ее, но я также не ожидала, что Александр войдет без стука. Обычно он был таким строгим джентльменом, придерживающимся кодекса поведения, которому мы все следовали в Верхах.
Одним из них, казалось, был минимальный контакт друг с другом, несмотря на то, что мы были помолвлены. Это единственное, что делало помолвку терпимой. Зная, что он не собирается затаскивать меня в постель.
— Уиллоу! — воскликнул он и пересек комнату в два больших шага, когда мои глаза резко открылись. Его страдальческое лицо было всем, что я видела, и в этот момент он, казалось, сбросил маску, за которую обычно цеплялся. Он потерял всякое притворство и контроль над собой. Его волосы были взъерошены, и он не насмехался ни надо мной, ни над кем- либо другим, обладая врожденным знанием того, что его происхождение выше всех остальных.
В этот момент он был красив. Он был подобен дикому зверю, готовому прыгнуть и напасть на то, что угрожало мне. Его белая рубашка прилипла к мускулистому телу и была влажной от пота, страх, который он испытал, сочился из его тела.
Однако от него пахло мускусом, а не потом. Как будто происхождение и хорошие деньги очистили его от всех низменных биологических реакций.
И, несмотря на все это, он не вызывал у меня таких чувств, как Ром. Или Люк.
Двое мужчин, с которыми я была, по крайней мере, в своих фантазиях. Двух мужчин, которых я любила в разное время, одного, когда была моложе, и другого после того, как потеряла первого.
Все детали были для меня расплывчатыми, но у меня было ощущение, что это правда.
С Александром все это казалось неправильным. Как будто наши клетки отталкивали друг друга, как будто ауры наших тел несовместимы, и наши души знали это.
— Я думал, что снова потерял тебя, черт возьми, — прохрипел Александр и схватил меня за плечи. — Мы искали тебя по всему кампусу. Где ты пряталась? Ты знаешь, я терпеть не могу, когда ты прячешься от меня. Нам не нужно продолжать играть в эти игры.
Видимо, до комы я была ужасна. Играла в игры, подкрадывалась к Александру тайком. У меня не было ощущения, что я буду такой сейчас.
— Я не играла в игры. Я побежала и немного развернулась, — сказал я. — Запаниковала во время процедур. Теперь они пугают меня.
— Они необходимы вам для поддержания хорошего физического и психического здоровья, — настаивал он. — В следующий раз я пойду с тобой. Я помогу тебе расслабиться, чтобы ты не убежала.
— Я не хотела тебя напугать, — сказала я, опуская глаза в пол. Я хотела показать ему почтение, подчинение. У меня было чувство, что Александру это нужно. Ему нужно было, чтобы я была такой женщиной, которой нравились уроки, которые нам преподавали, которая не видела, как это хреново, что я ела его коржи, пока он обедал. — Я постараюсь больше так не делать.
— Я поговорю со своим отцом и посмотрю, можем ли мы что-нибудь с этим сделать, — сказал он, все еще сжимая мои плечи. — Мы могли бы дать тебе чип. Крошечный имплантат, чтобы я никогда больше не потерял тебя.
Мои глаза расширились, и я посмотрела прямо на него.
— Устройство слежения? — спросила я, не очень хорошо скрывая свой ужас.
— Ты его даже не почувствуешь, — сказал он, как будто это могло меня успокоить. — Мой отец устроил бы это, а ты знаешь, насколько он искусен в подобных вещах.
Я неуверенно кивнула, но на самом деле я не знала. Я вообще ничего не помнила о мистере Ремингтоне, кроме того, что за мной наблюдали с небольшого расстояния, когда я была в клинике после комы.
— Он разработал лекарство, которое не дает тебе снова погрузиться в сон, — сказал он и наконец расслабил руки. Он переместил одну мне на затылок, туда, где совсем недавно была рука Люка. Вместо того чтобы заставить меня растаять, это заставило меня заледенеть, и я подавила дрожь, которая угрожала пробежать вверх и вниз по моему позвоночнику.
Александр провел другой рукой по моей шее к линии подбородка, где погладил его одним пальцем. Он определено хотел, чтобы это было чувственно, но я не хотела, чтобы он так прикасался ко мне. Каждая клеточка моего существа кричала против того, чтобы он прикасался ко мне как угодно, кроме чисто функциональных движений. Это желание было чуждым и нежеланным.
И все же он был моим женихом.
Человек, происходивший из самой влиятельной семьи в стране, чей отец контролировал те самые вещества, которые вводили в мой организм и в тела половины пациентов в Северной Америке.
Кто я такая, чтобы смотреть свысока на Александра Ремингтона? Кто я такая, чтобы сомневаться в абсолютной гениальности мистера Ремингтона?
Эти мысли владели моей головой, но эти проклятые навязчивые образы снова непрошеными всплыли на поверхность.
Образ того, как я занимаюсь сексом с Ромом, но мы оба были моложе. И образ меня, извивающейся в чистом блаженстве на массивном члене Люка. И я знала, что он массивный. Я знала, что они оба были такими.
Откуда я могла знать, что они оба ощущались, если я никогда не была ни с одним из них?
Такого рода вопросы мучили меня и заставляли задыхаться в растерянном отчаянии.
— Тебе нужны твои таблетки, — сказал Александр и притянул меня к себе. Он был мускулистым и хорошо сложенным, но опять же… он не подходил мне. — Но сначала тебе нужно вспомнить, кому ты принадлежишь, Уиллоу. Кто владеет тобой.
Прежде чем я успела ответить, его рот накрыл мой и заглушил все слова, которые я отчаянно хотела выкрикнуть. Когда он поцеловал меня, это было совсем не похоже на Люка. Это было жестоко и решительно. С его стороны не было никаких колебаний. Он владел мной, по крайней мере, он так думал. Я принадлежала ему или принадлежала к его семье.
Он сжал мое лицо своими мягкими длинными пальцами и отстранился.
— Поцелуй меня, черт возьми, мой маленький воробушек, — прохрипел он.
— Поцелуй меня по-настоящему. Как будто ты любишь меня. Дай мне знать, как сильно я нужен твоей горячей маленькой киске.
Черт. Я не любила его, и моя киска, горячая или нет, вообще его не хотела. Но я должна была притворяться, чтобы продержаться, либо пока я не смогу сбежать. Как только я узнаю обстановку и
