усадить, дать в зубки что-нибудь вкусное и, умиляясь, наблюдать, как она грызет…
Ого! Вот это номер. Т’анэ Эфар чуть прикрыл глаза, выдохнул, очищая энергетику от постороннего и окружил себя слабеньким ментальным щитом. Услышав Лиссэ (что на языке дивных обозначало «сладость») Альвине не стал надевать не только морок. Люди не владели эмпатией и голосом настолько, чтобы ему, мастеру в перечисленном и физиологически устойчивому к подобному, приходилось себя ограждать. А тут такой сюрприз.
— Доброго дня, Альвине, — трепеща ресницами поздоровалась Лисия. Она стеснялась своей беременности и старалась прикрыть живот под специально скроеным платьем руками и сумочкой, но это только притягивало взгляд. Хотелось улыбаться. Просто так. — Я надеялась увидеть Ная. Он не приехал?
— Должен был. Но мы решили, что он побудет в Эфар-мар до конца месяца. Небольшие сложности с даром. Найниэ сейчас нежелательно контактировать с не устойчивым к голосу живыми.
Он взял ее за нервничающие руки и отвел к креслу. Усадил, вручил вместо сумочки круглую плюшевую подушку — прятаться за ней было удобнее чем за сумочкой, придвинул пуфик и устроился напротив. Изумительно, до чего хороша. По светлой коже веснушки бисером, рыжий стал темным, бронзовым, в зеленовато-карих глазах жадный вампирский блеск. Человеческие женщины, даже немножко ведьмы, так восприимчивы к ауре долгоживущих… Ребенок Лодвейна добавил в энергетику Лисии темного сияния, сделав ее удивительно похожей на Митику, ту с которой он случайно столкнулся в подворотне на Звонца и вмешался, хотя должен был просто наблюдать. Из-за вот этого темного сияния. Жалел? Случалось. Сомневался? Было. Наделал глупостей? Да. Поспешил? Однозначно. Поступил бы иначе? Нет.
— Ты чудесно выглядишь, Лис.
— Шутишь? Я ужасно толстая и мне все время хочется странного. Мяса с кровью, или просто…
— Крови, — коварно спросил эльф.
— Ужас, да?
— Так ты за этим забежала? Немножечко крови?
— Т’анэ Эфар! Вы совершенно невозможный тип.
— Возможный. Мы сына родили, помнишь?
— Разве такое забудешь? — ответила Лис и зарумянилась, вспомнив обстоятельства, и вильнула глазами в сторону.
— Лодвейн наконец узнал, что станет отцом? — догадался Альвине.
— Да, нечаянно, — и снова порозовела. Альвине открыто любовался. Матери его сына всегда чрезвычайно шло смущение.
— Ты счастлива, Лиссэ?
— Я… — Она задумалась лишь на долю мгновения. — Да. Это так странно. Я вот сейчас поняла. Когда ты спросил. Только…
— Только что?
— Вампиры не женятся на людях.
— Ерунда какая. Если тебе так хочется торжеств, можно просто устроить праздник с показательные надеванием колец.
— Браслетов.
— Браслетов, — поправился Эфарель. — Позовете друзей. И прочих причастных.
— Это будет не по-настоящему, — вздохнула она, опустив взгляд и погладив подушку.
— Глупенький лисенок… Ваше дитя, твое счастье, его забота — вот настоящее. А остальное — шелуха. Запомни это.
— А ты? Ты счастлив, Альвине?
Из распахнутых глаз Лисии на него смотрела некромант-стажер 2-го Восточного Митика Ливиу. И это было некрасиво. Смотреть на чудесную женщину, которая родила ему сына и была ему женой, и видеть другую, которая жена не ему и детей родила не ему. Впрочем… Он тоже задумался лишь на долю мгновения.
— Да, сладенькая. У меня все хорошо.
— Тогда откуда?.. — она коснулась пальцем уголка губ и приподняла бровь.
— В бегающую мебель веришь? — прищурился Альвине.
Лис хихикнула и покачала головой.
— Ладно, — нарочито покорно вздохнул он, — только не смей никому болтать, я и так выгляжу некрасиво в глазах общественности. У дамы, с которой я ненадолго уединился, оказался жадный и чрезвычайно вспыльчивый супруг.
— Еще один сын, т’анэ Эфар? — лучась смехом спросила Лисия. Но смех был только ширмой.
— Что-то не так, лисенок? Ты нервничаешь. Что-то с малышом? — пальцы Альвине сами собой сложились в основу для диагноста, но Лис накрыла руку ладошками, опуская на теплый ворс подушки.
— Всё в порядке. С ним. Это мой страх. После того, что случилось, едва не случилось с Микой у нас на новогодие, когда Дара…
Теперь была очередь Альвине накрывать ладони Лис своими.
— Послушай меня. И это действительно секрет, такие как я могут позвать свою кровь из небытия. Было сложно, потому что Дара не моей крови, но я разделил свет с ее матерью и… знал кое-кого очень похожего раньше, давно.
— Такие как ты? Эльфы?
— Такие как я эльфы, — кивнул Альвине.
Он не стал договаривать как боялся и какголосдрожал, едва не срываясь, потому что предначертанное грозило исполнится, не стал говорить и о том, что рядом обязательно нужен тот, кто подхватит. Целитель универсал или некромант. Лучше второй. Подхватит и удержит на пороге. Только так. Только так становятся Ее жрицами. Чтобы сиять во тьме золотом вечно возрождающейся жизни. Почти как фениксы, но немного иначе. Воплощенное пламя живет, чтобы умирать, а они умирают, чтобы жить. Такая у них магия.
— Совершенно дико просить тебя держать меня за руку в момент появления на свет не твоего ребенка. Я и не стану. Но…
— Ты носила мое дитя, делилась с ним, но и он делился с тобой. Мы связаны. Посмотри на себя Лис, ты почти человек, тебе много весен, а ты по прежнему выглядишь почти такой же, как была в день заключения брака.
— Сколько же досталось…ей, раз ты разделил с ней свет?
Не отвечал улыбался. Утешающе. Это была некрасивая тайна Лиссэ. И в этом была и его вина тоже. Она знала, что в тот день, когда между ними случилась близость, он видел рядом совсем другую женщину. Это обидно. Но несмотря ни на что, у них получилась хорошая семья по договору.
— Много, лисенок, но она вечное пламя, в ней и самой довольно жизни.
— Я знаю, что ты делаешь, — руки Лисии вновь легли сверху и сжали его пальцы и тот легкий ментальный щит, что поставил Альвине пошел рябью — так сильно она желала удостовериться в том, о чем догадалась. — Ты ждешь. Пока станет взрослым Рикорд, когда вырастет Дара… Просто ждешьее.
— Да, Лиссэ, я жду, — ответил Альвине и открылся. Сам. И вновь видел себя сквозь отражение чужих глаз, а Лис показалось, что она ослепла на миг, так ярко он сиял. Нереальный, как видение дрожащее на границе между сном и явью. Волосы — теплый каштан, глаза — пронизанное солнцем бирюзовое море, и светлая кожа, на которой кое-где все еще остались следы страшного жара, если знать куда и как смотреть, расцвеченная серебристо-золотым узором. Щеки, шея, руки.
— Жду мое сокровище, мое предназначение, хаэл’ин’тэс, — произнес он, и мир отозвался музыкой. — Мне это не сложно. Ждать — одна из немногих вещей, которые я делаю идеально.
Проводив Лисию и немного нарушив закон по
